Вереница коротких дней запустилась с новой силой, останавливаясь лишь в те моменты, когда Тэхён подолгу разглядывал фото или когда и в холод, и в дождь уходил гулять. Сначала он бегал от матери, пока со временем она не успокоилась, решив, что слишком докучает. Бродяжничать Тэхён не перестал. Свежий воздух помогал отвлечься от мыслей и жжения: шея горела, когда Чонгука не было дома.

– Чего грустишь, цветочек?

Тэхён нахмурился, громко и показательно цыкнув. Чимин отозвался громким «эй!» и с кряхтением присел на корточки. На то, что его обществу не рады, ему было плевать.

– Ого, какой продуманный, – он подцепил плед, поднимая край.

Земля холодная, а рядом с рекой и того хуже. Солнце неярко бросало лучи, не грея, но рисуя красками на воде. На душе было спокойно и пусто. Если бы в руках был фотоаппарат, Тэхён обязательно сохранил бы кучу прекрасных картин, встречающихся на пути, развесил в рамочках по всем стенам и рассказал бы Чонгуку о каждой.

– Ты с этим по всему посёлку шёл? Тебя поди уже чудиком окрестили.

– Будто мне дело есть, – отозвавшись, Тэхён заёрзал, освобождая место.

– А вроде и есть, – Чимин вдруг оказался близко-близко, втягивая воздух. От сломанного носа уберегло лишь то, что реакция была ожидаема и получилось увернуться.

– Да как ты достал! – не унялся Тэхён, со всей силы ударив по рёбрам. Он бы и за грудки Чимина взял, если бы тот не вывернул руки и не держал крепче тисков.

– Свитер Чонгука? – усмехнулся он, выдыхая в ухо.

Отвечать не было смысла. Чимин ослабил хватку, и Тэхён, ещё раз пихнув его локтем, вырвался. Просунув холодные пальцы под горлышко, он прижал их на пару секунд, остужая усилившееся жжение.

– Горит? – догадался Чимин. – Нехорошо это.

– Правда, что ли? Я бы не догадался.

– Вот какой раздражительный.

– Ты, придурок, бесишь.

– И не только я, да? Все, кроме Чонгука?

Тэхён замер. И правда. Но он и сам это давно понял. Но было ли дело лишь в метке? Волк укусил волчицу, присвоил, но они едины лишь наполовину. В душе раздрай, эмоции вспыхивали и погасали от нестабильности между двумя ипостасями. Но правда в другом: с Чонгуком хорошо. Тэхён знал, когда в нём говорит волчица, а когда чувствует он сам. Да и Чимин был не совсем прав: всю ту же поддержку и спокойствие давал и Юнги, но отчего-то к Чонгуку тянуло больше.

– Чего с меткой носитесь? Это ведь природа. Будете тянуть, станет хуже.

– Не твоё дело, – огрызнулся, сжимая челюсти.

– Хочешь правду скажу? – Тэхён лишь отвернул голову, фыркнув и давая понять, что никакой правды ему не надо, но Чимин совсем не нуждался в разрешении: – Вся проблема в том, что ты мечтатель.

– А ты о Юнги-хёне каждую ночь не мечтаешь?

– Я стараюсь хотя бы, а ты сидишь тут, пялишься с томным взглядом, бродишь потерянный. Очнись уже, действуй и книг поменьше читай.

– Ты придурок, Чимин, – поднявшись, Тэхён выдернул плед, взмахнул и принялся скручивать.

– Это я уже слышал, и?

– И если будешь нести такой бред, Юнги продолжит тебя посылать.

В дом Тэхён ворвался, перепрыгнув ступени, сам не понимая, почему спешил. На контрасте с улицей было жарко, тело превратилось в раскалённый металл. Свалившись на мохнатый ковёр в гостиной, Тэхён раскинул руки, восстанавливая дыхание и температуру, и лениво прикрыл глаза, но ненадолго, потому как услышал:

– Где был?

Застилая свет, Чонгук вырос горой. Он улыбнулся и сел рядом, скрестив ноги. В простой белой футболке и домашних заношенных шортах с отросшей копной волос волк больше напоминал зимнего мишку. Тэхёну нравилось разглядывать его.

– На реке с Чимином. Вообще просто на реке, Чимин пришёл перед уходом.

– Пак Чимин? О, этот мелкий.

– Вы знакомы?

– Тут сложно кого-то не знать, ну, и он что-то вроде моего ученика.

– О-о, – протянул Тэхён и зевнул, прикрывая рот. – Так чем вы заняты? – как бы между прочим спросил, просто так. Было и вправду интересно знать обо всём, чем живет Чонгук, хоть тот и настаивал, что он скучный.

– Варим забор, волчата старый перепрыгивают.

– Да там и прыгать не надо, есть щель, ну, деревяшку вбок, и нет тебя.

– Часто так делал?

– Каждый день. Воспитатели меня ненавидели, а мне хотелось по лесу побродить.

– В этом мы похожи, – Чонгук усмехнулся, потрепав поймавшего его улыбку Тэхёна по волосам. – Поедем в город завтра?

– За-чем..? – кажется, он ослышался.

– Побродить.

Остаток вечера Тэхёна кололо иголками. Он читал Чонгуку вслух, но не мог сосредоточиться, а ночью плохо спал, поднимаясь то и дело за очередным глотком воды.

Дорога слилась в вечность. Будто в обмороке на линии жизни и смерти Тэхён смотрел кино о быстро меняющемся пейзаже в окне. Летевшая вдаль электричка остановка за остановкой собирала людей. Тэхён не из трусов, но давление подскочило, стоило увидеть, как напротив село трое молодых парней. Девушка заняла последнее место рядом с Чонгуком. И Тэхён выдохнул, радуясь, что справа от него окно, и успокаиваясь от ощущения знакомого тела, прижатого ближе, чем когда-либо.

Глубоко погрузившись в себя и уложив голову на крепкое плечо, Тэхён пытался вспомнить, как в первый и последний раз побывал в ближайшем от поселения городке. Тогда в дороге он дремал на коленях отца, а после реальность закрутилась калейдоскопом, выбросив сначала на рынок, а после стремительно снова в купе. Короткий миг, почти стёршийся из памяти, долгие годы тлел, вручая надежду.

Вокзал даже с обшарпанными бледно-жёлтыми зданиями показался красивым. Всё вокруг было таким: и голос девушки, объявлявшей отправление, и поезда, собиравшие и выпускавшие людей; и сами люди, такие разные и особенные, просто потому что незнакомые; и ларьки, где, как Чонгук объяснил, дерут деньги даже за бутылку воды; и мороженое, купленное тем же Чонгуком в одном из тех же ларьков.

Определённой цели не было, маршрута тоже. Тэхёну было интересно всё. Он долго рассматривал пешеходов, светофоры, магазины в ряд и длинную серую дорогу. Здесь, прямо перед глазами, не на экране, тянулись друг за другом стаи машин.

Чонгук усадил в автобус, показал, как оплатить, придерживая за спину. Тэхён читал плакаты, баннеры, разглядывал афиши, прислушивался к болтовне, совсем не беспокоясь, что выглядит как ребёнок, впервые вышедший на свет. Чонгук был рядом, и это давало сил.

– Недалеко квартира, в которой мы останавливаемся, когда приезжаем на подработку, но смотреть там не на что.

Но Тэхён был бы не против посмотреть на что угодно.

– Зато тут кафе рядом, мне нравится. Хочешь пойти?

Тэхён активно закивал. Даже ладошки вспотели, когда перед глазами появилось тёмно-коричневое кафе со столиками на улице и накрывающий, словно одеялом, зонт. Вывеска с названием из заглавных букв обрамлялась листьями каштана, полупрозрачная дверь тоже была разукрашена ими.

Они зашли внутрь, будто в пряничный домик из сказки, заняли столик, а сгустившийся туман, застилавший блёстками глаза, не отступал, даже когда в руки попало меню и подошёл официант. Дрожащим пальцем Тэхён показывал, что ему приглянулось, а Чонгук говорил вслух. Ожидание, в котором от голодного воя потряхивало внутренности, ничуть не утомляло. Распаляло.

– Ты сейчас в обморок упадёшь, – Чонгук протянул руку, и Тэхён вцепился в неё, не сразу понимая, как крепко сжал.

– Я на грани. Ну, не настолько, скорее просто волнуюсь, – опуская глаза, проговорил Тэхён, пытаясь дышать ровно.

– Эй, – заставляя взглянуть на себя, позвал Чонгук, большим пальцем поглаживая костяшку пальца. – Никогда не видел тебя таким.

– Жалким?

– Трогательным, – признался, совершенно не шутя, – но я волнуюсь.

– Да всё в порядке, – не сдержал усмешки Тэхён. До одури приятно было видеть искреннюю небезразличность. Как он и думал, Чонгук был тем, кто ведётся на слёзы и плачет, если плачешь ты. – Иногда организм берёт надо мной верх.

– Когда ещё, например?

– О, ты явно не хочешь услышать, как меня стошнило на первом уроке в классе.

Тэхён не стал говорить, что последним разом, когда хотелось вывернуть наружу кишки, был их обряд. Но от всплывшей картины не стало по обыкновению тоскливо. Разобраться в этом не удалось: официант принёс заказ.

– Явно не хочу, – кивнул наигранно серьёзно Чонгук, глядя на огромный кусок стейка, и оба прыснули.

Руки пришлось расцепить, а Тэхёну, воспрявшему духом, – пообещать рассказать мерзкие подробности на обратном пути.

После самой вкусной еды на свете и странного молочно-шоколадного напитка из автомата, приравненного к очередному чуду света, Чонгук показал сумасшедше-огромный магазин – гипермаркет. Обойдя лишь первый этаж и комментируя любую мелочь, Тэхён задыхался от духоты. Ему не понравилось нагромождённое скопище всякой всячины. Мебельный на третьем этаже и книжный – стали отдушиной. Среди разноцветных диванов, полок и шкафов было просто затеряться, что Тэхён, пришибленный эйфорией, и проделал пару раз. Убегал подальше, петлял, но каждый раз натыкался на Чонгука. И не понятно было, кто из них кого находил. Среди стеллажей с литературой подурить уже не получалось, просто потому что утягивал запах бумаги.

Чонгук предлагал сходить и в кино, но из-за закружившейся головы Тэхён отказался.

Тогда они просто отправились бродить.

Парк был огромным и почти пустым. В купленном рюкзаке приятной тяжестью ощущалась манга. Новая ветровка грела оттого, что была выбрана Чонгуком. Приятно и волнительно было от совершенной ерунды. Позабыв тревоги и потерявшись в лабиринте из абсолютного счастья, Тэхён, так осознанно почувствовал тепло ладони, поймав ленивую улыбку и полные обожания глаза, что совсем понятным казалось то, что и он в Чонгука, может быть, совсем немного, совсем чуть-чуть влюблён... Тэхён так долго подавлял чувства, отрицая, бежал, прятавшись в раскопанной яме, и вот проснулся.

Был на пике грёз и рухнул вниз: впереди показалась арка, за ней остановка и через пару метров на другой стороне дороги грузное здание, издалека возвышающиеся замком.

Университет.

Сердце, и так предавшее и бившееся рядом с Чонгуком чаще, закрошилось. Ещё немного, и Тэхён бы принял дурманившее зелье, задумавшись всерьёз, не мимолётно о том, как хотел бы изменить судьбу и разыграть чувства без бремени традиций. Но звонкая пощёчина, будто язвительная насмешка, отрезвила. А ведь пару месяцев назад Тэхён был не таким: не глупой омегой с глупой симпатией. Чего вообще стоила его гордость, его мечта, которую он… предал? Противно. От самого себя, от мысли, кистью выводившей полотно о построенном на втоптанных в землю грёзах полном доме, огороде, поварешке в одной руке и швабре в другой. Противно.

– Тэхён? Что с тобой?

Тэхён и не заметил, как остановился, замер. Он моргнул, и расплывчатое пятно прояснилось.

– Хочу подойти, – указав на университет, проговорил без эмоций. На Чонгука и не взглянул. – Один.

Чем ближе, тем сильнее сжимало в груди. Ветер поднялся. Тэхён сел на лавочку, стирая вытянутой из-под рукавов куртки рубашкой каплю горькой солёной воды. Он поднял глаза вверх, напрягаясь, и зажмурился, подавляя желание.

Заморосило.

***

Два часа до остановки Тэхён проспал на коленях Чонгука. И образ исчезающего в сумраке города совсем погрузился в сон, поверить в реальность которого значило обмануться.

Ноги не понесли домой, и Тэхён, распрощавшись и пообещав скоро вернуться, отдал Чонгуку рюкзак и отправился к Юнги, радуясь темноте и стараясь не оглядываться по сторонам. Привычный пейзаж насмехался и давил, в воображении преобразуясь в нечто живое, тянувшее тёмные размытые руки, пытавшиеся схватить и душить, душить.

Тэхён постучал в дверь, прислушался к тишине без ответа и, внутренне зарыдав, побрёл к школе, понимая, что хён по обыкновению забылся во времени. Но и там его не оказалось. Слёзы рвались наружу, остужаясь на ветру. Решение подождать у порога казалось жалким, и Тэхён завалился на диван, как раньше. Телевизор он старался не замечать. Нужно было отдохнуть, смахнуть пыль разума, попросить совета, и всё отпустить, а может, стиснуть зубы, навсегда смирившись. Это не жизнь, когда тянет в стороны и рвёт, когда задыхаешься.

Юнги зашёл тихо, щёлкнул включателем и, чуть не пережив очередной инфаркт, выдохнул. Привык.

– В школе тебя не было, – начал Тэхён, оглядывая хёна с головы до ног.

– Ага.

– Так где был?

– Ну, гулял, – дёрнул плечами и завозился в сумке, выуживая стопку тетрадей.

Неужто непроверенных? Тэхён выразительно приподнял бровь, но разбираться с легко разгадываемой загадкой не стал, замолчал, вдруг понимая впервые, как он, наверное, хёна достал. Ходит, жалуется, плачет. Жалкий, не способный разобраться в себе, ищущий совета и проторенной не своим шагом тропинки.

Растерев шею и поджав губы, Тэхён решил притвориться. Ему удалось уверить себя в лучшем, улыбнуться, рассказать беглым словом о городе и сболтнуть о симпатии, даже удалось посмеяться и полезть обниматься.

Юнги не поверил, но, лишь провожая, он позволил себе сказать:

– Тэхён, перестань усложнять. Просто поговори с Чонгуком и… действуй, ладно?

Снова это.

– У Чимина набрался, – усмехнулся Тэхён.

Расшатанная душа, запертая за четырнадцатью замками, ныла, просилась наружу, и один из них треснул, когда почти рядом с домом показалась Лиён. Жжение усилилось. Пройти мимо не удалось. Наверное, это должно было случиться именно сегодня.

– Это правда? – мать набросилась на Тэхёна без приветствия с широко распахнутыми глазами и искусанными губами, расстегнула точным движением молнию до половины и оттянула ворот. – Ничего?.. Тэхён! Какой позор… – затрясла и, вдруг обессилев, отпустила, вцепившись в несобранные волосы и отвернувшись. – Где твоя метка? Ну?

– Оставь…

– Что? – повернулась взлохмаченная с кривым ртом и вздутыми ноздрями. Ведьма.

– Оставь меня! – крикнул, ощущая, как к горлу подбирается паника.

Мать не помчалась за ним, а Тэхён влетел в дом, не видя от заслонившей глаза пелены. По рецепторам ударил сильный аромат мускуса. Терпкий, острый, властный. Он принадлежал вожаку.

Ещё не конец. Зазвенело в ушах.

Чонгук нашёлся на кухне. Один.

Отпустило, разжало тиски, но Тэхён, лишившись защиты, знал, что услышит.

– Намджун приходил. Пока неофициально, ну, по дружбе, – сгорбленный, Чонгук смотрел в стол. Он даже не переоделся.

– Я встретил маму. Она знает, что мы не до конца связаны.

– Но… откуда?

– А Намджун?

Чонгук неопределённо дёрнул плечом. Загадка или закономерность? Не важно, откуда они знали, важны лишь последствия.

– Что будем делать? – спросил, словно не зная о единственно верном. Осторожен, аккуратен, как всегда на стороне Тэхёна, а тот…

– Укуси, – просто предложил, совершенно безразличий к судьбе, зажёг плиту, водрузив чайник, и, разглядывая бокалы на полке, выбрал самый большой, повертев в руке и звонко поставив.

– Тебе уже всё равно, – грузный вздох отозвался в сжавшемся сердце.

– О, а я должен от счастья прыгать? – ещё чуть-чуть, и всё разрушится. – Зачем ты вообще тянул? – Тэхён вынул из коробки пакетик чая. – Отмучались бы в первый день, – повернулся, но на него не смотрели, складывая пальцами какую-то бумажку. Тэхён вырвал её, кинув на столешницу: – Пометь.

– Ты уходишь в крайность, – Чонгук перевёл взгляд, сталкиваясь айсбергом с кораблём, потерянном в буре.

– Это мое желание.

– Хочешь себя добить, – догадался. – Но я не так хочу.

– Добить или нет, не важно. Вожак знает, а даже если бы не узнал, скоро я бы и обращаться не смог. Некуда отступать. Ты ведь тоже чувствуешь, м, как всё горит?

Полумеченый, брошенный между мирами, раздражённый и жаждущий, не в силах ладить с собой, больше не целый – всего лишь осколок.

Чонгук молчал, зрачок почти слился с потемневшей радужкой

– Пометь.

– Это принуждение.

– Тебя или меня? – ухмыльнулся Тэхён и, не сдержавшись, зашёлся смехом. Он не мог остановиться, к чёрту выключая газ и забивая на чай.

Плевать. Хватит. Пусть всё случится сейчас. Не страшно, не желанно, но необходимо. Тэхён не чувствовал отторжения, наоборот – предвкушение. Пусть он упадёт побольнее, пусть разобьётся. За поворотом ждёт чёрное, белое, никакое.

Чонгук успел подхватить его, едва не рухнувшего и не задохнувшегося. Тэхён обмяк, успокоившись, и обвил шею. Тело вспыхнуло.

– О, у кого-то уже и клыки вылезли, – растянулись шире в улыбке губы.

– Мне сложно держаться, – даже если бы захотел, не спрятал клыков, вот-вот готовых вонзиться и разорвать. Голос огрубел, стал хриплым, руки держали сильно. – Но это не то, что нужно тебе.

– Но ты ведь не знаешь, что мне нужно, – коснувшись шрама на носу, проговорил тихо Тэхён.

– Я ведь спрашивал, – выдохнул Чонгук, наклонившись и вжавшись губами в шею.

Пасмурный день, ливень и раскат грома.

«Чего хочешь ты…»

Красивое воспоминание. Такое же, как это, в котором Тэхён почувствовал облегчение от головокружения, слабости и совсем немного от боли. Укус был приятный, как волк, его оставлявший. Метка расцвела, истекая кровью, но Тэхёну было так легко в объятьях.

Или то был только сон?..