Мягкий солнечный свет, пробивающийся сквозь окно, игриво скользил по спокойной и умиротворенной Сакуре, губы которой растягивались в легкой, напоминающую детскую, улыбке. В эти секунды она отчаянно походила на ту, которую Какаши знал с самого ее детства: упрямую, добрую и веселую. Слишком неумелую в начале своего пути и невероятно сильную в конце. Но даже в самом начале Какаши никогда не считал ее слабой, если только физически, потому что Сакура была невероятно упрямой. А упрямые люди слабыми не бывают. И она приняла потрясающе верное решение, проявив желание и настойчивость в обучении у госпожи Цунаде. Хатаке с гордостью мог сказать, что его ученики стали поистине сильными ниндзя. Однако это не было его заслугой, что вызывало некий укор совести и даже в какой-то степени зависть, ведь результаты их трудов не имели к нему ровным счетом никакого отношения: все трое обучались у легендарных Саннинов — Цунаде, Орочимару и Джирайи. И все трое превзошли своих учителей.

Какаши бросил еще один сочувственный взгляд на свою бывшую ученицу и положил на стол записку, оборачиваясь на деревянную рамку, где он трепал волосы маленьким Наруто и Саске, а Сакура стояла посередине с донельзя довольным смеющимся выражением. После чего сглотнул подступивший к горлу комок горечи и перевернул рамку фотографией вниз: вероятно, Сакуре незачем лишний раз видеть то, что может причинить ей гораздо большее страдание, чем ему самому. Через час Хатаке должен был отправиться на небольшое задание и какое-то время даже думал разбудить Сакуру пораньше, чтобы еще раз поговорить уже на ее трезвую голову. Быть может, чем-то помочь, хотя и сам не знал чем. Но Какаши хотел обозначить хотя бы то, что ему не было все равно. Потому что он действительно, черт возьми, беспокоился. И никогда бы не пришел в тот злосчастный бар, если бы не Эбису, который из раза в раз наблюдал Сакуру в компании своего брата Кацухито, и не Генма, откровенно заявивший, что она там постоянный посетитель. Так что вчерашняя их встреча отнюдь не была совпадением. Но приди он минутой позже… об этом даже думать не хотелось.

Так или иначе, Какаши решил не тревожить чужой и наверняка приятный сон — это было бы настоящим кощунством. Вряд ли бы Сакура от него услышала что-то, чего еще не слышала прежде. Что он ей скажет? Что жизнь продолжается, несмотря ни на что? Что со временем станет легче? Это была бы откровенная ложь, потому что он по своему собственному опыту знал, что не станет. Его до сих пор преследовали кошмары после смерти Рин, и он второй раз вынужден переживать смерть Обито. Теперь уже настоящую. С другой стороны, Сакура — не он. Она сильная и должна справиться. Просто нет никакого смысла справляться со всем в одиночестве. Сейчас, с опытом прожитых лет, Какаши понимает: ему было бы проще пережить как смерть отца, так и смерть напарников, если бы он не замыкался в себе. Если бы он просто позволил себе помочь тому же Гаю, Асуме и Куренай, которые никогда не были равнодушны к нему и его ситуации. В таком случае его жизнь сложилась бы совершенно иначе. Но он выбрал другой путь. Неправильный. Однако он не пытался бежать от реальности, как это делала Сакура. Ее вектор оказался еще более ошибочным. Так что он не собирается наблюдать за этим сложа руки. Какаши думает, что если не останется никакого выхода, кроме принудительного лечения: он этому как минимум поспособствует.

Несмотря на крепкий сон, Сакура проснулась почти сразу же, как Хатаке покинул квартиру. Услышав короткий щелчок двери, она распахнула глаза, щурясь от яркого солнца, и, окончательно пробудившись, решила подняться. Судя по тому, как было тихо, куноичи сделала вывод, что осталась одна. Придерживая на плечах одеяло, Сакура встала на ноги, хрустнула шеей, наклоняя голову влево и вправо, и прошла к окну, рядом с которым лежала записка. Без какой-либо заинтересованности Сакура поднесла клочок бумаги ближе и начала читать:

«Я на задании до следующей недели. Не знаю, любишь ты такое сейчас или нет, но я приготовил тебе омурайсу. Полагаю, он не так уж и плох.»

Сакура шмыгнула носом, скинула с себя одеяло, аккуратно сложив его с краю кровати, и отправилась на кухню. Не то чтобы она здесь уже находилась раньше и знала куда идти, просто квартира была не настолько огромной, чтобы иметь шанс в ней заблудиться.

На столе действительно дожидался остывший омлет с рисом, но куноичи подумала, что, в общем-то, не голодна. Однако желудок предательски заурчал, когда она вновь вернулась взглядом к омурайсу. Что ж, Какаши не обманул: это было действительно отнюдь не плохо. Сакура съела все менее чем за одну минуту, поражаясь своему почти животному чувству голода, которое возникло буквально из ниоткуда. После чего нерасторопно поднялась из-за стола и направилась к раковине, прихватывая с собой тарелку. У Какаши там также находилась грязная вок-сковорода, на которой он, вероятно, и готовил, и еще пара тарелок с кухонными приборами. И Сакура не была лишена благодарности и еще какого-либо чувства такта, чтобы преумножить посуду и оставить все это покрываться плесенью на целую неделю до возвращения хозяина. Она так давно не занималась бытовыми обязанностями, что водить губкой под теплым напором воды показалось ей очень приятным и успокаивающим занятием. Желания жить, конечно же, у нее не прибавилось, но Сакура также отметила, что не появилось желания и напиться. Она повернула ручку крана, закончив с посудой, встряхнула пальцами и принялась вытирать их полотенцем.

Сейчас в голове ненароком появился очевидный вопрос: чем же тогда заниматься, если не прибегать к алкоголю? И одна мысль на этот счет у Сакуры все же имелась. Она подумала: раз Какаши не стал ее будить и выпроваживать за дверь сразу же, то, вероятно, он не будет против, если она воспользуется душем. Потому что идти к своему лучшему и единственному другу в таком виде, в котором она была сейчас, Сакура не хотела.

Ее не было на похоронах Наруто. Ни ее, ни, как выяснилось позже, Саске. Двое самых близких людей Узумаки, одна из которых не смогла себя пересилить, боясь увидеть его мертвым, а другой и вовсе убивший его, так и не смогли там появиться. Но Сакура чувствовала, что должна это сделать. Она уже давно хотела, но никак не могла себя морально подготовить. Увидеть надгробие с именем дорогого тебе человека означало лишь то, что придется окончательно смириться с фактом его смерти. А Сакуре было слишком тяжело в это поверить. Все это время она представляла себя под действием гендзюцо, рассчитывая, что изо дня в день вот-вот проснется. Но ни разу за два мучительно долгих месяца она не хотела принимать его смерть. Однако, может, Наоми была права, и ее жизнь действительно продолжалась. Может, стоит хотя бы попробовать смириться и не убивать себя таким уж очевидным для всех образом?

После того, как Сакура приняла душ и привела себя в порядок, подсушив влажные волосы полотенцем, она выбросила в мусорку свою разорванную тунику, и осталась в толстовке Какаши, в которой можно было запросто утонуть. Куноичи закатала рукава в несколько слоев, оголяя хрупкие бледные предплечья, пригладила волосы, и покинула апартаменты своего бывшего наставника, захлопнув дверь на защелку.

Воскресное утро оказалось весьма солнечным и теплым. И на удивление не очень-то оживленным: на главной улице людей почти не было, в отличие от прошлого вечера. Может, еще не все проснулись, кто знает? Сакура такими вопросами не задавалась. Пусто и ладно. Так даже лучше. Она прошла пару кварталов неторопливым шагом, свернула во двор, сокращая себе дистанцию, и с торца здания вышла на главную площадь, прямиком к цветочному магазину Ино. Несколько неуверенно Сакура потянула на себя стеклянную дверь, желая увидеть здесь кого угодно, только не Яманаку. Но рядом с нижним прилавком виднелся шикарный блондинистый хвост Свинины Ино. Впрочем, кого еще Сакура ожидала здесь увидеть? Она молча подошла к прилавку и слегка покашляла, привлекая к себе внимание.

— Сакура? — Ино так и замерла в удивлении. — Ты что-то хотела?

— Цветы, очевидно, — запустив руку в еще влажные волосы, протянула она, оглядываясь.

Ино всегда расслаблялась, когда речь заходила о цветах, потому что это была ее территория. Она радостно засуетилась, опуская высокие розы, что прежде держала в руках, в ведерко с водой, после чего спешно вытерла руки о фартук и снова повернулась к Сакуре:

— Т-а-а-к, — протянула она, — а что за повод, Лобастая? К кому собралась? — внутреннее любопытство Ино так и стремилось наружу, а улыбка растянулась на окрашенных вишневым блеском губах.

— К Наруто, — сухо ответила Сакура, отчего радостная гримаса блондинки в ту же секунду сменилась маской сочувствия и отведенным в сторону взглядом. Ее пальцы едва заметно дрогнули, а голос помрачнел, когда она протянула вперед белые хризантемы. — Свежие. Сегодня принесли.

Сакура молча перехватила собранный Ино букет и, выудив из кармана бумажную купюру, положила рядом с монетницей на прилавке:

— Хорошего дня, — также безразлично бросила Сакура и направилась к выходу, не дожидаясь сдачи.

С того момента, как дверь за Сакурой закрылась, Ино еще несколько минут безмолвно стояла, словно в каком-то ступоре, и переваривала изменения своей некогда соперницы.

По мере того, как Сакура приближалась к кладбищу, она начинала жалеть о своем завтраке. Потому что все ее внутренности постепенно закручивались от необъяснимого приступа тревоги, вызывая тошноту. Ладони потели так, что она уже несколько раз почти выронила букет, обернутый цветочной пленкой, а сердце то странно замедлялось, то, наоборот, заходилось бешеным ритмом.

После войны кладбище увеличилось вдвое, а то и втрое раз. Огромное количество свежих могил заставили содрогнуться, так, что Сакура невольно решила укутаться в толстовку, застегивая молнию до самого подбородка. Сложности в том, чтобы найти нужную ей могилу, не возникло: за пару месяцев, даже при остром на то желании, куноичи не смогла бы пропить все свои навыки. Сакура чувствовала остатки чакры, витающей в воздухе, и различающиеся запахи. Надгробие Наруто располагалось рядом с могилой Четвертого и Кушины. Куноичи осторожно обошла ограждение и, приблизившись к холодному камню, коснулась рукой выгравированной таблички с именем.

— Ну, здравствуй, Наруто, — прошептала Сакура, опускаясь рядом. — Прости, что не смогла присутствовать на твоих похоронах… — голос сорвался, после чего она сделала глубокий судорожный вдох и продолжила. — Я просто не смогла. Вот так. Не хотела в это верить, да и сейчас у меня едва ли это получается.

Сакура зашуршала пакетом и достала две упаковки лапши быстрого приготовления, складывая их рядом с могилой, вытерла слезы рукавом и запустила руки в волосы, слегка массируя голову, чтобы собраться с мыслями.

— Это, конечно, не рамен из Ичираку, — проскулила куноичи, — но прости меня и за это, потому что там я появиться тоже не смогла.

Сакура сидела на коленях, продолжая держать ладонь на холодной плите. Она думала, что в ее мыслях сейчас слишком много всего, о чем ей хотелось бы рассказать Наруто. Причем рассказать нужно было не сейчас, а давно, когда он был еще жив. Но теперь все это не имеет значения.

— Больше всего я бы хотела перед тобой извиниться…хоть и делала уже это бесчисленное количество раз. Я была недостойной подругой такого человека, как ты. Я уже молчу о другом члене нашей команды. Однако я говорю сейчас только за себя. Я была слишком глупой и помешанной эгоисткой, но я все равно любила тебя, ты ведь знаешь? И мне жаль, что вместо тебя умерла не я. Если бы можно было поменяться с тобой местами, поверь, я бы это сделала. По правде говоря, вместе с тобой умерла и большая часть меня, как оказалось. Но я хочу, чтобы твоя душа обрела покой, а не блуждала меж двух миров только лишь потому, что кто-то из нас не готов тебя отпустить, — Сакура замолчала, пытаясь успокоиться от своего тяжелого монолога. — Просто здесь есть несколько людей, которые очень сильно тебя любят, Наруто. И это слишком тяжело. Я говорю о Хинате, Ируке и, конечно же, о себе. Ну, наверняка Какаши-сенсей тоже переживает, но ты ведь его знаешь…он никогда этого не покажет, — Сакура вздохнула. — А еще мне очень обидно за тебя! Обидно настолько, что я готова разнести к чертям весь этот мир. Ты до последнего верил в Саске, и он этим воспользовался. И я считаю, что он не достоин ни титула Хокаге, ни вообще жизни. Не знаю, что у него в голове. Наверняка он страдает. Но этого недостаточно. И никогда не будет достаточно, — Сакура на мгновение представила, как бы сложилась жизнь, если бы погиб Саске. И подумала, что все было бы более чем хорошо. Уж куда лучше, чем сейчас. Потому что Саске, в отличие от Наруто, заслуживал самой мучительной смерти еще до убийства друга. Правда, раньше она так не считала. Но горе меняет людей. — В общем, я надеюсь, ты сейчас в лучшем мире, чем этот. Рассчитываю на то, что встретился с мамой и папой, а может еще и с Неджи. Главное, чтобы тебе не было одиноко, Наруто. А за нас не переживай.

Сакура упала на колени, обнимая надгробие и роняя на него бесконечный поток слез, шмыгнула носом и прошептала:

— Покойся с миром, даттебайо, — она попыталась его спародировать, отчего разрыдалась еще сильнее, не в силах сдержать истошный крик, что из нее вырвался.

Внезапно Сакура замолкла, прислушиваясь к шагам за своей спиной, и подскочила на ноги, оборачиваясь. За ней стоял Саске. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как голова начинает кружиться, и задержалась о плиту надгробия, слегка на нее опираясь. Пустые черные глаза напротив смотрели прямо на нее несколько минут в полном молчании, и Сакура также не могла вымолвить ни слова. Ей было не о чем с ним говорить. Она не хотела даже смотреть на него, но не могла не отметить того, как паршиво Саске выглядел: осунувшиеся плечи, мрачный взгляд и болезненный цвет лица выдавали в нем совершенно сломленного человека.

— Господин Хокаге, — в итоге произнесла куноичи, официально кланяясь ему, тем самым обозначая, что, убив Наруто, он потерял не только одного друга, но и второго неравнодушного к нему человека. Последнего человека.

Сакура чувствовала, как ее выворачивает наизнанку при одном лишь присутствии Учихи. Какая-то часть, которая раньше была в него влюблена, теперь разрывалась на части, болью раскатываясь по мышцам, а другая — растворялась в омерзении, желая вцепиться в его шею голыми руками и с хрустом свернуть ее. Она не знала, как выглядела со стороны, но Саске оступился, делая шаг назад.

«Теперь ты по-настоящему одинок, Саске Учиха» — подумала про себя Сакура. — «Отныне и навсегда».

Кто захочет связывать свою жизнь с парнем, предавшем своего друга? Если только такой же гнилой души человек, но Учиха всегда невольно стремился к свету, несмотря на мрак своего собственного сердца. Он тянул грязные паршивые руки к чему-то хорошему и непоколебимому…и убивал это. Сакура не была злопамятным человеком, но она прекрасно помнила те секунды, когда Учиха без малейшего колебания был готов убить ее. Ее! Ту, что всегда ему доверяла. Как и Наруто. Так что это определенно не то, с чем она сможет смириться и жить дальше.

— Тебе ни к чему обращаться ко мне так, когда мы наедине, — отстраненно бросил Саске.

— Но, господин Шестой, — сквозь зубы прошипела Сакура, — у меня нет ни единого повода обращаться к вам никак иначе.

В это мгновение Саске подумал, что это не просто первый раз за всю жизнь, когда подобный выпад можно было услышать из уст Харуно. Это, в принципе, был первый раз, когда кто-либо причинил ему боль такой обжигающей правдой, которую он и сам прекрасно понимал.

— Но раз тебе так угодно, Саске-кун, — Сакура сделала шаг вперед, приближаясь, — смерть Наруто не сильно изменила мое к тебе отношение, — ее голос звучал низко и холодно, словно могильные плиты, окружающие их. — Я потеряла веру в тебя сразу же, как ты сбежал из деревни, и мне было глубоко наплевать, что с тобой станет. Все это время я верила лишь в Наруто. И если ты приходишь сюда вымаливать у богов свое жалкое прощение, — Сакура едва сдержала нервный смешок, кусая щеку изнутри, — то можешь не тратить понапрасну драгоценное время, ведь если бы боги существовали, они бы услышали мои ежедневные мольбы, — куноичи сделала шаг назад и снова поклонилась, прощаясь. — И ты бы сейчас не стоял, а лежал. И явно не на этом кладбище. Потому что ты не достоин находиться здесь.

— Мне жаль, что я не оправдал твоих желаний, — парировал Учиха.

— Кто знает… — уходя, она пожала плечами. — Быть может, еще оправдаешь.

Это была уже прямая, хоть и не имеющая шансов, угроза. Любой другой Каге отправил бы за это как минимум в карцер. Пусть каких-либо возможностей навредить Саске у Сакуры и не было, однако она высказала свое прямое неуважение. И это совершенно некорректно. Но ей совершенно наплевать.

Сакура шла в неизвестном ей направлении, словно тень, не имеющая физической оболочки. Ее разрывало от непонятных ей самой же чувств. Сакура до невозможности хотела влепить Саске пощечину, ударить его что есть силы со словами: «Что же ты наделал, урод?», и заплакать. Заплакать так, как никогда не плакала. Реветь навзрыд, срывая связки, и проклинать все на свете в желании вернуться в прошлое и все исправить. Но Сакура также понимала, что это не поможет. Хочет она того или нет, ей придется смириться с тем, что случилось. Смириться и жить дальше. Либо же умереть. А что ей даст самоубийство? И как ее родители будут себя ощущать, зная, что их дочь наложила на себя руки? Они были старой закалки: им важно чужое мнение. Сакура не хотела ставить их в такое неловкое положение перед обществом. Быть может, неплохим стечением обстоятельств стала бы смерть на миссии? Разумеется! И родители бы ей посмертно гордились, и она сама избежала бы осуждений. Вот только где взять такое задание? Сакура потянула носом сладковатый уличный воздух, различая в нем ароматы фруктового моти и сладкой ваты, ненадолго отвлекаясь, и вновь вернулась к мыслям. Она тут же вспомнила, что Какаши-сенсей отправлялся на какое-то задание. Опасное или нет — не важно. Любую миссию можно обернуть против себя и подставиться. Но с другой стороны, кто ее отправит в одиночку? Она ниндзя-медик. Это абсурдная идея не имела шансов.

Сакура остановилась у входа в бордель под окнами Наоми, откуда доносился едва слышный женский плач. И, кажется, она уже знала, в чем причина. Куноичи была почти что уверена, что если прямо сейчас ворвется к ней в комнату, то увидит на подруге свежие следы побоев. Долго не думая, она оттолкнулась от земли, взлетая в воздух, и опустилась бетонный карниз, после чего осторожно постучала в окно, потому что оно было закрыто.

— Наоми, открывай, — протянула Сакура, не переставая стучать. — Я слышала тебя и чувствую твою чакру. — Да, дорогая, трезвая, я способна на нечто большее, чем спать и блевать в сортире.

Куноичи услышала, как подруга тяжело вздыхает и направляется к окну, осторожно распахивая его, чтобы впустить ее внутрь. Сакура осторожно наступила на подоконник, перешагивая горшочек с суккулентом, и опустилась на пол. После чего прикрыла окно и задернула безвкусные, по ее мнению, драпированные шторы. Наоми отворачивалась от нее и сделала вид, что чем-то очень занята: перебирала вещи в своем шкафу, сортируя какие-то лоскуты материалов по непонятному принципу, и без конца поправляла прическу, закрывая лицо волосами.

— Взгляни на меня, — прошептала Сакура.

— Зачем? Я собираюсь шить, — как можно безразличней ответила Наоми.

— Наоми, — Сакура повторила четко и ясно. Так, что у брюнетки по спине пробежал холодок. Она ни разу не видела Сакуру в трезвом состоянии, и это немного пугало. Однако показывать свой страх не входило в планы Наоми. Так что она обернулась, вскидывая подбородок.

— Так и знала, — поморщившись, бросила куноичи. — Иди сюда, — поджав губы, сказала Сакура. — Я все вылечу.

— Нет, не стоит тратить на это чакру, — замотала головой Наоми. — Я замаскирую косметикой. Ничего серьезного.

— Ты мне врешь, — Сакура не сводила пронзительного взгляда. — Ты едва ли стоишь на ногах, на тебе нет корсета, в котором ты разве что только не спишь и тебе тяжело дышать: эти моменты заметит любой обычный человек и сделает соответствующий вывод. Но я не обычный человек, как ты помнишь, я — медик и я, мать твою, чувствую, что у тебя сломано ребро! И я знаю, кто его сломал!

— И что ты будешь делать? — опешив, спросила Наоми.

— Ты знаешь.

Наоми долго не сопротивлялась, когда Сакура начала расспросы об этом клиенте. Более того, она поняла, что ее подруга вообще не тот человек, который умеет принимать отказы. А еще одним откровением для нее стал характер трезвой Сакуры, который оказался совершенно противоположным тому, какой Наоми знала ее все эти месяцы. Это привело к единственно верному вопросу: знала ли она вообще Сакуру? Нет. Сакуру теперь не знал никто. А все те, кто были знакомы с ней раньше, перестали узнавать в ней прежнюю личность.

Сакура заглянула под кровать, потом, подпрыгнув вверх, осмотрела антресоли, порылась в подсобке с костюмами и только после этого вопросительно посмотрела на подругу:

— А где моя сумка с вещами? — спросила Сакура.

— Там все было уже далеко не первой свежести, — с толикой отстраненности проговорила Наоми. — Я все постирала, извини.

— Почему ты разговариваешь со мной так, будто боишься? Я же не сделала ничего такого, — возмутилась куноичи.

— Но ты собираешься, — нахмурилась брюнетка.

— На днях я виделась с Ирукой, — Сакура сделала паузу, оценивая реакцию Наоми на его имя, но ее не последовало. — Оказывается, шлюхой ты была не с рождения.

— Сакура, мне кажется, ты забываешься, выезжая на моей к тебе доброте, — прошипела девушка. — Просто возьми что-нибудь из моего гардероба и проваливай.

— Почему ты мне не сказала, что была шиноби? — искренне поинтересовалась она.

— Разве ты не обсудила это с Умино?

— Нет, — Сакура очевидно замотала головой. — Он не такой человек, чтобы трепаться о чем-то личным со своими бывшими учениками. Сказал, что ты сама расскажешь, если посчитаешь нужным. Так что, если ты мне не доверяешь, я понимаю…в конце концов, ты меня впервые видишь трезвой.

— Я тебе верю, Сакура, — вздохнула Наоми. — Хоть и совсем тебя не понимаю. Знаешь, тогда шла Третья Мировая Война Шиноби. Мне только исполнилось шестнадцать…

— Эмм, — перебила ее куноичи. — Прости, а сколько тебе лет? — спросила она, на что Наоми рассмеялась, ведь зная даты, это легко можно было посчитать.

— Вообще-то… мне тридцать пять, — скромно призналась она.

— Это какое-то джицу? — не унималась Сакура, потому что ее подруга выглядела даже младше, чем она сама. — И как ты могла учиться с Ирукой?

— Никакого джицу. Всего лишь хорошая генетика, — она улыбнулась и продолжила. — Я стала ниндзя в довольно позднем возрасте, поэтому некоторое время действительно обучалась основам вместе с Ирукой. Он был тогда еще совсем ребенком, и я ему во многом помогала, — Наоми отвела взгляд в сторону и немного улыбнулась, вспоминая что-то из своего прошлого, но улыбка быстро сошла с ее лица. — Шла война, — повторила она, — и в расход пускалось совершенно все, что могло принести положительную динамику: вопреки идеологии Хаширамы, на задания вновь начали отправлять детей, за неимением достаточного количества действующих шиноби. Ну и не все задания ограничивались чьим-то убийством. Очень часто приходилось интегрироваться во вражеские отряды с целью получения какой-либо информации. И для таких целей чаще всего использовались куноичи от 14 лет и старше. Конечно, немаловажную роль играла внешность, — Наоми сделал паузу и поймала на себе взгляд Сакуры, после чего уточнила. — Ты понимаешь, к чему я клоню?

— К тому, что девушки выглядят более безобидными? — наивно замялась она.

— Да, — кивнула Наоми. — Однако это не единственная причина. Девушке действительно проще ввести врага в заблуждение, особенно если она молода и невинна, но при этом уже развита физически и оказывает на противоположный пол должный эффект. Таким образом, была сформирована группа куноичи «особого» назначения. Туда попали абсолютно все девушки-шиноби симпатичной внешности, но не обладающие достаточно сильными способностями, чтобы сражаться наравне с мужчинами-шиноби. И я была среди них, потому что мои показатели оставались весьма слабыми.

— Это ужасно, — скованно прошептала Сакура.

— Это война, девочка, — Наоми развела руками. — Права отсиживаться в стороне не было ни у кого.

— То, что тебе пришлось заниматься подобным в то время, не означает то, что ты должна заниматься этим и по сей день.

— Поверь мне, когда твой первый секс проходит с мерзким жирным феодалом, пока твои напарники добывают какую-либо информацию, и из раза в раз тебе доказывают, что все, на что ты способна — это быть чьей-то подстилкой, выполняя отвлекающие маневры…так или иначе, это оставляет неизгладимый отпечаток, — Наоми брезгливо поморщилась. — Здесь я хотя бы сама выбираю, с кем мне спать и спать ли вообще, а не получаю миссию, от которой нельзя отказаться.

Сакура не знала, что ответить. Она никогда не думала об этом. Исходя из истории и некоторых старых отчетов, которые она листала из интереса, проводя достаточно много времени в архивах, когда помогала Цунаде, она была в курсе о подобной практике в рядах шиноби. Сейчас такое тоже существовало. Правда, это было огромной редкостью, и подобные задания были единственными, от которых девушки-ниндзя могли отказаться без какого-либо осуждения или порицания со стороны вышестоящих. Сакура невольно вздрогнула, покрываясь мурашками от осознания того, что родись она в то же время, что и Наоми, то непременно бы оказалась в отряде малолетних обольстительниц, потому что она, вероятно, была еще больше бесполезна, чем Наоми. Хоть Сакура и не знала, на что ее подруга вообще была способна. Она была также убеждена, что в эти отряды отправляли не только плохо себя проявивших девушек, но и тех, кто просто не обладал полезными техниками по типу Кеккей Генкай.

— Спасибо, что поделилась, — поблагодарила Сакура, после чего грустно вздохнула и попыталась сменить тему. — Мне нужно переодеться…

— Бери все, что захочешь, — невозмутимо ответила Наоми, кивая в сторону шкафа. — Думаю, если внимательно поискать, то и приличные вещи найдутся. — Она рассмеялась. — Но это не точно.

Наоми вскоре ушла снимать мерки для новых нарядов, а Сакура направилась к огромному старому шкафу, заваленному разноцветными броскими тканями. Огромного труда стоило отыскать что-то менее заметное, чем откровенные декольте или экстремально-короткой длины юбки. Сакура передвигала вешалки с ажурными платьями в перьях и кружевными блузками слева направо, пока не наткнулась на длинное черное платье. Заинтересовавшись, куноичи вытащила его и приложила к груди, проходя к зеркалу: оно было определенно менее броским, чем все остальное, но, тем не менее, достаточно дерзким. Высокая стойка на горловине и отсутствие рукавов подчеркивали изящные острые плечи, обтягивающий материал полностью очерчивал линию талии и форму бедер, а глубокий разрез, доходящий до середины бедра, открывал подтянутые ноги, указывающие на долгие годы тренировок.

Когда Сакура переоделась и оглядела себя в подобном наряде, она ощутила себя странным образом женственной. Не то чтобы до этого она считала себя мужеподобной. Нет, конечно. Но чаще всего она казалась себе даже не девушкой, а девочкой. Маленькой, глупой и неуверенной в себе. Ущербной девственницей, которая даже ни с кем ни разу не целовалась. И, видит Бог, так оно и было. Однако сейчас Сакура смотрит в свое отражение, наполненное вызовом, и чувствует себя в какой-то степени даже уютно в подобном наряде. Быть может, и неосознанно, но Наоми смогла поднять ее самооценку со дна океана. Потому что если раньше Сакура непременно бы засмущалась такого облегающего фасона из-за своей маленькой груди, то сейчас, вместо того, чтобы завидовать Ино или Хинате, она понимает, что выглядит просто шикарно. И более того, может себе позволить оставаться без бюстгальтера, потому что ее грудь прекрасно держит форму и без посторонней помощи. Да и вообще, кто обратит внимание на грудь, когда все внимание приковывают бедра и упругая задница?

— Неужели я могу себе нравиться? — неверяще прошептала Сакура, касаясь своего отражения.

Из-за Свинины Ино она всю жизнь комплексовала по поводу груди и попросту не замечала других своих преимуществ, которые, разумеется, имелись. Так что не видеть очевидных вещей столько лет и обнаружить их только сейчас для Сакуры дорогого стоило. Она была слишком зациклена на вещах, которые не имели никакого значения. Сакура была настолько увлечена Саске, который ее вечно отвергал, что неосознанно отмахивалась от внимания других парней. Она считала, что никого не привлекает, потому что она некрасивая, но сейчас понимает: все это не было правдой. Это было лишь следствием убитой самооценкой и неуверенности в себе. И Сакура не думает, что сейчас в ее сознании что-то особенно сильно изменилось. Но она будто бы прозрела, и ей просто стало на все наплевать. Собственное безразличие открыло в ней некую грань объективности.

Сакура собрала волосы на затылке и, придерживая их рукой, прошла к туалетному столику Наоми в поисках того, чем можно закрепить прическу. В глаза бросилась обычная заколка-краб и палочки. Куноичи воспользовалась последним, аккуратно закрепив их крест-накрест в пучке, и оставила две пряди волос по бокам, обрамляющие ее скулы. Еще раз оглядела себя в большом зеркале, едва ли узнавая девушку, смотрящую на нее по ту сторону стекла, и направилась к выходу.

Даичи Горо — так звали ее сегодняшнюю цель. Сакура не была знакома с этим человеком лично, но Наоми описала его как темноволосого высокого мужчину со шрамом под правой ключицей. И он был шиноби джоунином. Но вряд ли он мог оказаться сильнее Сакуры. Так что переживать было не о чем. У этого ублюдка не было ни жены, ни детей. Но это даже к лучшему. Иначе несчастная семья осталась бы без кормильца.

Сейчас, находясь в ожидании на крыше одного из зданий, открывающих вид на крыльцо дома Даичи, Сакура думает, что, вероятно, это будет ее первое настоящее убийство. Да, она сражалась с другими ниндзя, многие из которых погибали во время боя. Но она никогда не убивала сама. Даже справиться с Сасори ей помогала бабуля Чиё. И это всегда была вынужденная мера, угрожающая собственной жизни. Но то, что Сакура собиралась сделать сейчас, больше походило хладнокровный расчет.

Сумерки постепенно сгущались, принося с собой холодный вечерний воздух и легкий ветер, который, в отличие от дневного времени, обдувал промозглой сыростью. Сакура обняла себя за голые плечи и потерла кожу ладонями, пытаясь согреться. Пока дожидалась, она лениво обдумывала свои планы на существование. Думала взяться за миссии или что-то вроде того, потому что сидеть на шее у Наоми до конца жизни не сможет, да и не захочет, а у родителей просить деньги принципиально не станет. Свои собственные немногочисленные сбережения скоро закончатся, и с этим определенно нужно было что-то делать. Фоном пронеслось смутное воспоминание о том, как хозяйка выселила ее из общежития за нарушение режима…так что неплохо бы и новое жилье подыскать…

Когда Сакура заметила широкоплечий мужской силуэт, появившийся на крыльце, и на удивление знакомые черты лица, ее сердце ушло в пятки: это был он. Клиент, регулярно истязающий Наоми, оказался тем самым мужчиной, который пытался задушить ее саму и изнасиловать в туалете. Куноичи заметила, как кончики пальцев едва заметно подрагивают в треморе, но тут же себя успокоила и взяла в руки. Потому что сейчас она абсолютно трезва и чертовски, блять, опасна. И она сделает то, что считает правильным. Таким отбросам, как он, нет места в этой жизни.

Сакура спрыгнула с крыши, бесшумно приземляясь за его спиной, и остановилась, отводя свою ногу так, чтобы оголить большую часть бедра:

— Эй, красавчик, — произнесла она, как тот сразу же обернулся на ее голос.

— Чем обязан? — Даичи остановился, окидывая ее с ног до головы жадным взглядом, который даже не пытался скрыть.

— Чем обязан, спрашиваешь? — повторила Сакура, удивляясь тому, что он так просто мог убить ее и даже этого не вспомнить. — Вчера в туалете, — она улыбнулась. — боюсь, нам помешали.

— То-то же я смотрю, — вздохнул он, — кажешься мне знакомой. Значит, хочешь продолжения? — Даичи оскалился, направляясь в сторону Сакуры.

— О-о-о-ч-е-н-ь хочу, — протянула куноичи, не разрывая зрительного контакта.

— Так вот мой дом, заходи, — он указал на деревянную дверь. — Чего время терять? Оприходую тебя и разойдемся по делам.

— Я рассчитывала, ты уделишь мне чуть больше времени, — Сакура наигранно надула губы. — Может, хотя бы прогуляемся.

— Черт с тобой, — Даичи замахнулся рукой и влепил ей по заднице, болезненно сминая ягодицу в своей огромной ладони.

Сакура сжала зубы, пытаясь не потерять контроль и не пришить его прямо здесь, медленно выдохнула и вновь натянула улыбку, поворачиваясь к нему. Мужчина сделал шаг в сторону главной площади и, когда заметил, что Сакура остается на месте, бросил на нее презрительный взгляд:

— Стоять долго будешь?

— Я подумала, может, прогуляемся по лесу? Погода слишком хорошая, — предложила куноичи, понимая, что ей нежелательно светиться с этим человеком на людях накануне его смерти.

Даичи продолжал неодобрительно смотреть на нее, неутешительно сводя брови к переносице, когда Сакура просто развернулась к нему спиной и направилась в сторону гигантских деревьев, покачивая бедрами. Одна рука лежала вдоль ее талии, а другой куноичи задрала разрез платья, предоставляя доступ к черным кружевным трусикам, обтягивающим ее ягодицы. И это не оставило мужчину равнодушным. Потому что через пару секунд он уже тащился у ее пусть и не длинных, но не менее завлекающих ног, покорно следуя за своей смертью.

Сакура не собиралась истязать его так, как он истязал Наоми или еще как-либо издеваться, играясь перед смертью. Она не была гребаной маньячкой вроде придурка Хидана, и не обладала сумасшествием Дейдары, так что ей не было бы приятно наблюдать за страданиями Даичи. Она просто хотела как можно скорее от него избавиться. Сакура направила чакру к своим рукам и замахнулась для того, чтобы нанести удар, но тот увернулся.

— Ты слишком предсказуема, глупая сука, — прошипел Даичи. — Думаешь, я не раскусил твой дерьмовый план? Да какая шлюха захочет разгуливать по лесу в такой-то обуви? — он бросил взгляд на ее туфли, которые Сакура за мгновение скинула с себя, оставив в руке одну лодочку, и развернула ее к себе подошвой, обнажая тонкий каблук.

— В таком случае, ты невероятно глуп, раз согласился последовать за мной, зная, чего я от тебя добиваюсь, — парировала Сакура, после чего подпрыгнула в воздухе и, сделав сальто, приземлилась рядом с Даичи. Она не могла позволить себе расколоть землю на части, вырвать дерево с корнем или разрушить часть каньона, потому что это было бы прямым доказательством ее виновности. Поэтому сейчас она должна быть, как никогда раньше, аккуратной. И в глубине души Сакура радовалась, что Даичи оказался шиноби, а не обыкновенным гражданским, убить которого было бы хоть и легче, но более совестно.

Даичи бросил в нее кунай, от которого Сакура с легкостью увернулась, а после в нее полетели три сюрикена, справиться с которыми она смогла так же умело и ловко. Оказавшись с ним лицом к лицу, куноичи замахнулась рукой и вонзила ему в горло каблук от своей лакированной туфли, через которую была направленна чакра. Алые струйки крови тут же хлынули во все стороны, забрызгивая в том числе и Сакуру, а сам Даичи повалился на колени, хватаясь руками за оцепеневшую рядом куноичи. Он хрипел и содрогался до тех пор, пока кровь не перестала хлестать из его раны, в то время как Сакура молча наблюдала за его предсмертной агонией. И совсем, совсем ничего не чувствовала: ни сожаления, ни радости, ни печали, ни укора совести. Ничего такого, что должен испытывать нормальный человек, совершающий подобные вещи. Внезапно Сакура нервно рассмеялась от своих мыслей, складываясь пополам, потому что это действительно показалось ей забавным: ну какой нормальный человек согласится пойти на убийство?

Успокоившись, куноичи наклонилась Даичи и, перевернув его, достала из-под поджарого тела вторую туфлю. Вытерла ее о зеленую траву, избавляясь от следов крови, и надела на ногу. После чего оглядела свои руки и живот: она вся была перепачкана кровью. И она явно не могла заявиться в таком виде к Наоми, потому что не собирается травмировать подругу еще больше. Но ей нужно где-то постирать одежду и привести себя в порядок. Сакура понимает, что к родителям она также не сможет проникнуть незаметно, как и не сможет идти через всю деревню к Кацухито. И, по правде говоря, Сакура уже прикидывала мысли о том, как провести ночь в лесу, а платье постирать в реке и, соответственно, в ней же вымыться, как тут ее осенило: Какаши-сенсей должен быть на задании до следующих выходных, а значит, был неплохой шанс воспользоваться его квартирой. К тому же его жилье располагалось недалеко отсюда, что позволит незаметно для окружающих добраться туда, минуя главную площадь, и аккуратно зайти со стороны двора.

Сакура так и сделала. И, увидев раскрытое окно, мысленно себя отругала, вспоминая, что Какаши просил его закрыть. Впрочем, неудивительно, что она забыла о такой ерунде. Да и кто вообще посмел бы ограбить Копирующего Ниндзя? К тому же вряд ли он хранил свои сбережения дома, игнорируя Центральный банк Конохи, как это делали все нормальные люди. Сакура вновь себе ухмыльнулась, понимая, что за сегодняшний день уже неоднократно пронеслась формулировка «нормальный человек», не имеющая к ней лично никакого отношения, и, отбросив мысли, взлетела к подоконнику.

— Ну, хотя бы свет везде выключила, — пробубнила она себе под нос. — А то, небось, заставил бы еще за нагоревшее электричество платить.

Куноичи включила свет в его комнате, через которую вошла, сняла с себя туфли и направилась в коридор, как увидела зажженный свет в душевой.

— Так и знала, что о чем-нибудь да забуду, — добавила она самой себе и тяжело вздохнула, распахивая дверь.

Сакура замерла в то же мгновение, прирастая к полу, как поняла, что она здесь не одна. Куноичи потерла грязными руками лицо, не веря тому, что Какаши может быть дома и, вероятно, только сейчас вышел из душа, потому что он был обернут полотенцем. Следовательно, поэтому напора воды слышно не было, ведь мыться он уже закончил. Что и логично.

— Что вы здесь делаете? — едва слышно прошептала Сакура, опуская взгляд обратно к полу.

— Живу? — опешив, спросил Хатаке, окидывая взглядом черное платье своей бывшей ученицы и откровенный разрез, рассекающий подол от щиколотки и чуть ли не до середины бедра…а еще окровавленные пятна, забрызгавшие ее верхнюю часть тела. — Что случилось? — спросил он, заметив, что, несмотря на кровь, ранений Сакура не имеет.

Куноичи с полминуты обдумывала ответ, понимая одно: что бы она ни ответила, она уже создала компромат на себя своим внешним видом. Сложить один плюс один завтрашним утром, когда Даичи обнаружат мертвым, не составит труда даже глупому школьнику.

— Сакура? — обеспокоенно повторил он, делая шаг навстречу.

— Какаши-сенсей, — вздохнула Сакура. — Вы не поверите, но я убила человека.

Она сказала это настолько будничным голосом, будто это было что-то совершенно обыденное, вроде: «Вы не поверите, но я решила отрастить волосы», или «Вы не поверите, но я решила заняться садоводством, или «Вы не поверите, но я завязала с алкоголем».

Но никак не: «Вы не поверите, но я убила человека».

Поэтому он действительно поверил не сразу. Первая реакция Какаши оказалась такой, что он решил, что действительно ослышался. Проблема была лишь в том, что у него не было проблем со слухом, а у Сакуры, соответственно, с дикцией. Так что услышать что-то неверное было весьма проблематично.

— Я думала, вы на задании, — продолжила она. — Вот и зашла помыться, чтобы Наоми и других девочек не пугать. Это моя подруга, она в борделе живет, может, знаете, — Сакура пожала плечами. — К ней, кстати, Генма частенько заходит. Может, он вам рассказывал…

Какаши сжал переносицу, переваривая услышанную информацию, сказанную повседневной и мягкой манерой Сакуры, но никоим образом не подходящей к содеянному.

— …она еще…

— Я знаю, кто такая Наоми, — перебил Какаши. — В Конохе нет никого, кто бы ее не знал.

— Так можно я приму душ? — переспросила Сакура.

— Кто это был? — игнорируя вопрос, спросил Хатаке.

— Кто был что? — уточнила куноичи.

— Кого ты убила? — прошипел Какаши, едва сохраняя самообладание.

— Тот… из бара, который меня душил, — безапелляционно кинула Сакура. — В ту же ночь он избил Наоми и сломал ей ребро. Полагаю, это было моей последней каплей. — куноичи увидела, как он вздыхает, запуская руку, в еще мокрые волосы и по его обнаженному торсу начинает стекать влага. — Ну и что вы собираетесь делать с этой информацией?

— Не знаю, — безэмоционально признался Какаши.

— В любом случае, Даичи заслужил это, — отмахнулась Сакура.

— В любом случае, ты не можешь просто убивать неугодных тебе людей, — парировал он.

— Я спросила, — огрызнулась Сакура. — Что вы будете с этим делать? Мне уже давно не двенадцать, и я не нуждаюсь в ваших наставлениях.

Сакура была настолько уверена, сможет избежать последствий наказания, ведь даже если ее отправят в карцер, то она запросто выедет на чувстве вины Саске, который сейчас явно, точно так же, как и она, отчасти не в себе. Судя по тому, в каком он был состоянии на кладбище.

— Можешь быть спокойна, — он покачал головой. — Все это останется лишь на твоей совести. Я и не собирался впрягаться за этого садиста.

— Прекрасно, — улыбнулась Сакура. — В таком случае я могу, наконец, принять душ? — он кивнул и направился к выходу. — Какаши-сенсей, не поможете? — куноичи обернулась к нему спиной, указывая на молнию.

Он подошел ближе, вдыхая запах металла, исходящего от ее кожи, убрал от шеи растрепавшиеся розовые волосы и, нащупав замок, потянул его вниз, опуская вдоль позвоночника к самой пояснице. После чего молча отстранился и покинул ванную.

Сакура чувствовала себя так, словно была лишь сторонним наблюдателем фильма, сюжетом которого являлась ее собственная жизнь. Однако этот фильм не был похож на романтическую мелодраму или же комедию, обреченную на хэппи энд. А она, мать вашу, признавала только счастливые концовки! И это играло важную роль, потому что сейчас, потеряв всякий интерес к происходящему, она не чувствовала вообще ничего, кроме изнуряющей усталости и напряженности во всем теле.

Все ее действия происходили в совершенно бессознательном порядке. Словно в прострации, Сакура сбросила с себя платье и трусики, закидывая все в бельевую корзину, потому что стиральная машинка была занята, вероятно, тем, что стирала форму Какаши. Распахнула стеклянные дверцы душа, совмещенного с ванной, и подставила руку под напор воды, регулируя ее температуру.

Кровь Даичи уже успела высохнуть и теперь неприятно стягивала кожу, так что прежде чем отмывать следы, пришлось размочить их водой. Сакура драила себя намыленными руками до тех пор, пока ее кожа не покраснела от непрекращающегося трения. Она успокоилась лишь тогда, когда, в очередной раз проводя ладонями по коже, послышался скрип, свидетельствующий об идеальной чистоте. Тогда она облегченно выдохнула и расслабленно облокотилась о стену, рассматривая лейку душа: в отличие от убогого душа в ее общежитии, на этом можно было регулировать мощность напора, что делало его в каком-то смысле массажным. Сакура щелкнула по переключателю, ощутив на своем животе довольно интенсивную струю, невольно улыбнулась и направила ее ниже.

Разумеется, это не был ее первый оргазм. Однако мастурбировать таким образом оказалось гораздо приятнее, чем ублажать себя рукой. Внизу живота вскоре начало скапливаться напряжение, а клитор запульсировал, заставляя мышцы сжиматься изнутри. Одной рукой Сакура продолжала держать душ, периодически меняя угол наклона для остроты ощущений, а другой ласкала свою грудь, сжимая и оттягивая соски. Это случилось быстро. Вероятно, даже слишком. Ее дыхание участилось, стирая все границы и отключая разум, когда тепло начало разливаться по всему телу, концентрируясь в ее самой чувствительной области, и Сакура прогнулась в пояснице, содрогаясь от слишком жаркой кульминации. С ее губ невольно сорвался глухой стон, прежде чем она успела поднести руку ко рту, надеясь, что ее было хотя бы не было слышно. Впрочем, если Хатаке не сидел прямо под дверью, ничего услышать был не должен.

Какаши в то время пытался успокоить себя приготовлением чая, обдумывая, как будет лучше построить диалог с Сакурой так, чтобы он прошел более продуктивно, чем их прошлый, после которого она додумалась пойти на убийство. Ему не было жаль Даичи. Более того, если бы этот кретин изнасиловал Сакуру или еще как-либо ей навредил физически, он думает, что и сам бы его прикончил. Однако Какаши уже давно перешел ту грань, когда убийство, неважно какого характера, могло бы повлиять на его жизнь. Но Сакура была медиком. Она имела совершенно другие мотивации, жизненные взгляды и мировосприятие в целом. Подобные выходки для нее не могли обойтись без последствий, даже если ей сейчас и кажется, что ее это не волнует.

Хатаке поставил на стол две чашки и наполнил каждую их них небольшим количеством заварки. Он никогда не заваривал чай в отдельном чайнике, потому что чаще всего забывал про него и вспоминал лишь тогда, когда все это дело приобретало новую форму жизни в виде спор плесени. Какаши наливал кипяток в тот момент, когда его рука едва заметно дрогнула, а из-за смежной с ванной стены донесся слегка хриплый сдавленный стон Сакуры. Первое, о чем он подумал, было то, что наверняка у нее что-то случилось, но здравый смысл в то же время подсказывал, что подобного рода стон срывающегося голоса имел совершенно другой характер.

И когда Сакура вышла, обмотанная полотенцем, на ее щеках виднелся выраженный румянец, а зрачки были все еще расширены, обнажая помутневший после оргазма взгляд. И совершенно ясно, что Какаши не вчера родился, так что он был прекрасно с этим взглядом знаком. Однако отождествлять с чем-то подобным свою ученицу в его планы явно не входило.

— Оу, — замялась Сакура. — Так вы были на кухне?

— Ну, — Какаши пожал плечами, — как видишь, да.

— Хочу сказать, у вас потрясающий душ, — притягивая к себе чай, проговорила Сакура. — Надо к вам почаще заглядывать.

Хатаке не понимал: до Сакуры действительно не доперло, что ее было слышно или она просто глумится. И зная столько лет эту куноичи, он бы с уверенностью ответил, что ей попросту не хватило бы наглости на подобную выходку, и она бы уже сгорела со стыда. Но Какаши также понимает, что это уже на та Сакура, так что…

В любом случае он не собирался ее смущать и как-либо еще ставить в неловкое положение.

— Всегда пожалуйста, — безразлично проговорил он.

— Тогда мне проще сюда переехать, — улыбнулась куноичи. — Потому что я буду частым гостем.

— Я очень рад, что ты открыла для себя двери в мир оргазма, Сакура, — холодно и с нотами строгости произнес Какаши, теперь уже понимая, что она мысленно смеется, — но, полагаю, это не то, что тебя должно сейчас волновать.

— Какаши-сенсей, эти двери я для себя открыла еще лет в тринадцать, — отмахнулась она. — А то, что меня сейчас должно волновать, не должно волновать вас. Соучастие и пособничество в Конохе карается точно так же, как и основное преступление. Так что, пока не поздно, почему бы вам не обратиться в полицию?

— Какая же ты дура, Сакура.

— Почему вы решили мне помочь? — Сакура бросила в стакан два кубика сахара и начала перемешивать, звонко постукивая ложкой о стеклянную поверхность.

— Потому что никак иначе я поступить не могу, — раздраженно ответил он. — Я уже потерял двух своих учеников, несмотря на то, что один из них жив и даже занимает пост. Просто позволь тебе помочь.

— Сегодня мне тоже некуда идти, — выдержав паузу, бросила Сакура.

— Может, все же стоит вернуться к родителям? — спросил Какаши.

— Нет, не думаю, — она покачала головой.

— Ты говоришь так, потому что понимаешь, что я тебя не выгоню? — Хатаке поднял на нее пронзительный взгляд.

— Отчасти, — вздохнула Сакура. — Мне просто тяжело находиться дома и делать вид, что со мной все в порядке. Это очень утомляет.

— В таком случае оставайся.

— Может, если бы вы замолвили за меня словечко, я бы снова смогла приступить к миссиям? — спросила куноичи, пытаясь понять, в каком настроении ее бывший командир, потому что он всегда слишком тщательно скрывал свои эмоции, так что догадаться, о чем он думает, было почти непосильной задачей.

— Ты намерена все так же работать со мной? — переспросил он спустя минуту ожидания, когда Сакура уже решила, что он и вовсе ее решил проигнорировать.

— Ну да, — растерянно ответила куноичи.

— Я подумаю над этим вопросом.

Какаши поднялся из-за стола, ополаскивая чашки после себя и Сакуры, прежде чем собрался уходить за футоном, но остановился и спросил:

— Как долго ты собираешься здесь жить?

— Пока не накоплю на общежитие? — она пожала плечами.

— Я могу просто оплачивать твое жилье какое-то время, — предложил Хатаке.

— Но это не дешево, — смущенно ответила Сакура. И сейчас она так отчаянно напоминала ту Сакуру, которую он всегда знал, что Какаши почти выпал из реальности.

— Не думаю, что это проблема.