На секунду Геральту кажется, что он ослышался. Слова парализуют каким-то странным, липким ощущением, похожим на страх. Да, пожалуй, это он и есть.
– Что? – переспрашивает он, заглядывая в поблескивающие глаза о’Дима. Гюнтер посмеивается. Отстраняется, высвобождая руку из ослабшей хватки пальцев.
– Ты слышал, Геральт. Твое тело. Ты ведь мне доверяешь, верно? Я просто... одолжу его ненадолго.
Геральт растерянно моргает. О’Дим вновь смотрит на отражение в зеркале.
– Что, уже передумал что-то для меня делать?
– Нет. Не передумал. Просто не понимаю, зачем это тебе. Ты же можешь перевоплотиться просто так.
– Могу. Но в этом не будет ничего столь волнующего.
Тихий смех. Геральт собирается с силами.
– Если это то, чего тебе хочется, пусть.
Гюнтер смотрит на него через отражение, улыбается.
– Ты поддашься на такую банальную провокацию? А если «ненадолго» растянется в маленькую вечность? Для тебя, конечно. Ведь у нас разные представления о времени.
Ведьмак молча отводит взгляд.
– Ну, не хмурься.
– Я не буду повторять.
Эти слова не застревают в глотке, а покидают ее на удивление легко, стоит открыть рот. Геральт вновь поднимает взгляд на о’Дима. Господин Зеркало больше не улыбается, но смотрит на него внимательно и заинтересованно.
– Ты боишься, Геральт? Признайся. Честно, – вдруг говорит он, приближаясь. Ловит Геральта пальцами за подбородок, когда ведьмак пытается отвернуться. – Боишься, что мои слова окажутся не просто предположениями, фантомными «если», а настоящими «когда»?
Геральт сдавленно выдыхает, но не пытается вырваться.
– У тебя определенные проблемы с доверием, Белый Волк, – шепчет о’Дим, разжимая пальцы. – Хотя тебя несложно понять. Все еще помнишь плачевный опыт с Витольдом? Думаешь ли ты о том, кто сможет выгнать меня, если я не захочу уходить?
Геральт стискивает зубы. Если верить ощущениям, его нервы медленно, мучительно наматывают на кулак.
– Хватит нагнетать, – рычит он. О’Дим разжимает пальцы.
– Будто ты не знал, на что идешь. Если взглянуть на твои отношения с Йеннифэр, можно подумать, что ты даже любишь, когда тебе треплют нервы.
Глубокий вдох, чтобы не сказать ничего лишнего. Чтобы успокоиться. Взгляд черных глаз все еще чувствуется на нем, все еще внимательный, все еще изучающий. Слова – не для того, чтобы задеть. Нет, это снова провокация.
– Ты хочешь, чтобы я отказался? – говорит Геральт медленно, взяв над собой контроль. – Этого добиваешься? Чтобы не чувствовать себя обязанным? Благодарным?
На губы о’Дима проскальзывает усмешка.
– Ауч. Хорошая попытка, Геральт, но мимо.
– Или ты слишком сильно привязался ко мне, и мой отказ, не оправданный давлением, причинит тебе боль?
Господин Зеркало дергается, соединяет кончики пальцев в привычном жесте.
– Давно я не отрезал тебе язык, да?
Геральт молчит. Держит язык за зубами, хотя взгляд Господина Зеркало, кажется, прошивает его насквозь.
– Не играйся с тем, что может тебя укусить, – говорит о’Дим. Криво улыбается. – Пожалуй, эти слова можно отнести к нам обоим.
Ведьмак хмыкает, глядя в пол.
– Теперь ты понимаешь, чем я отличаюсь от Йеннифэр, да? – продолжает Стеклянный человек, разведя руками. – Я провоцирую тебя, но не позволяю провоцировать себя.
– Просто признайся, что я попал в точку.
Геральт приподнимает лицо, позволяя о’Диму вновь взять его за подбородок. Приоткрывает рот, когда подушечки пальцев скользят по губам.
– Но я не откажусь, – шепчет Геральт, закрывая глаза. – Все еще хочешь скормить мне мой же язык?
– Признаюсь, – тихо смеется о’Дим и добавляет после долгой паузы. – Эта затея уже не кажется мне такой соблазнительной.
Пальцы, задев щеку, замирают в белых волосах.
– Ты уверен, Геральт? Я спрашиваю последний раз.
Геральт кивает, поддаваясь этому гипнотизирующему голосу. О’Дим прижимается к нему, оставляя беглый поцелуй на шее.
– Хорошо.
Господин Зеркало подталкивает его к кровати, заставляет лечь. Пружины тихо скрипят. Геральт не сопротивляется. Беспокойство, столь сильное до этого, затихает.
– Не открывай глаз.
Необычное, пульсирующее тепло растекается по телу, заставляя Геральта рвано выдохнуть. Не самое приятное чувство, будто только-только пролитая кровь покрывает кожу, но не сворачивается, не затвердевает сухой коркой на руках и лице, а льется, еще живая, но почему-то отделенная от тела.
Тогда, когда Витольд вошел в него, он потерял сознание.
Сейчас чувства даже слишком четкие. Геральту кажется, что он может различить в них каждую грань. В какой-то момент ощущения становятся такими сильными, что Геральт пытается открыть глаза, увидеть, не гуляет ли огонь по его коже, но веки не слушаются. А в следующую секунду все прекращается.
Геральт открывает глаза. Приподнимается, оглядываясь. В комнате он один. И чувствует себя совершенно так же, как и раньше.
– Гюнтер? – зовет он слегка охрипшим голосом.
Будто отзываясь на имя, его собственная рука поднимается на уровень глаз. Пальцы сжимаются и разжимаются.
Я здесь.
Ладонь касается грудной клетки, поднимается к шее, заставляя приподнять лицо, оглаживает кадык.
– А в тебе довольно удобно, – срываются слова с его губ. Теплый, влажный язык проходится по губам. Геральт дергается, предпринимая попытку встать, но тело сковывает чужая воля. Вместо этого он снова ложится, а рука так и замирает на горле, как заснувшая змея. – Тише. Спокойно. У меня голова кружится от твоего волнения.
Геральт делает глубокий вдох.
– Я спокоен, – говорит он тихо. – Почему я...
– Все еще можешь частично контролировать тело? – перебивает его собственный голос. – Маленькое утешение. Я знаю, как ты относишься к власти над собой, Белый Волк.
Геральт облегчения не чувствует. Голос о’Дима раздается в голове, лишь по звучанию отличающийся от собственных мыслей. Ну же, давай. Расслабься. Разве это так неприятно? Геральт осторожно встает с кровати. Ноги ведут его к зеркалу, и он просто подчиняется.
Отражение улыбается ему, хитро, но не коварно. Ладонь касается прохладного стекла.
– Видишь. Ничего страшного, – говорят губы, и Геральта постепенно отпускает беспокойство. Он отходит от зеркала. Нет-нет, еще рано. Дай мне взглянуть на шрамы. Твоими глазами.
Одежда испаряется по щелчку пальцев, ноги возвращают его к зеркалу, и теперь уже обе ладони прижимаются к стеклянной поверхности. Взгляд. Так вот, как ты все видишь. Интересно. А как все чувствуешь?
Лишь теперь о’Дим позволяет ему отойти от зеркала и ведет к кровати.
– Что ты задумал? – спрашивает Геральт, голосом, слегка выдающим его напряжение. Геральт, Геральт... Разве ты не догадываешься? Расслабься.
Слово звучит, как приказ, собственный приказ собственному телу, и Геральт подчиняется. Матрас пружинит под спиной, когда ведьмак ложится. Ладонь – его собственная, огрубевшая от оружия – вновь касается шеи, и Геральт едва слышно выдыхает.
Раздается стук в дверь.
Геральт бы вздрогнул, будь у него контроль над собственным телом. Но чувствует на губах усмешку, понимает, что те крупицы контроля, которые были у него до этого, ускользают, испаряются бесследно. Тело садится, больше ему не подвластное.
– Открыто, – слышит он собственный голос. Даже сознание, кажется, загоняют в клетку. Он больше не чувствует своего тела. И необычно остро осознает, что дыхания – тоже. Но он слышит. Каждый вдох, каждый выдох, каждый шорох, по-прежнему так же остро, как и прежде. И видит ставшими чужими глазами.
Что, черт возьми, ты творишь? По щелчку пальцев возвращается одежда. О’Дим. Но ответа не следует, хотя Геральт странным образом чувствует, как соприкасаются их сознания. Необычное, почти пугающее ощущение.
Дверь открывается. Входит Цири.
– Геральт, я... – начинает она и замолкает, взглянув на него. Геральт видит в ее глазах недоумение, настороженность. – Все в порядке?
– В полном, Ласточка. Ты что-то хотела?
Геральт может лишь беспомощно злиться. На о’Дима или на самого себя – понять этого он пока не может. Прекрати эти игры.
– Ты не Геральт, – говорит Цири, касаясь рукояти меча. Но в замешательстве отдергивает руку. – Что ты с ним сделал?
– Я же сказал. Он в полном порядке, – улыбается о’Дим. Взгляд опускается к руке, пальцы вновь сжимаются и разжимаются. – Он все еще здесь, не переживай.
Взгляд вновь скользит к Цири. Цири плотно сжимает губы.
– Верни ему тело, иначе... – начинает она.
– Иначе что? Порубишь меня на кусочки? Милая Ласточка, боюсь, Геральт этого не оценит. Хочешь попробовать?
Он протягивает руку, Цири отступает на шаг, почти что за порог.
– Руби, – улыбается о’Дим. – Посмотрим, что из этого выйдет.
О’ДИМ.
Гюнтер морщится, как морщатся обычно от писка комара, но Геральт понимает, что теперь может управлять рукой. Опускает ее, сжимает в кулак.
– Прекрати паниковать. Ничего бы не случилось, – вслух говорит о’Дим. И снова улыбается. Отходит вглубь комнаты, махнув другой, еще не подвластной Геральту рукой. – Проходи, Ласточка. Не бойся.
Цири проходит. Геральт спиной чувствует ее беспокойство и нерешительность.
– Мне нужно поговорить с Геральтом. Наедине, – говорит она. Старается, конечно, говорить твердо и уверенно, но дрожь, едва слышная дрожь в голосе, выдает ее.
Прекрати это. Пожалуйста.
О’Дим поворачивает голову.
– Что ж, если это то, чего ты желаешь...
Чувства сплошным потоком накрывают Геральта, сила этого потока едва не сшибает его с ног. Он снова чувствует свое дыхание, свое тело. И глаза, и веки – все снова принадлежит ему.
Цири бросается к нему, обнимает крепко, будто в последний раз. И Геральт обнимает ее в ответ, все еще немного ошарашенный ощущениями. Но чего-то не хватает. Тревожит какая-то внутренняя пустота.
– Ты меня напугал, – говорит Цири.
– Прости, – говорит Геральт.
Они стоят молча, прижимаясь друг к другу, и Цири понемногу успокаивается.
– Мы толком не говорили после случая в лесу, – начинает она, отстраняясь. Ее зеленые глаза поблескивают, но она не плачет. – Я хотела поговорить с тобой, потому что беспокоюсь за тебя.
Геральт отводит взгляд. Не знает, что ответить.
– Я не могу заставить тебя разорвать эти... – Цири запинается и почти виновато смотрит в пол. –...отношения, но, пожалуйста, Геральт, пожалуйста, пойми, что это ни к чему хорошему не приведет.
Молчание ненадолго воцаряется между ними.
– Он ведь играется с тобой. Разве ты не видишь? Какие у него... у ЭТОГО существа могут быть привязанности или потребности? Я не знаю, зачем это ему. Может, ему просто скучно. Но ни к чему хорошему это не приведет. Слышишь?
Геральт слышит. Но не может ничего ответить.
– Пожалуйста, подумай об этом, – просит Цири, берет его за руку. – Я люблю тебя, Геральт. И не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Геральт сжимает ее теплую ладонь.
– Я тоже люблю тебя, Цири.
Она уходит, напоследок взглянув на него своими пронзительными зелеными глазами. Дверь за ней закрывается, и Геральт тут же вновь чувствует в голове чужое присутствие. Возвращается ощущение соприкосновения сознаний, только сейчас оно, почему-то, становится сильнее, нарастает, и соприкосновение норовит превратиться в сопряженность.
– Что ты делаешь? – тихо спрашивает Геральт, не надеясь получить ответа. Тепло чужого разума обволакивает его, большое, необъятное, неизмеримое. Бессловесное. Он закрывает глаза, припадая спиной к стене, сшибает что-то на пол с рядом стоящего стеллажа, но не обращает внимания. Сползает вниз, когда сопряжение все-таки происходит, и что-то заполняет его, едва ощутимо давит на стенки черепной коробки. Будто под действием наркотиков, сознание расширяется. Переплетаются мысли, знания, границы становятся размытыми и нечеткими. Лишь какая-то часть, все еще являющаяся Геральтом, понимает, сколь ограничено это воздействие. Что сознание его сопряжено лишь с малой частью необъятного. Его бы смыло волной осознаний, будь доза хоть немногим больше. Он бы просто не выдержал. Сломался.
В глотке пересыхает, воздух царапает глотку, когда Геральт делает вдох. Медленно сознания отделяются друг от друга, медленно необъятное отпускает его. Но, даже когда оно уходит, Геральт ощущает странную эйфорию. Не пустоту.
– Хочешь пить? – раздается голос о’Дима, и Геральт с трудом разлепляет глаза. Видит прижатые друг к другу кончики пальцев, улыбку, взгляд. Облизывает пересохшие губы.
О’Дим помогает ему подняться. О’Дим подносит к его губам стакан воды, и Геральт не отрывает от его лица взгляда, когда пьет.
– Ты, кажется, хотел встретиться с Аваллак’хом, – чуть насмешливым тоном напоминает Гюнтер, когда ведьмак понемногу приходит в себя. Геральт кивает. Его не покидает осознание, что он не сказал, не спросил что-то важное. – Пойдем. Приключение обещает быть интересным.