– Как ощущения? – спрашивает о’Дим, когда Геральт выходит на улицу из корчмы «Золотой осетр». Ведьмак делает глубокий вдох.

– Пока что от тебя не особо много пользы, – говорит он, не отвечая на вопрос, но уже не так хмуро и мрачно. Увиденный у сновидицы сон дает надежду, что Цири еще здесь, в Новиграде, вместе с Лютиком. Надежду, что он скоро ее найдет. Теплеет на сердце.

– Не хочу испортить тебе удовольствие, – мурлычет о’Дим. – Или мне все-таки стоило наслать на тебя кошмарный сон?

– Если бы он был вещим и помог найти Цири – да, – отзывается Геральт. – Все, что угодно.

– Все, что угодно?

Тон о’Дима меняется, Геральт даже вздрагивает. Смотрит на Господина Зеркало, но он уже улыбается как ни в чем не бывало.

– Расслабься, Геральт. Я вмешаюсь, когда будет нужно. Сейчас ты вполне справляешься сам. Да и, если все будет так просто, разве игра покажется тебе интересной?

– Это не игра, о’Дим.

Господин Зеркало пожимает плечами и уходит.

– Все зависит от перспективы, Геральт. Все зависит от перспективы.

– Когда мы впервые встретились, Геральт, помнишь ли, что я спросил? – появившись, как по обыкновению, из ниоткуда, говорит о’Дим. Геральту чудится запах сирени и крыжовника.

– Нет.

Он просто хочет уйти от разговора. Врет, чтобы о’Дим не донимал его. Но от о’Дима не так просто отделаться.

– Я спросил, в любви ли дело. Но ты отказался мне говорить, увы.

Сирень и крыжовник кружат голову.

♪ Berries tart, lilac sweet ♪

– Потому что это тебя не касается, – говорит Геральт. Что-то заставляет его замереть на месте, остановиться. Крылья носа трепещут.

– Потому что, Геральт, дело не в любви.

– Замолчи.

♪The wish I whispered, when it all began

Did it forge a love you might never have found? ♪

Какая-то струна у него в груди звенит от напряжения, задетая точными выстрелами слов. О’Дим не прикасается, но у Геральта создается ощущение, что руки копошатся в его грудной клетке, приводят все в состояние абсолютного хаоса.

О’Дим смотрит на него внимательно, а Геральт думает лишь о том, как ему хочется ударить его посильнее. Вонзить меч ему в глотку и рвануть лезвие в сторону.

Господин Зеркало приближается к ведьмаку почти вплотную.

– Что будет, если эта связь исчезнет? Если снять заклятие джинна? – спрашивает Гюнтер почти шепотом. – Останутся ли чувства у тебя? У нее?

Геральт не отвечает, и на губах Стеклянного человека загорается улыбка.

– Мы обязательно вернемся к этому разговору, Геральт, – обещает о’Дим, отстраняется и проходит рядом с Геральтом, чуть не задевая его плечом. Естественно, исчезает, когда Геральт оборачивается. Звучит лишь его голос. – Позже. А пока поспеши на помощь своему другу.

Геральт не двигается с места, пока запах сирени и крыжовника совсем не теряется в прохладном вечернем воздухе.

Конечно, о’Дим появляется, едва уходит Роше.

– Безумный король, который все глубже и глубже погружается в свое безумие, – бормочет он почти задумчиво, имея в виду, разумеется, Радовида. – Безумный король, который слышит биение сердец шахматных фигур. Хочешь и ты его услышать, Геральт?

– Я еще в своем уме, спасибо, – неохотно отвечает ведьмак. Думает, сосредоточен на предстоящей встрече с Ублюдком Младшим.

– О, нет-нет, он умен. Он знает, как бороться против врага и как побеждать. И знает, как работает этот мир. Услуга за услугу. Оба глаза за зуб.

– Ты восхищаешься?

О’Дим улыбается.

– Может быть.

– Нет, нет, нет! – плачет Ублюдок Младший, а Геральт вонзает в его грудную клетку меч. Чувствует, как сталь медленно преодолевает сопротивление плоти. Останавливается лишь тогда, когда оружие входит по рукоятку.

Преступник падает к его ногам. Геральт стоит неподвижно. С лезвия капает кровь. Шлеп. Шлеп. Этот звук становится еще одним аккордом в мелодии смерти. Этот – и поскрипывание веревки под потолком, на которой раскачивается труп одной из шлюх.

Рядом раздается смех о’Дима. Геральт не слышит его шагов, но тяжелая ладонь ложится на плечо.

– Геральт, Геральт… – говорит он с придыханием, будто в экстазе. – Ты был великолепен, Геральт.

Геральт молчит. Не сводит взгляда с тела Ублюдка Младшего, с кроваво-алой раны на его груди. Рука о’Дима опускается с плеча на лопатки. Геральт ощущает исходящий от нее жар даже сквозь дублет.

– Чувствуешь… удовлетворение?

Геральт в самом деле чувствует маленькую толику удовлетворения, когда разворачивается и сжимает пальцы на шее о’Дима. Маленькую толику удовлетворения, когда вдавливает его в стену. Но Господин Зеркало лишь улыбается. Прикасается горячими пальцами к его запястью. Жар, кажется, пробирается под кожу, лишь распаляет огонь, уже полыхающий внутри.

– Геральт, – выдыхает о’Дим, поглаживая его ладонь. – Меня так трогает, как близко к сердцу ты принимаешь страдания этих женщин. Они уже мертвы, а тебе все равно больно.

– Мне просто все равно. Он причинил вред Цири и получил по заслугам.

Стеклянный человек подается вперед, ровно настолько, насколько позволяет вцепившаяся ему в горло рука.

– Я вижу тебя насквозь, Геральт. Не пытайся меня обмануть.

Он смотрит наверх, и Геральт тоже. На женщину, раскачивающуюся на веревке, как маятник. Она гипнотизирует, завораживает, вводит в транс. Хватка Геральта ослабевает, и теперь его рука едва ли лежит у основания шеи о’Дима.

Медленно затухает огонь. Остается пустота и липкий пепел. Геральт чувствует себя грязным, замаранным, просто потому, что посетил это место, что увидел все это. Отступает от Гюнтера, успевает задуматься о ванне, но видит в бадье тела трех женщин. Желание пропадает.

– Ты ведь видел и похуже, – говорит о’Дим, даже не пытаясь скрыть нездоровый интерес в голосе.

Геральт не отвечает. Думает о людях и чудовищах. О чудовищах и чудовищах.

– Хочешь забыть это, Геральт? – шепчет Господин Зеркало ему на ухо. Геральт чувствует его дыхание, горячее, как дьявольский огонь.

Геральт закрывает глаза.

– Нет.

Во мраке за закрытыми веками, как маятник, раскачивается тело.