Последняя пара проходит не совсем так, как ожидал Ёжик.

Еще он совсем не ожидал этого. Он на заднице на полу в кабинке самого дальнего мужского туалета обливается слезами, пока Бараш на корточках сидит между его ног, придавливая их и мешая свести колени. Пальцы одной его руки по вторую фалангу во рту у Ёжика, пока вторая давит на его челюсть, раскрывая ее шире.

Это страшно и мерзко до ужаса. Это…

— …так странно, — тоном, словно ничего больше блядь странного не происходит, тянет Бараш. Еще один спящий натуралист, очень невовремя проснувшийся. — Я давно об этом не слышал.

Ёжик давится рычанием-рыданием и пытается сомкнуть зубы, в животном желании защищаться, но рука на челюсти не дает, сжимая до хруста. Ёжик скулит и не может даже дернуть головой, новая порция слез катится из глаз. Бараш не то чтоб сильный, как горилла, он высокий, но тощий, как скелет, и неожиданно все эти кости имеют вес. Колотящие руки Ёжика будто не наносят ему урона и, похоже, так и есть.

А Ёжик действительно без сил. Простуда достаточно его измотала за несколько дней, а цветки подкосили окончательно. Так что он ничего не заподозрил, когда Бараш бросился за ним следом из столовой, стоило очередному приступу схватить его за горло.

Он едва дотерпел до кабинки, прежде чем сложился в коленях перед унитазом. Крепко вцепившись в ободок, он кашлял и сипел, с трудом выталкивая из себя круглые соцветия, одно за другим.

На прислонившегося к проему Бараша он сначала даже не обращает внимание, слишком не до того. И он дергается, с горьким звуком зажимая новый цветок зубами, когда Бараш приседает рядом на корточки и участливо гладит его по спине, словно они на обычной пьянке, а Ёжик просто перебрал.

Хотел бы Ёжик избавиться от этого, как от алкоголя.

— Все? — тихо спрашивает Бараш, заглядывая в глаза, стоит ему разжать руки и чуть отодвинуться от унитаза. Ёжик качает головой, смаргивает слезы, утирая их рукавом свитера.

В горле все еще щекочет, но щекотка очень скоро перерастет в болезненное царапанье, он знает.

— Там, — Ёжик сглатывает, дергает кадыком, икает, — там еще осталось, чувствую.

Бараш глубокомысленно кивает, а потом толкает его ладонью в грудь, заставляя приземлиться на задницу, стремительно двигается вперед. И так они оказываются здесь.

Пальцы давят на язык, погружаясь еще глубже, скребут, что-то ищут. Ёжик кричит внутренним криком, молясь, чтобы его стошнило прямо на эту руку и ебнувшийся внезапно в край одногруппник отвалил от него к черту.

Они ведь даже не друзья! Не то чтобы он позволял друзьям шарить у себя во рту как в ебучем кармане, нет, одному может быть и… господи, Крош же его предупреждал! Сказал же, что Бараш ничего так, но моментами может здорово крипануть.

Кажется, это именно такой момент. Ёжика не тошнит, — он может дотянуться до корня языка и получить сраное ничего, — но он весь в слюне, и пачкает ей Бараша. Его запястье влажно блестит, но двигаться не прекращает, в отличие от второго, тисками сжавшегося на челюсти. Ёжик перестает жмуриться и дрыгаться на месте, когда Бараш перехватывает его взгляд.

— Я что-то чувствую, — сообщает он Ёжику, и Ёжик за него охуеть как рад, потому что он уже ничего не чувствует, во рту будто динамитную шашку взорвали, одна ноющая телесная полость.

Он мычит нечто похожее на просьбу отъебаться, а Бараш хмурится. Ёжик почти в восторге, вот он — настоящий рептилоид среди нас, а потом Бараш реально что-то цепляет внутри него и тянет.

Реальность вокруг смазывается как спешащая электричка, пальцы покидают его рот, но то, что Бараш тянет за собой — не кончается. Оно тянется и тянется, оно даже хуже того, что было мгновение назад.

Стебель, догадывается Ёжик и понимает, что уже можно двигаться. Бараш все еще давит на его ноги, но уже не так сильно. Однако, созерцание и ощущение всего, а также поддержание себя в сознании отняло последние силы. Так что Ёжик решает, что хуже уже не будет и дает Барашу вытянуть стебель окончательно. Он гуглил, поэтому помнит, что это хуйня может быть действительно длинной.

С взволнованным гулом, дернув напоследок, Бараш вытягивает синеватый, с редкими листочками стебель и отбрасывает подальше. Все еще влажной рукой он тянется к лицу Ёжика, но тот толкает его коленом от себя, зарычав.

— Я просто хочу проверить, — как пугливой псине поясняет он, выражение его лица абсолютно обыденное, будто он пришел поссать, а не залез другому человеку пальцами в (душу) рот. — Ау, прости, что немытыми руками.

Ёжика наконец тошнит.

***

На пару Ёжик не возвращается. В туалете он наскоро вытерся своей маской, бросил ее в лицо Барашу и сбежал так быстро, как мог.

Его телефон не затыкается. Ёжик не знает, кто ему пишет и ему все равно. В горле першит, его челюсть болит, он потерял линзу.

Он ложится спать.