Примечание
Флэшбеки в студию
— Яку-сан!
Яку как раз возвращался из-за стены, оставив привычно бессонную Широфуку дежурить в одиночестве, когда услышал голос Льва, доносящийся из их фургона. В своё пристанище, домом которое назвать язык не поворачивался, Яку определённо не спешил, предпочитая медленно ковылять по ночной бывшей парковке в сторону единственного в своём роде гособщепита. Луна уже была высоко и светила ярче любого фонаря, в особенности из-за отсутствия заводского смога. Природа очищалась — и это было единственным плюсом последних годов, и то, по мнению выживших ярых гринписовцев. Не составляло труда оценить обстановку и понять, что даже шебутной Куроо давно ушёл спать.
Яку ещё раз бросил взгляд на, открывшееся во всей своей красе, отчаяние их положения. И ночь как-то по-особому подчёркивала самые отвратительные детали, несмотря на свою романтичную природу.
Само главное здание, вокруг которого и обустраивали лагерь, сохранилось почти в первозданном виде. Не считая гигантской пробковой доски под небольшим навесом, где теперь красовались самодельные новостные плакаты о вылазках, выдаче оружия и провианта, а так же сообщения о нуждах. Одним из самых новых таких сообщений, была записка самого Яку: «Если у кого завалялись сигареты или табак, прошу поделиться. Бартер приветствуется». Как говорится, хочешь рак жить умей вертеться.
Немного правее доски должны были идти несколько прозрачных окон, в которых когда-то можно было рассмотреть обедающих людей, но сейчас бóльшая часть была заколочена досками и кусками ткани. Яку помнил тот момент, когда их оборону прорвала неожиданная стая токсичных трупов и пробила стекло. Как раз под окнами в асфальт въелась чужая кровь.
Яку попытался отогнать от себя плохие мысли; раскисать времени нет.
Окинув взглядом остатки заправки, которая шла в комплекте с ресторанчиком, он осмотрел ряд сборного цветастого мототранспорта, и, наконец, выбрался из своих апатичных мыслей, спотыкаясь взглядом о стену, из-за которой он недавно вышел, построенную почти впритык к опустевшим бензоколонкам. Повернув голову в противоположную, от разрисованной рукой ныне наверняка почившего художника, стены сторону, он заметил Льва, который все ждал его в дверях фургона и не отвлекал от мыслей, уверенный, что Яку его услышал.
Что ж, братец Джимм, не сегодня.
Яку тяжело вздохнул, жалея, что лимит раковых палочек на сегодня закончился, и пошёл ближе к пустому машинному корпусу. Двигатель давно разобрали на более быстрые и маневренные мопеды и прочее подобное двухколесное.
— Почему ты ещё не спишь? — Он прошёл мимо Льва, который отошёл в сторону, пропуская сожителя, — завтра у нас много дел. Я убью тебя, если увижу сонным, — недовольное ворчание заполнило тесное помещение. Не обращая ни на что внимание, Яку целенаправленно направился к кровати.
— Вы тоже не спите, так в чем проблема?!
— Заткнись.
Впрочем, Лев, уже привычный к вечному недовольству своего «опекуна», не обиделся, а только поторопился завалиться рядом за чужую спину, оставляя оговоренные полметра между ними, за преодоление которых он уже не раз получал.
— Хэй, Яку-сан, — он говорил вполголоса, на случай, если Яку моментально вырубило. Но тот только, выражая все своё негодование в странной мимике, медленно повернулся ко Льву лицом, уставившись пристально и показательно раздражённо. Как будто Лев нанёс ему какое-то личное оскорбление, отрывая ото сна. Его бровь вопросительно поднялась, но он продолжил молчать. Льва это вполне устраивало.
— Когда мы направимся к северу Тотиги?
Яку опять выдохнул, но уже как-то обречённо.
— Ты же знаешь, у нас разработан план действий, Лев, — он прикусил собственную губу, — мы не собираемся в этот район, наш путь идет восточнее.
— Но там жила моя сестра, — он наивно хлопал глазами, Яку сжал кулак, смяв простынь.
— Ты не глупец, Лев. Тот район на зачистке другого крупного лагеря, с которым у нас почти налажено почтовое сообщение. Если бы она была жива, они бы её нашли. Нам бы рассказали.
— Но Акааши говорил, что севернее Уцуномии ещё никто не ходил, — он стал говорить тише и печальнее. Старшая сестра заменила ему и мать и отца. Воспитывала его в одиночку. Он не хотел верить, что радостный переезд по поводу повышения на работе, стал путём в западню. Району в который никто не хотел соваться.
Повисла тишина, пропитанная разбившимися ожиданиями. Яку же обещал поговорить, Яку же имел бóльший авторитет, чем появившийся несколько недель назад Лев. Но ещё Яку знал, что идея обречена на провал.
— Пожалуйста, спи, — голос резко сделался жалобнее.
Лев замолк и развернулся на спину, уставившись в низкий потолок, на котором красовались флуоресцентные звёздочки. Их подхватил все тот же вездесущий Куроо на одной из вылазок к гипермаркету, вручив потом Яку со словами: «Ты, с твоим ростом, и Лев, с его характером, больше напоминаете двух детей. Лови, чтобы не было страшно по ночам!»
Он ржал, пока Яку жестоко избивал его посреди парковки, но, может, Куроо все-таки знал, что им это нужно. Он всегда был внимателен к остальным, даже внимательнее самого Яку. Звезды и правда успокаивали. Хоть и были показательно наклеены только на половине Льва.
— Кем работала твоя сестра? — Яку также развернулся на спину, решив отвлечь соседа от возможной смерти родственника. Своих у него не было, почему бы и не поинтересоваться чужими.
— Я не знаю
Так, а вот тут подробнее, пожалуйста.
— В смысле? — Яку озадачено развернул к нему голову, наблюдая за реакцией. Лев казался немного обиженным на что-то из воспоминаний.
— Она училась в Токийском университете на меде, это я помню точно, был на её выпуске, — он улыбнулся счастливым призракам прошлого, — позже всегда говорила мне, что работает в больнице, но не упоминала в какой или где та находится, не рассказывала на какой должности. Отказывала мне, когда я предлагал её проводить или забрать. Я злился, — он скорбно замолчал, жалея о поступках прошлой жизни.
— И что в итоге? — Лев встрепенулся, возвращаясь к реальности.
— Один раз она вернулась домой очень счастливой. Рассказала о повышении, и что её отправляют в Насосиобару, — он снова улыбнулся, вспоминая своего родного человека, — с этим не было проблем, я всё равно собирался поступать в закрытую старшую школу, чтобы снять с Алисы некоторые заботы, — Яку заметил, что Лев первый раз назвал сестру по имени, но не стал выпытывать причины такой скрытности, — навещать нас можно было только по выходным, выходить за пределы территорий тоже. Я не видел её очень давно, а потом вот это все и…
Яку придвинулся ближе, заключая ребёнка в объятиях. Ему ведь всего девятнадцать. Несмотря на то, что это было средним возрастом нынешнего населения Земли.
— Мы сделаем все возможное, но не питай сильных надежд… — За его спину зацепились как за спасательный круг, уткнувшись в грудь и позволяя выпустить себе пару всхлипов. Яку лишь погладил его по серебристым волосам. Он не знает, почему Лев считал его надёжным человеком, с которым нечего боятся. По возрасту он ушёл лишь на три года, а глупое бокутовское «расскажи мальцу, как тут все обустроено» имело даже меньший вес, чем первый факт. Но Лев продолжил таскаться за ним. Какой же глупый.
Но все-таки что-то в рассказе не давало Яку покоя, какая-то нестыковка, маленькая деталь, слово…
Брови сошлись от напряжённого мыслительного процесса. Главное ухватиться…
Токийский университет? Что там? Передовые лаборатории? Эксперименты? Нет не то…
Она умная.
Может…
Алиса брата любила до безумия — это понятный факт. Растила его в одиночку и училась одновременно. Под опеку не сдала.
Гений
Скрывала работу…
Не могла разгласить даже самому близкому человеку.
Врач из Токийского.
Нет
Учёный.
Эпицентр на Фукусиме
Север Тотиги
Секретно
«Я не помню, чтобы в том месте что-то находилось».
Очень секретно
Он резко раскрыл глаза и вскочил на кровати:
— Бинго!
***
Куроо было семнадцать, когда по миру прогремела новость о серьёзной смертельной заразе. Неожиданно? Определённо.
Люди гибли пачками, болезнь прогрессировала настолько быстро, что у заражённого человека не было и двух дней. Это была катастрофа: учёные и врачи не успевали даже изучить странный вирус, как либо умирали, либо теряли кого-то из близких. А это, между прочим, работе никак не помогало.
Одни считали это Божьей карой, другие — инопланетной заразой, третьи не думали, а просто выходили из жизни самостоятельно. Они выбирали это, а не возможность мучиться в агонии.
Ведь зараза пожирала мозг.
Более умные люди с образованием биологов говорили о том, что это могут быть Неглерии, которые по неизвестной причине эволюционировали.
Не по неизвестной.
Когда население Земли сократилось на три четверти — не прошло и полугода. Но, будто насмехаясь над всем человечеством, болезнь стала утихать (у кого была кнопка, которая отменяла эту гадость?). В общем, внезапно и очень странно.
Оставшиеся в живых люди, страдающие и переживающие потери, хотели уже вздохнуть спокойно. Но, как выяснилось позже, смерть — это только первый симптом.
Все заражённые трупы начали вставать.
Безмозглые мерзкие твари, имеющие личины ваших погибших родственников. Им, к слову, отсутствие извилин и не нравилось.
Поэтому, подражая своим предшественникам — амебам — ожившие трупы также жаждали человеческий мозг. Правда, в отличие от одноклеточных, они имели силу, скорость и конечности.
Население сократилось до пятисот миллионов.
Предприятия закрывались, города полностью вымирали, люди гибли от простого голода. Ни о какой экономике или политике больше не шло и речи. В отчаянии люди сходили с ума; собирали банды, лагеря, устраивали рейды, одна из таких американских групп и ввалилась на территорию местного защищённого полигона, который оказался передовой лабораторией. Полностью вымершей.
Тогда до людей и дошло, что не Бог или инопланетяне виноваты в глобальной катастрофе.
Людей губят люди.
Алчные, жестокие и жадные до власти, которые финансировали подобное биологическое оружие. Кому бы задуматься о потере контроля?
Революции — следствия плохой жизни. Мировой революции этот мир доселе не видел.
Люди, утонувшие в ненависти, стремились искать виноватых, на разных континентах пропагандировались разные мнения и взгляды. Находились новые лидеры. Позже, война перешла с ненавистной до завоевательной. Мировая сеть рухнула, как и производства. Пропитания нет, никаких благ бывшего 21 века и подавно.
Население земли сократилось до ста миллионов.
Куроо было семнадцать, когда он учился в школе-интернате для мальчиков. Полностью огражденный квадратный километр земли, на который не пускали и в хорошие времена, а во время пандемии и подавно. В школе было сто пятьдесят шесть учеников и двадцать учителей. Никто не заразился.
Но осталось их немного.
Не все могли справиться с тем, что у них нет будущего. И что за стеной школы их больше никто не ждёт.
Куроо ждать было некому ещё с осени, когда бабушка, что воспитывала его, наконец ушла на покой. Да, было грустно, но после всего — как же хорошо, что она не застала этого кошмара.
В какой-то момент пришло осознание, что в живых остались только такие изолированные, как и он. В частных учебных заведениях, приютах и стерильных лабораториях.
В какой-то момент за ними пришли.
Куроо было восемнадцать, когда военные поставки перестали привозить на территорию интерната. Для кого-то было проклятьем, что безопасный островок больше не являлся комфортным местом обитания. Но для кого-то — Куроо — это стало спасением. Ему было нечего терять, а их ситуация — прямой путь наружу. Да, опасную, но все лучше, чем гнить всю жизнь на клочке земли, которую уже знаешь до последней травинки.
Выбора не было всё равно, оставалось только выживать и учиться делать это в открытом мире. Им и так дали годовую отсрочку.
За ними пришли военные, которые лишь провели базовую лекцию по выживанию.
Ряды выживших после катастрофы детей, с выходом из-за стен, поредели ещё сильнее.
К двадцати годам Куроо, войны почти закончились. Больше некому было воевать.
Всех революционных ораторов выкосило, а оставшимися в живых, в большинстве своём, были напуганные подростки. Им хотелось просто выжить. Поэтому все силы теперь уходили только на обустройство поселений лагерного типа.
Дай Бог насчитать миллион людей в этом мире.
Куроо двадцать один. Он умеет пользоваться почти всеми видами оружия, это же оружие собирать из говна и палок, а если не получается, использовать в качестве оружия все доступное. Он сам классифицировал виды зомби, знает как любую нечисть побеждать. Он внимателен, всегда начеку; у него рефлексы солдата; ему нечего терять. Он ничего не боится. Он сумасшедший, в голове которого только копия аркады, где нужно стрелять по всему, что движется.
Каков мир, такие и жители.
Вместе с солдатами тогда инструктаж пришёл проводить лейтенант двадцати одного года.
С этого момента начались Куроо и Бокуто.
Они уже два года обустраивают город, зачищают районы, спасают чудом выживших и небольшими шагами двигаются к ней.
Главная электростанция ТЭПКО. Токио начнёт свою реабилитацию именно с её перезапуска.
(И они, наконец, перестанут тратить такой полезный нынче керосин на обычные лампы, чего Коноха ждёт, как дня рождения)
***
— Яку?
За последние пять часов он слышал такую удивленно-подзывающую интонацию критичное количество раз, но сейчас даже это не отвлекает его от бумажек на столе.
— Куроо, что там происходит? — Снаружи послышался крик Акааши. Видимо уже часов восемь, раз градоначальники соизволили проснуться и пойти решать дела.
— Яку в конец сошёл с ума! — Куроо, заткнись ради Бога, если он сейчас потеряет мысль, то ты потеряешь пару конечностей.
В помещении послышались тяжёлые шаги. Бокуто тоже, наконец, дополз до штаба и своих обязанностей. Яку почувствовал, как позади него остановилась крупная фигура, нависая над ним и заглядывая в карты и заметки на столе.
— Может все-таки поделишься, что за дела подняли тебя раньше всех?
Яку обернулся, разглядывая пришедших. В это же время с крыши спустился Ямагучи. Вот он то ему и нужен.
— Ямагучи!
— А? — Тот, погружённый в свои мысли, сначала и не заметил толпу посреди помещения; даже подпрыгнул от удивления, когда услышал своё имя.
— Расскажи ещё раз, что ты знаешь об этих районах, — Яку указал на карту, обводя пальцем область севернее Токио.
— Хэй, не игнорируй меня! — Бокуто ударил ладонью по столу, что не произвело абсолютно никакого эффекта.
— Так, я же сто раз это всем объяснял… Не верю, что ты забыл, — Ямс подошёл ближе, подробнее рассматривая обозначения на карте.
— Почему они меня игнорируют? — Бокуто развернулся к Акааши в поиске поддержки, но наткнулся на такой же взгляд, как и у Ямагучи с Яку. Заинтересованный в куске бумаги.
— Мне просто нужно, чтобы ты ещё раз это проговорил…
— Я чего-то не пойму…
— Бокуто, заткнись! — Три возмущённых голоса направили Бокуто прямиком под стол, сетовать на всю несправедливость мира.
— Так о чем это я… — Ямагучи ещё раз присмотрелся к карте, чтобы провести более точные границы, — в этом районе, который захватывает центр и восток Фукусимы, север Тотиги и совсем немного севера Ибораки, находится один из эпицентров катастрофы…