Простуда сосёт. А ещё щекочет горло. Или это не она? Ох, блядь.

Посреди своей комнаты Ёжик сгибается пополам и оглушительно кашляет-лает, буквально отрыгивая какую-то зелёную хуйню. И много слюны, вязкой и прозрачной, она тоненькими нитями тянется к полу и цепляется за сраный листок, безмятежно лежащий внизу.

Ёжик икает. Его опоздание на пары уже не так беспокоит, как скребущийся в стену визжащего мозга инфаркт жопы.

Листок и Ёжик смотрят на друг друга. Две секунды проходят в кристально сияющем ахуе, а потом Ёжика снова скручивает и рвёт, прямо на листок, глухие спазмы выкручивают ему внутренности, шипасто царапаются вверх из желудка по горлу, по ощущениям — приглашая лёгкие с собой. Ноги подламываются, и Ёжик подрубается на колени, едва успевая упереться руками в пол прямо над этим. Тем самым, что было его завтраком и двумя гребаными пожеванными головками цветов, которые слезящиеся глаза Ёжика успевают определить как два синих ебаных шарика.

Вот дерьмо, думает Ёжик и падает в обморок. И лужу блевотины с лепестками.

***

Следующее пробуждение явно не станет топовым. Даже не в десятке «ну, сойдёт». Оно откровенно говённое, и Ёжик яростно ненавидит каждую секунду своего существования.

Его лицо лежит в неприятной во всех смыслах луже, но подняться сил нет, его конечности всё ещё трясутся, как после припадка, и это действительно больше, чем он может вынести.

Так что он медленно, как измождённый и старый тюлень, каким он себя и ощущает, переворачивает своё тело на спину и просто орёт в потолок.

Его волосы склеиваются насмерть.

***

Ёжик наблюдает, как Крош щебечет с одногруппницами на другом конце класса. Щебечет, конечно, сильно сказано — крашеный ржёт сивым мерином и хлопает ладонью по парте, пока девушки вокруг него смеются журчанием ручейков. Ёжик закрывает глаза и сглатывает, отправляя карабкающийся по пищеводу цветок обратно на его грёбаное место. Кто сказал, что только у него сегодня может быть дерьмовый день? И, конечно, у него так много вопросов, а один из них — как сильно он лажал на уроках биологии, если путает пищевод и трахею.

Цветок в горле будто скрючивается в спираль зла, и Ёжик снова кашляет как старый дед. Маска изнутри уже мокрая и противная, но не противнее, чем всё остальное вокруг. Поэтому Ёжик решает, что ему поебать.

Основная проблема, думает Ёжик, даже не в цветах. А в том, от кого они. Цветы, кстати, ничего, он уже погуглил, когда смог достать изо рта не деформированный бутон. Да, возможно, в этом моменте в нём сыграл юный спящий натуралист, который собрался засушить его.

Проблема в главной проблеме. Крош был туп как пробка. Самая тупая из классификаций пробок, если вам интересно. Есть пробки для слива, полезные, есть для вина — дорого, но хорошо, а Крош что-то из разряда пробок для задницы. Тоже есть свои функции, но господи, зачем? Возможно, Ёжику бы такая пробка понравилась, но опять же, зачем?

И господи, ему реально нравится эта пробка, но вопрос всё ещё тот же.

***

Ёжик думает о нескольких всратых впустую лет своей жизни. В кармане хрустит новый бутон. Ёжик уже почти приноровился — его слабый рвотный рефлекс сыграл на руку.

Он слышал, что девчонка из его школы умерла от этого. Акация разодрала ей легкие быстрее, чем кто-либо опомнился. Еще он слышал, что ее спасли, вытащив несколько кустов операцией, а потом она шагнула с подоконника от пустоты внутри.

Ситуация, в целом, ни туда, ни сюда.

Студенты шумят вокруг Ёжика в столовой, пока он сам гипнотизирует кусок картонной пиццы на картонной тарелке. Рядом стоит кипяток в пластиковом стаканчике и лежит пакетик саше от простуды. Это, в принципе, все, что он нашел дома из лекарств. Была еще отрава, которой траву морят, наверно родители оставили после себя, но Ёжик, кажется, еще не настолько отчаялся.

Хотя, он мог бы и подумать. Вариантов не то чтобы много.

Намёки для Кроша всегда были и остаются чем-то из раздела фантастики, круто, но так же не бывает, ха? Один раз Ёжику действительно пришлось ему объяснять, что чужая фраза «мне так холодно» была прямым руководством к действию. Крош, тупоголовый ублюдок, ему конечно же не поверил.

Чужой поднос с грохотом опускается на стол, и Ёжик вздрагивает. Сейчас ему повезло чуть больше, чем этим утром. На стул напротив приземляется одногруппник, кудрявый, одновременно заспанный и будто не высыпающийся годами, если не столетиями. Бараш укоризненно смотрит на него своими черными синяками под глазами, и Ёжик улыбается ему сквозь маску как родному. Они не разговаривают, но его присутствие немного разжимает пружину драматического и истерического хохота у Ёжика в горле, застрявшего там с утра. Он будто бы не наедине со всей этой жестью и может, наконец, нормально подумать.

Но не успевает.

— Ты собираешься сдохнуть?

Ёжик дергается, как от удара током, и просыпает весь пакетик саше мимо стакана, пока вскидывает округлившиеся глаза вверх. Бараш буднично хуярит ложкой в стакане с какао, будто прямо сейчас не дал чему-то пиздец ужасному материальное обличие. Цветки нет-нет, да все еще кажутся сном, даже если и хрустят в кармане и лезут изо рта. Ёжик призрачно надеется. Просто надеется, что Бараш не такой внимательный.

— Я весь день хожу за тобой цветочки собираю. И если ты вдруг не чудесная ебучая лесная фея, то мне очень жаль. Типа, действительно жаль.