Примечание
Вместо Кайдзюня.
– Ох и сказочник ты, – вздохнул ученый кот Васисуалий. Его хозяин Аверий Осипович немного оскорбился. Он философ по призванию и дворник по профессии. А тут – «сказочник». И это от говорящего кота, который сам персонаж из фэнтези, который должен расхаживать то направо, то налево, травя байки, а вместо этого сидит на подоконнике, жмурится на мартовском солнце и обзывается. Нет чтоб помочь хотя бы советом.
Собственно, и реплику про сказочника кот выдал в ответ на историю о таинственном звере Гадзилле, который в начале каждой весны тайком бродит по дворам и гадит, гадит…
– Просто из-под снега разом показались все крупные собачьи вклады, сделанные за зиму, – продолжал нудить кот противным мартовским голосом. – Ты еще скажи, что, когда этот твой Гадзилла чешется о дома, на стенах остаются бездарные граффити.
– Нет, не скажу, – решил перезанудствовать его Аверий Осипович. – Это очень крупный зверь, не меньше слона, а наскальная живопись слишком близко к земле. Это об стены чешут комплексы человеческие детеныши. А насчет собак я так скажу тебе. Ты его, гуано, то есть, видишь в основном из окна, а я каждый день убираю разные субстанции и знаю производительность всех собак нашего квартала. Они столько не нагадят даже за пять месяцев зимы.
И он тоже подошел к окну оглядеть объемы работ. По весне они удручали. Зима оставила спекшиеся корки льда с глазурью из сажи и бисквиты последних сугробов, деревья оставили когда-то сухую листву и обломки веток (как будто дворник и не сгребал листья осенью), собаки – кучки переработанного собачьего корма, люди – коллекцию артефактов от окурков и семечковой шелухи до тары от всего, что производит современная цивилизация. Нет чтобы тысячную купюру аккуратно сложить под куст, как чаевые для дворника…
Душераздирающее зрелище, в общем. Поэтому Аверий Осипович перевел взгляд на кое-что поближе.
– Вот тут, – он ткнул пальцем в стекло рядом с Васисуалием, – я вижу отражение сказочного существа – говорящего кота. Почему ты не веришь в другое сказочное существо?
– Потому что я ученый, а не верующий, – без запинки парировал этот полосато-шпротовый наглец и разлегся на весь подоконник. Глянул на человека снисходительно снизу вверх. – Ну ладно, допустим, твоя фантастическая тварь существует и по ночам бегает дворы удобряет. И дальше что? Ловить ее будешь? Пугало поставишь? Переманишь в Тульскую область криком самки? Штраф выпишешь?
– Ну, у меня полномочий таких нет – штраф выписывать, – на серьезных щах ответил Аверий Осипович и отправился за второй кружкой чая – топливом для философской мысли. – Ничего не буду делать, но мне приятнее…
Тут он замолк, потому что мысль была уж слишком хороша – как карамелька «барбарис» к чаю, и ее нужно вотпрямщас, пока не рассосалась, внести в анналы.
«Есть вещи, которые мы не в силах изменить, – записал Аверий Осипович в черновом файле своего философского трактата прямо за обедом, не дожидаясь вечера, — Во внешнем мире, то есть. Хоть сколько мотивирующих объявлений развесь для владельцев собак. Но еще древние греки поняли, что живем мы не в мире, а в своей картине мира. И вот эту картинку можно подкрасить. Например, приятнее жить во вселенной, где в прискорбном состоянии дорожек и газонов виновата Гадзилла. К тому же, пока все факты говорят в ее пользу. Правда, чистить сами дорожки все равно надо».
***
– Аво-сь! – заорали Аверию Осиповичу в ухо посреди ночи, вцепились когтями в плечо. – Авось, просыпайся, там это… она!
Ища точку опоры и вертикаль, он сначала подумал, что «она» – это про премию, потом – про маму, а про диалектику подумать не успел, потому что кот, путаясь в своих и чужих ногах, пояснил тихим воем:
– Гадзилла!
И запрыгнул на подоконник, и встал передними лапами на стекло, глядя в потемки.
Свет от пары фонарей с улицы и одного окна дома лишь чуть-чуть разметил тени кустов и деревьев и контуры детской площадки. Контуры стояли как есть, а тени шевелились и похрустывали, тяжело вздыхали, устраивались поудобнее, то замирали, то качались на самом краю обзора из окна, словно там бродил большой зверь и пристраивался в кустиках поудобнее. И небо над двором плыло, как...
Как брюхо кита. Аверий Осипович протер глаза – без особого успеха, тут нужно ведро холодной воды и ведро горячего кофе. Он уже хотел пошарить на столе, найти очки. Но передумал.
А вдруг в очках окажется, что это низкая туча и ветер в ветвях? Написано же в трактате – Гадзилла лучше. Вот пусть будет воздушным китом или даже целой стаей. Точно! Гадзилла – это кит, летающий кит, черно-серый, бесшумный и величественный, он несет свою туманную огромность мимо, а мелкие и неприглядные следы оставляет, чтоб никто не догадался…
Но двое свидетелей догадались, и что с того, что это человек, близорукий от чтения, и без очков, и кот, близорукий от природы, и без очков. Говорят, коты умеют видеть сверхъестественное. Даже если не верят в него.
Очень остроумно и мило, как и всегда. И философская мысь очень полезная. Лучше пусть Гадзилла, чем *непечатное слово* хозяева собак.
«Потому что я ученый, а не верующий» — ну, справедливости ради, многие ученые совмещают)
«коты умеют видеть сверхъестественное. Даже если не верят в него.» — класс!