— Двойное свидание? — смутилась Сакура, бегая глазами от Наруто к Саске и обратно.

— Хината слишком робкая, вы же знаете, — продолжил Наруто. — И раз уж Саске до сих пор не решился позвать тебя на обычное свидание, я решил убить двух зайцев сразу.

Сакура вновь вернула непонимающий взгляд к Учихе, всем своим видом спрашивая: «Что вообще происходит?», но Саске лишь отвернулся в сторону, не соглашаясь, но и не отказываясь.

— Мы просто поужинаем все вместе, а потом я провожу ее домой, — не унимался Наруто. — Это не будет отличаться от любой другой встречи, но формально это будет называться свиданием.

— Ну, если ты платишь, тогда ладно, — согласилась Сакура, чувствуя появляющийся румянец на своих щеках и наблюдая едва заметный на щеках Саске.

— Я всегда знал, что у меня самые лучшие друзья! — воскликнул Наруто, сгребая их обоих в крепкие объятия.

***

Какаши проснулся от истошного крика, доносящегося из спальни. Он оказался у кровати Сакуры быстрее, чем успел проснуться сам, и, увидев, в каком она состоянии, вмиг пробудился: футболка, что он ей выдал, была насквозь мокрая от пота, как и вся Сакура, которая дрожала, задыхаясь в дикой панике.

— Сакура… — Какаши осторожно позвал ее по имени, не зная, как себя вести и опасаясь, что может напугать ее еще больше. Все, что он мог, это беспомощно держать руку на ее плече в знак хоть какой-то поддержки.

— Я так больше не могу, — захлебываясь в собственных слезах прохрипела куноичи. — Во сне мы все еще вместе…и мы все так счастливы, — Сакура сделала глубокий вдох. — Наруто с Хинатой и я с Саске, — когда она произнесла имя Учихи к горлу подступило резкое тошнотворное чувство от диссонанса отвращения и полусонной влюбленности.

У Сакуры всегда были слишком реалистичные сны. И порой это было приятно, потому что ее подсознание делало ей одолжение, рисуя в мире грез несбыточные фантазии, но сейчас этот феномен намеревался окончательно сломить ее.

— Я ужасный человек, — прошептала она, запуская пальцы в волосы. Сакура пришла в настоящий ужас, понимая, что ее подсознание и осознанность фактически конфликтуют друг с другом: первое по-прежнему вслепую любило Саске, а второе искренне желало его смерти.

— Это всего лишь сны, — тихо сказал Какаши. — Ты их не выбираешь.

— Даже во сне он убил Наруто, — сдавленно продолжила Сакура. — Вы не понимаете. Я больше не могу этого выносить.

К сожалению, Какаши понимал ее слишком хорошо, потому что Сакура сейчас переживала в точности все то же самое, что однажды пришлось пережить и ему.

— Быть может, медики успели изобрести какое-нибудь лекарство от плохих снов? — Какаши попытался отвлечь ее.

— Это невозможно, — вздохнула Сакура, падая обратно на такую же мокрую подушку. — Простите, что разбудила. Надеюсь, вам не нужно рано вставать.

— Все в порядке, — его голос звучал мягко, но вместе с тем надломлено.

Какаши поднялся с кровати и прошел к комоду, вытаскивая оттуда свежую футболку. После чего молча протянул ее Сакуре.

— Хочешь чай? — спросил он, поворачиваясь спиной, позволяя ей переодеться.

— Куда больше я бы хотела не причинять вам неудобств, — виновато промямлила куноичи. — Но от чая бы тоже не отказалась.

Зеленый чай отчасти понижал давление, а вследствие успокаивал, так что она решила — это даст хоть какой-то шанс провести остаток ночи без происшествий. Куноичи отбросила в сторону пропитавшуюся потом футболку, надела новую и попыталась встать с кровати, как ноги предательски подкосились, отказываясь ее слушаться. Сакура была все еще в некотором шоке, и тело не желало ей подчиняться. Она была обречена в последний момент с грохотом рухнуть на пол, если бы Какаши не успел подхватить ее, поднимая на руки.

— Все в порядке, — отстраненно повторил он, наперед предугадывая все извинения.

Какаши вместе с ней прошел в коридор, направляясь на кухню, и у порога потянулся к выключателю, когда Сакура попросила его обойтись без света. В общем-то, они в нем не нуждались. Уличного освещения, проникающего в окна, вполне хватало, чтобы с комфортом ориентироваться. Пол и без того небольшой кухни застилал футон, а стулья были убраны на стол, поэтому Какаши усадил ее поверх своей постели.

— Горячий или холодный? — негромко спросил он, стряхивая остатки воды с вымытых стаканов.

— Холодный, — уверенно ответила Сакура, потому что любила холодный. Но даже если бы это было и не так, она не стала бы просить горячий.

— Мне несложно поставить чайник, — добавил Какаши, пытаясь разглядеть ее взгляд в полумраке.

— Нет-нет, мне все еще нравится холодный, — он помнил об этой мелочи где-то на подкорках сознания, как и то, что Наруто любил принципиально горячий, а Саске не любил чай вообще.

В манере речи, жестах и голосе, во всех ее действиях Какаши наблюдал абсолютный контраст со вчерашним поведением, что свидетельствовало лишь об одном: вчера Сакура не была в порядке. Вероятнее всего, она была вообще не в себе.

Какаши опустился с ней рядом, накидывая поверх ее ног одеяло, и протянул чашку с чаем, после чего взял с кухонной тумбы свою. Он тоже любил холодный. Впрочем, он даже еду предпочитал немного остывшую.

Они сидели в полной тишине, нарушаемой лишь глотками чая с обеих сторон и сбитым дыханием Сакуры, которое постепенно возвращалось к нормальному.

— Вы хотите спать? — робко поинтересовалась Сакура, будто боялась его еще больше потревожить.

— В принципе, я выспался, — признался Какаши.

— Ну да, вы и раньше подолгу не спали, — вспомнила куноичи, прокручивая в мыслях, что он всегда просыпался раньше всех на совместных заданиях.

— А ты, судя по всему, хочешь? — заметил он, когда Сакура уже третий раз зевнула.

— Боюсь засыпать.

— Я все равно собирался читать, так что, если хочешь, спи прямо здесь, — предложил он. — Я разбужу, если начнется что-то подобное.

— Я так не могу, Какаши-сенсей, — запротестовала она. — Не стоит.

— Сакура, я очень хорошо понимаю твое состояние, потому что и сам проходил через нечто подобное. Поэтому позволь дать тебе совет, а еще лучше прислушайся к нему, — он обернулся к куноичи, встречаясь с ее влажными от слез глазами, и продолжил. — Не отказывайся от помощи и поддержки, которую тебе предлагают. Не так важно, буду это я, твои родители или же новые друзья. Просто позволь помочь себе. Так будет лучше.

В ответ Какаши ощутил лишь тяжесть ее тела, обвалившегося на него сбоку и тихое посапывание. Возможно, у него с Сакурой было куда больше сходств, помимо холодного чая. Ведь, судя по реакции, она точно так же избегала подобных разговоров любыми способами, пусть даже и такими неосознанными, как сон.

***

До самого рассвета Какаши действительно читал свой пресловутый роман под скромным освещением настольной лампы. И ему также пришлось несколько раз будить Сакуру, но он не делал этого слишком настойчиво: лишь слегка потряхивал ее за плечо, не позволяя окончательно проснуться, и просто переводил ее из фазы глубокого сна в более поверхностную. По правде говоря, когда начало светать, его глаза уже слипались, но это не было тем, с чем он не смог бы справиться. В конце концов, Хьёроган-пилюли у него всегда имелись в достаточных запасах, чтобы устранить подобный дискомфорт в короткие сроки. Но Какаши старался, не злоупотреблял ими. Так что он решил, что вполне обойдется и крепким кофе. 

Он осторожно поднял Сакуру на руки и перенес ее в спальню, укладывая на кровать, после чего вернулся на кухню и принялся варить кофе. В ближайшие несколько часов ему нужно было написать отчет о прошедшей миссии, что закончилась гораздо раньше срока, и передать документ Хокаге. Какаши не знал наверняка, стоит ли спрашивать что-либо насчет Сакуры, потому что он не был уверен, что она готова вернуться к работе. С другой стороны, это помогло бы ей отвлечься, как и ее вторичная работа в больнице, с которой она, насколько ему было известно, не справлялась. В связи с чем и была отправлена в принудительный отпуск.

Когда Какаши вышел на улицу и свернул во двор, он увидел, что вся задняя часть и близлежащая полоса, ведущая к лесу, была оцеплена полицией. Последним делом об убийстве внутри деревни до этого момента оставалась резня в клане Учиха, которое, конечно же, так и не стало заверяться официально. Но в данном случае никто не собирался закрывать глаза на подобное, потому что убийство шиноби, какого бы ранга он ни был, в собственной деревни каралось в особенно строгом порядке.

Без особой вовлеченности он окинул взглядом место преступления и направился в Резиденцию, рассчитывая на то, что Сакура хотя бы не оставила за собой никаких следов. Впрочем, такого благородного медика, как она, что, не жалея сил, спасала тысячи жизней на поле боя и напрямую повлияла на благоприятный исход войны, заподозрили бы в последнюю очередь. Кто вообще в это поверит? А учитывая недобрую репутацию Даичи, вероятно, он был обречен закончить именно таким образом, пусть и даже и не от рук Харуно.

Его отчет, как и всегда, был менее многословен, чем если бы его писал Ямато или Сакура. Но, в отличие от Цунаде или старика Хирузена, Саске было на это совершенно наплевать. Какаши не мог стопроцентно утверждать, что ненавидит своего бывшего ученика, несмотря на то, что ненависть определенно имела место быть в его сердце. Но вместе с этим он ненавидел и себя. Потому что, очевидно, он был единственным человеком, стоящим выше Саске по званию и имеющим на него хоть какое-то влияние. Но так и не смог повлиять, пока это было еще возможно. Так что Какаши никогда не простит себе того, что спустил все на тормозах беспечности. Саске был самым трудным из всех троих. Безусловно, Наруто тоже был непрост, но он был совершенно безобиден. В то время как Саске носил фамилию Учиха, что уже говорило о многом. И этот ребенок был последним, кому можно было позволить раствориться в ненависти. Какаши не считал, что принадлежность к клану и психическая нестабильность были для Саске оправданием. И он не пытался его оправдать. Но он также понимал, что все вышеперечисленное было следствием того, что случилось. Саске просто не смог справиться со всем свалившимся на него горем, как не смог и Обито. Однако у Обито все же вышло одержать контроль над эмоциями, пусть и в последний момент. По крайней мере, этот момент стал решающим.

Саске бегло прошелся взглядом по отчету, сидя в кресле, и отложил папку в сторону, после чего вернул внимание к Хатаке:

— Вы хотели что-то еще обсудить? — переспросил он, стараясь не встречаться взглядом.

Не нужно было обладать сенсорными навыками или глубокими познаниями в психологии, чтобы понимать и видеть: Саске ощущает себя крайне паршиво в роли Хокаге, хоть и справляется весьма неплохо. Несмотря на то, что многие одобряли уничтожение биджу, народ не выбирал его на этот пост. А следовательно, уважением к нему так никто не проникся — его просто опасались. И Какаши не знал, когда именно настанет тот момент, что Саске пожалеет о содеянном, потому что с большей вероятностью он уже успел пожалеть об этом ни раз. Но он был убежден, что убийство Наруто со временем разрушит его еще сильнее.

— Харуно намерена вернуться к работе, с Вашего позволения, — проинформировал Какаши.

Обычно, когда к тебе обращаются на «Вы», это происходит из уважения или признания. В официальной обстановке это само собой разумеющееся обращение нижестоящего в вышестоящему, потому что так обязывает регламент.

Но когда ты находишься с кем-то наедине…

Причем с кем-то, кто старше тебя на четырнадцать лет и кто некогда был твоим учителем — это лишь жестоко осаживает. Саске от этого не плохо, но и не хорошо: ему просто никак. И «никак» ему уже очень-очень давно. Однако каждый раз, когда он слышит «Вы» от своих учителей и сокурсников, это наносит удар. На какое-то мгновение он задумался и хотел попросить хотя бы Какаши обращаться к нему так, как он делал это раньше — просто по имени. Но с чего бы вообще Хатаке идти ему на такие уступки. Без сомнений, если бы он отдал такой приказ, Какаши бы его выполнил. Но Саске понимает, что это бы не было его личным желанием, а следовательно, не стоит и просить. К нему обращаются именно так, как он заслужил. Или не заслужил.

— И как давно она в завязке? — холодно спросил Учиха.

— Я не интересовался ее личной жизнью, так что сказать не могу, — соврал Какаши. — Но она была настроена серьезно, — в последнем случае он говорил правду.

— Для бывшего учителя и командира вы слишком равнодушны к своей подчиненной, — заметил Саске, направляя мрачный взгляд куда-то сквозь него. — Полагаю, если она собирается вернуться к заданиям, так или иначе, ей придется удостоить меня своим вниманием и доложить обо всем лично. В общем-то, это все, — Учиха безразлично пожал плечами. — Можете идти, — на что Какаши молчаливо кивнул и развернулся, направляясь к выходу.

Саске еще несколько мгновений вглядывался в столешницу, пока не потянулся к выдвижному ящику и не достал оттуда небольшой пакетик.

— Какаши, — обратился он, когда тот уже переступил через порог. — Раз уж вы так или иначе общаетесь, не могли бы вы ей кое-что передать? — Саске сдвинул пакет на край стола, ожидая, когда Хатаке заберет его.

— Что это? — спросил он, разглядывая розовую прядь волос, находящуюся в пакете.

— Она поймет, — отрешенно выдохнул Саске.

Он не стал ничего отвечать и как-либо разглядывать очевидную им обоим улику. Какаши молча убрал это в нагрудный карман жилета и как можно скорее поспешил покинуть Резиденцию.

Хатаке возвращался домой с мыслями о том, что он явно переоценил Сакуру: она не была членом Анбу, чтобы задумываться о таких вещах, как улики. Она никогда никого не убивала таким образом, чтобы о подобном вообще нужно было задумываться. Более того, он думает, что Сакура вообще никого напрямую не убивала прежде, учитывая ее специфику. Таким образом, у нее имелись все шансы загреметь в тюрьму уже сегодня, если бы Учиха по какой-то причине не решил ее прикрыть.

Когда он зашел домой, то определенно, если бы не ощущение чужой чакры, что в безумстве металась по каналам Сакуры, решил бы, что она ушла. Но Сакура по-прежнему находилась здесь. Какаши прошел мимо кухни, кинув взгляд на приготовленный для нее кофе, к которому куноичи так и не притронулась, потому что дверь, что он оставил в спальню прикрытой лишь наполовину, находилась в точности под тем же самым углом. Издержки собственной профессии в виде внимательности к деталям, которые вполне себе могли стоить ему жизни, сопровождали повсюду, включая даже такие бытовые мелочи. Он как можно спокойней прошел в комнату и опустился на край кровати: Сакура лежала, свернувшись калачиком, завернутая в одеяло, точно в такой же позе, в которой она находилась, когда он ушел. Однако теперь Сакура уже не спала. Ее пустой взгляд неподвижно направлялся в стену, а слезы безмолвно скатывались по щекам, образуя заметную лужицу на светлой наволочке.

— Сакура? — Какаши тихо позвал ее по имени, но, как и ожидал, дальнейшей реакции не последовало. — Я должен тебе кое-что сказать.

Он развернул ее лицом к себе и, приложив небольшую силу, усадил ее, облокачивая на стену.

— Я убила человека, — прошептала она, рассматривая свои дрожащие пальцы, будто не верила, что эти руки способны на что-то, кроме лечения.

— Это уже не имеет значения, — парировал Какаши и опустил руку в карман, вытаскивая оттуда пакет с розовыми прядями. — Саске сказал передать это тебе. Но знаешь, даже если бы я не был в курсе случившегося, то в деревне не так уж и много людей с таким цветом волос, как у тебя.

— Я должна пойти в полицию и во всем признаться, — задыхаясь, прошептала куноичи. — Да, так будет правильно.

— Не глупи, — Какаши сжал ее плечо чуть сильнее, вдавливая ее в кровать. — В этом нет необходимости. У него были улики, и если бы он захотел, тебя арестовали бы еще с утра.

— Какаши-сенсей, — запаниковала она, — я не смогу с этим жить! Я совершила убийство и каким бы придурком этот человек ни был, я не должна была отнимать его жизнь. Вчера мне казалось, что все в порядке…но…

— Вчера у тебя был шок.

— Что же мне делать? — Сакура безвольно соскользнула по стене обратно к постели и натянула на себя одеяло так, чтобы ее не было видно.

— Ничего не делать, — Какаши звучал сдержанно и отстраненно. И в принципе, он очень часто так звучал, но в его голосе было что-то еще, чего Сакура не понимала. — Когда придешь в себя, тебе посетить Саске и утвердить свою готовность к миссиям лично. Это все, что он сказал.

— Он не собирается сдавать меня полиции?

— Я уже ответил, что нет. В противном случае он не вернул бы тебе твои же улики, Сакура.

— Но я не смогу с этим смириться, — она замотала головой, отрицая.

— Это определенно то, с чем тебе придется смириться, — категорично и строго ответил Какаши.

Сакура шмыгнула носом и спустила одеяло, предоставляя себе обзор, но по-прежнему скрывая под ним большую часть лица. Она смотрела на своего командира непонимающим, напуганным взглядом и всем своим видом напоминала глупого нашкодившего котенка. И ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы вновь поддаться бесконечному потоку слез, градом стекающим по опухшим от постоянного трения векам.

— Все наладится, — сказал он без какого-либо подтекста. — Просто дай себе время. И по поводу жилья… — Какаши вздохнул, обдумывая. — Будет лучше, если ты все-таки вернешься к родителям и поживешь какое-то время с ними. Не думаю, что оставаться одной — хорошее решение.

— Я не вернусь к родителям, — тут же возразила она. — Просто поживу у Кацухито и Наоми, как и раньше.

— Наоми ночью работает, а Кацухито не тот, кто смог бы за тобой присматривать. Пожалуйста, вернись к родителям.

— Я не ребенок, чтобы за мной кто-то присматривал, — запротестовала Сакура.

— И тебе стоит обратиться к психотерапевту, — игнорируя возражения, добавил он.

— Платье высохло? — спросила куноичи, обдумывая, куда бы ей отсюда сбежать.

— А ты его стирала? — с легкой усмешкой отозвался Какаши.

— Нет… — виновато прошептала Сакура, вновь закрываясь одеялом, вспоминая, как вела себя весь вчерашний вечер. — Простите меня, Какаши-сенсей.

— Перестань извиняться. Просто сделай уже хоть что-нибудь, что может пойти тебе на пользу.

— Можете дать мне какую-нибудь одежду?

— Ты собралась заявиться домой в мужских вещах?

— Я же сказала, что не пойду домой! — упрямо возмутилась Сакура.

— Тогда просто оставайся здесь, — брови Какаши были сведены к переносице в недовольной линии, но он выглядел скорее уставшим от ее упрямства, чем раздраженным или злым.

— Я подумала и все-таки решила, что не хочу вас стеснять.

— Ками-сама… — взмолился он, поднимая глаза к потолку. — Ты либо идешь к врачу и принимаешь лекарства, которые тебе выпишут, и в таком случае я снимаю тебе жилье. Либо ты остаешься здесь… и да, стесняешь меня, но хотя бы находишься под присмотром. Ты не будешь жить с торчками или Наоми, если собираешься приступать к миссиям, потому что все это ненадежно. Ты не в себе, Сакура. Просто признай уже это и позволь тебе помочь.

— Вы же понимаете, что если я пойду в больницу, то велика вероятность, что меня больше не допустят вообще ни до каких миссий? Никогда.

— Это очевидно, — Какаши равнодушно пожал плечами. — Но почему я должен брать на себя ответственность за успешность задания и твою безопасность, зная, что ты, мягко говоря, нестабильна?

— Вы не должны… — ее надломленный голос оборвался на полуслове.

Единственная причина, по которой Какаши насильно не отправил Харуно в клинику — это его собственный опыт. Потому что одна из причин, по которым он элементарно не свихнулся после смерти Обито, заключалась в предложении Минато о вступлении в ряды АНБУ и бесконечная череда заданий, которая за этим последовала. У него почти не оставалось времени на деструктивные мысли и самобичевание. И он прекрасно понимал, почему Сакура не хочет обращаться за помощью — терапия попросту превратит ее в овощ. Абсолютно неизвестно, сколько продлится лечение и как вообще в дальнейшем все это скажется на ее карьере шиноби. Он также не исключал вероятности, что она может потерять вообще все, чего добивалась такими титаническими усилиями.

— До следующей недели никаких заданий пока что я не получал, — Какаши вновь стянул с нее одеяло, устанавливая зрительный контакт. — Посмотрим на твое состояние, если оклемаешься, то попрошу совместную миссию.

— Какаши-сенсей, — Сакура едва заметно улыбнулась, — я даже не знаю, как вас отблагодарить, но спасибо.

— Полагаю, лучшей благодарностью будет, если ты просто возьмешь себя в руки.

— Можно я буду спать на кухне? — попросила она. — На футоне не так уж и плохо, поэтому вам нет смысла спать на полу из-за того что я занимаю кровать.

— Не возражаю.

Лежа уже на кухне, что теперь именовалась ее временным пристанищем, Сакура безотрывно пялилась в потолок уже битый час, опасаясь уснуть и в очередной раз потревожить чужой отдых своим криком. Это происходило почти всегда, когда она напивалась недостаточно сильно, чтобы заглушить совершенно все свои чувства: только таким образом она могла лишить себя снов. Однако, если нечто подобное происходило у Наоми или Кацухито, она не чувствовала себя виноватой. И ей действительно было бы лучше остаться у Кацу, потому что он не плохой парень, может, не совсем правильный, но не плохой. Она искренне не хочет жить у Какаши ни день, ни два, ни уж тем более целую неделю. Как и впутывать его в свои проблемы. Вот только она уже это сделала, пусть и непроизвольно. Единственная трудность на данный момент, которая как-либо может скомпрометировать ее психическое нездоровье — это ночные кошмары и небольшие панические атаки, начинающиеся сразу после пробуждения. В остальном полный порядок. Сакура вознамерилась во что бы то ни стало вернуться к миссиям. И чем быстрее это случится, тем лучше. Она вернется в привычную ей среду, так что это действительно важно. Сейчас Сакура сожалеет о том, что на эмоциях рассказала Какаши слишком много по поводу своего состояния. Это действительно был паршивый звоночек. Но все можно было бы свести к единичному случаю, если бы она чуть меньше трепала языком. Потому что теперь Хатаке абсолютно убежден, что ее проблема заключалась не только в пристрастии к алкоголю.

Сакура продолжала ворочаться с одного бока на другой, поднимала в воздухе ноги и бесшумно качала пресс, просто чтобы не заснуть, желая как можно скорее сепарироваться от опеки своего командира. Но веки с каждой секундой лишь тяжелели. И она заснула.

Ненадолго.

Словно швейцарские часы, ее крик в неизменном режиме разрезал ночную тишину, заставляя беспомощное тело биться в конвульсиях сонного паралича до тех пор, пока Какаши не оказался рядом. И самым страшным для них обоих являлся тот факт, что он не смог разбудить Сакуру сразу: она будто утратила связь с реальностью, а тонкая нить, что соединяла ее жизнь с миром грез, внезапно оборвалась. Какаши продолжал сжимать ее плечо в тот момент, когда Сакура перехватила его руку, находясь в полнейшей прострации и непонимании, и неумышленно сконцетрировала чакру в своих пальцах. И этого было достаточно, чтобы причинить вред. Потому, прежде чем успеть одернуть руку, Какаши услышал хруст кости на своем предплечье.

Сакура сильнее его вот всех смыслах. Особенно теперь, когда он потерял Шаринган.

— Какаши-сенсей? — она распахнула глаза, но зрение не фокусировалось должным образом, и все, что Сакура увидела перед собой — размытый, едва различимый силуэт.

Куноичи потянулась к мужчине руками, пытаясь убедиться в том, что он материален, и Какаши едва успел лишь отвести за спину травмированное запястье, чтобы она не задела его снова. Сакура дотронулась до его лица и плеч, касаясь напряженных мышц, и убедилась, что перед ней действительно Какаши. Настоящий, а главное — живой Какаши.

Она все еще немного дрожала, потому что его смерть, которую она пережила минуту ранее в своей голове, оказалась не менее травмирующей, чем все остальное.

— Вы в порядке? — едва слышно спрашивает Сакура, чувствуя, как бешеный ритм сердца заглушает ее голос. Она видит его целым и невредимым, но все еще не уверена, можно ли доверять этой картине.

— Да, Сакура, — Какаши потрепал ее волосы здоровой рукой, так, как делал это в детстве, потому что когда все трое повзрослели, они уже не позволяли своему учителю таких несерьезных выходок. Но сейчас это оказало успокаивающий эффект.

Сакура прижалась к нему и уткнулась носом во фланелевую мягкость ночной рубашки, сосредотачиваясь на дыхании. Она сделала глубокий вдох и медленный выдох, проделывая ту же процедуру до тех пор, пока мозг не пресытился кислородом и голова не закружилась. Все происходило как в тумане. И несмотря на то, что это была самая что ни на есть реальность, у Сакуры до сих оставались по этому поводу сомнения.

— Засыпай, Сакура, — прошептал Какаши, накидывая на нее одеяло, пока она продолжала цепляться за него мертвой хваткой, будто боялась, что он может в любой момент исчезнуть.

— Простите меня… — сквозь пелену рассудка прохрипела куноичи и закрыла глаза под убаюкивающие движения крупной, слегка грубой руки, что бережно перебирала ее волосы.

Ночь, казавшаяся бесконечной и полной неопределенности, тянулась мучительно долго. И сломанная кость никоим образом не способствовала быстрому сну. Но абстрагироваться от боли для Какаши было вполне себе привычным опытом. Поэтому спустя пару часов ожидания он все-таки смог отключиться.

***

Они проснулись на рассвете почти одновременно и почти в том же положении, что и уснули: Сакура лежала на его груди, упираясь макушкой в его подбородок, а его рука так и замерла в ее спутанных, пахнущих шампунем волосах. Не то чтобы это было чем-то обыденным — засыпать в обнимку таким образом, но это и не казалось чем-то неправильным. Они были слишком давно знакомы и слишком хорошо друг друга знали, так что никто из них не задумывался о субординации в тот момент. Имея определенной степени близость, подобные мысли в голову вообще не приходят.

Сакура обладала самым что ни на есть безоговорочным к нему доверием с самого их знакомства, а Какаши, соответственно, двойной степенью ответственности, потому что считал, что у него нет какого-либо права подорвать вверенное ему доверие. И это касалось всех его учеников. Не многим наставникам удавалось добиться такого эффекта, так что это был один из немногочисленных моментов, которым Хатаке мог гордиться за себя. Хоть он и не забывал о том, что временами был слишком ленив и во многих аспектах беспечен. Тот же Асума в этом плане преуспел гораздо лучше, сумев выстроить доверительные и дружеские отношения со всеми своими учениками. А Вот Гай, по его мнению, вел себя совсем некорректно, в большей степени выделяя лишь Рока ли. Какаши часто высказывал ему свое недовольство по этому поводу, потому что считал это верхом непрофессионализма.

— Какаши-сенсей, — протянула Сакура немного севшим после сна голосом. — Я вам опять мешала, да?

— Нет, я вполне себе выспался, — он поморщился, когда Сакура попыталась подняться, сделав это достаточно неаккуратно и задев его руку.

— Ваша рука… — прошептала она, наблюдая посиневший отпечаток маленькой ладони и тонких пальцев на опухшем участке, что, безусловно, свидетельствовало либо о вывихе, либо о переломе. — Как это произошло?

— Я пытался разбудить тебя, — как можно беспечней ответил он, — но ты не сразу смогла проснуться… Это ерунда, тебе же ничего не стоит привести все в порядок.

Сакура тяжело вздохнула, опуская остекленевший взгляд вниз, аккуратно переложила его запястье к себе на колени и, сконцентрировав чакру в своих ладонях, направила ее на регенерацию. Но прежде чем Какаши ощутил щекочущее покалывание зеленой ауры, он почувствовал, как на кожу падают крупицы молчаливых слез из глаз его куноичи.

— Пожалуйста, это не то, из-за чего тебе стоит переживать, — Какаши чувствовал себя максимально паршиво перед ней сейчас. Он понимал, что Сакура испытывает, скорее всего, колоссальное чувство вины, просто потому, что она такой человек. И, к его сожалению, он не мог ничего с этим сделать.

— Я опасна для окружающих, — ее голос дрожал, а слезы продолжали падать на заживающий участок, которого она касалась.

— Это случайность, — холодно и уверенно отрезал Какаши, отчего Сакура вздрогнула.

Она молча закончила и подскочила на ноги, опуская и без того длинную на ней футболку чуть ли не до самых щиколоток. Так же безмолвно развернулась и скрылась в ванной.

Сакуры не было минут сорок или около того, а вода, бьющая о кафель ровным напором, свидетельствовала лишь о том, что она не принимала душ. И вероятнее всего, просто рыдала все это время, находясь там. И Какаши уже начал переживать за нее. Но вскоре дверь отворилась, и Сакура вернулась на кухню. Одетая в свое платье, которое так и не удосожилась постирать сама, оставив это, судя по всему, на Какаши, что он вчера и сделал. Ее волосы были непривычно собраны на затылке, закрепленные палочками, хрупкие острые плечи обнажались отсутствием рукавов, а шея казалась изящно тонкой в облачении черной стойки воротника. И она выглядела без сомнений эффектно, если бы не опухшие зареванные глаза, которые замаскировать ей так и не удалось.

— Какаши-сенсей, — шмыгая покрасневшим носом, проговорила Сакура, — спасибо вам за все, вы очень хороший человек…

— Что ты собираешься делать? — более резким тоном спросил он. Интонация окрасилась строгостью.

— То же, что и раньше, но в более приемлемой для жизни форме. Я не должна была пользоваться вашей жалостью и мне вообще не следовало здесь оставаться. А после того, что я сделала, тем более.

— Ты уверена, что справишься?

— Да, — коротко и безоговорочно.

— В таком случае зайди к Хокаге, — Какаши сделал паузу. — Рано или поздно тебе все равно придется с ним встретиться.

— Мы виделись позавчера, — сглотнув, ответила Сакура. — Так что это не проблема.

— И…как это было?

— Достаточно иронично, если так можно сказать, — ее голос дрогнул, а в плечах появилось напряжение. — На кладбище. Он осквернял его могилу своим чертовым присутствием.

Взгляд Сакуры потускнел, на мгновение теряя свой яркий игривый цвет, и она замерла, погружаясь куда-то глубоко в себя, вновь выпадая из реальности. Она стояла так несколько минут, пока не вырвалась из мыслей и не развернулась, направляясь к входной двери под звук ударяющихся о деревянный пол каблуков.

«Что, черт возьми, со мной происходит?» — пронеслось в мыслях, пока она спускалась вниз по лестнице.

Сакура ступала неуверенно, наполняя каждое свое движение чрезмерными усилиями, будто все, что она сейчас делала, происходило против воли. Она чувствовала себя удивительно выспавшейся за эти пару ночей, в отличие от своего командира, который нянчился с ней сутки напролет. Но, несмотря на это, куноичи не испытывала должной бодрости. Это был катастрофический упадок сил, как после затяжной и трудоемкой миссии. Ни руки, ни ноги, ни будто бы даже дыхательная система не хотели ей подчиняться в полной мере. Физическая оболочка жила своей собственной жизнью, и она никак не могла на это повлиять.

Привычный и ясный свет утренней Конохи слепил глаза, раздражая зрение, после уютной и немного мрачной кухни, где Сакура провела последние два дня своей жизни. Она потянула носом еще не успевший нагреться воздух: такой же, как и всегда — свежий, с легкой примесью полевых цветов и более насыщенным ароматом хвои. Здесь совсем ничего не изменилось. Но отчего-то ощущается все совсем иначе. Болезненно. Все старое возвращает к старому: к удушающим воспоминаниям, что раскаленным оловом заливаются в горло, сжигая все на своем пути, не оставляя ничего живого. Было бы ей так же больно, если бы Наруто умер при других обстоятельствах? Смогла ли бы она с этим справиться или смириться? Сакура не хотела заниматься самоанализом, потому что с ее пораженным сознанием это было попросту глупым и бесполезным занятием. Но ничего другого она себе позволить не могла. Более того, она уже позволила слишком многое, втянув в свои проблемы Хатаке. Ей придется справляться самостьятельно. Сакура понимает, что если обратится за помощью, все станет только хуже. Сломленный духом шиноби — больше не шиноби. Так что ей просто нужно отвлечься на совершенно любую миссию, будь то поимка котов с младшеклассниками или же чистка туалетов — наплевать.

О том, что для визита к Хокаге она одета слишком откровенно, Сакура подумала уже непосредственно стоя перед ним, когда поймала на себе его холодный, безразличный взгляд, скользнувший по ее оголенной в разрезе платья ноге.

— Господин Шестой, — куноичи поклонилась, приветствуя, и сделала шаг назад.

Саске молча кивнул и отвернулся в сторону. Если на кладбище весь его силуэт перекрывали солнечные лучи, то сейчас можно было безошибочно заметить, насколько все-таки плачевно он выглядел: Сакура решила, что он похудел, потому как впалые щеки еще больше начали очерчивать и без того заостренные скулы, под глазами залегли мешки от бессонных ночей, а взгляд, что раньше выражал жажду отмщения и ненависть, теперь был совершенно пуст. Конечно, сама Сакура выглядела не лучшим образом, и ей даже не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понимать, во что превратилось ее отекшее от бесконечных слез лицо.

— Говори, — коротко произнес Саске. Его голос такой же ровный, с легкими нотами нетерпения. Он почти всегда разговаривал со всеми в такой манере. Особенно с ней. Нетерпение — это все, что Учиха испытывал по отношению к ней, а терпимость — это все, что он мог себе позволить, находясь с Сакурой в одной команде. Саске всегда презирал ее за слабость. Это не было каким-то новым откровением.

— Я бы хотела вернуться к работе, — так же холодно ответила она, сохраняя все презрение и даже не пытаясь его подавить. Она больше не звучит мягко и учтиво, как раньше. Желание угождать долбанному ублюдку растворилось в собственной боли.

— Если твой командир считает, что ты готова — приступай.

— Разрешите откланяться? — раздражение и ничего кроме. Сакура едва ли выносит его присутствие.

— Разрешаю. И на последок…не стоит браться за то, в чем ты не сильна. Это, как правило, чревато последствиями в виде разбросанных повсюду улик.

— Ждешь благодарности? — огрызнулась Сакура, переходя на «ты», в то время как реакция Учихи выглядела абсолютно противоположной. И он словно смягчился на долю секунды.

— Я больше ничего не жду.

***

— Кацу, открывай! — прокричала Сакура. — Я слышу, ты дома. В конце-то концов, я не глухая. И побыстрее!

— Он в душе, — распахивая дверь, проинформировал Суйгецу. Пробежался взглядом по ее фигуре, оценивая, и зачесал волосы назад, расплываясь в улыбке. — Сменила профессию?

— Очень смешно, — буркнула Сакура и, оттолкнув его в сторону, прошла внутрь. — Теперь вместе живете?

— Вроде того, — непринужденно ответил Суйгецу. — Желаешь присоединиться?

— Временно, — Сакура сняла натирающие туфли и отбросила их в сторону. — Мне больше некуда пойти.

Она опустилась на диван рядом с Суйгецу, ожидая, когда Кацухито выйдет из душа, чтобы поставить его перед фактом: трахаться 24/7, живя втроем в однокомнатной квартире, у них больше не получится. И Сакура знала, что он ей не откажет, не выставит за дверь и даже не спросит за это денег. И не потому, что до сих пор оставался у нее в материальном долгу. А потому, что, вопреки всеобщему мнению, Кацухито не был плохим человеком. Беспечным, непостоянным, самодовольным, ненадежным -да. Но он был до глупости добр. Ко всем. Абсолютно. И это делало его хорошим.

— Сакура?

Кацухито вышел из ванной с одним лишь полотенцем, накинутым поверх длинных светлых волос, и без какого-либо стеснения направился к куноичи, сверкая своим достоинством. Впрочем, с такими габаритами стесняться ему было действительно нечего. Блондин наклонился к ней, оставляя влажные следы от стекающей по телу воды, и поцеловал, мягко и тепло касаясь губ, после чего расплылся в улыбке.

— Ты заставляешь своего любовника ревновать, — равнодушно заметила Сакура, оценивая потухший взгляд Суйгецу.

— Пусть привыкает, — по-доброму отшутился Кацухито. — Это дружеский жест, — он обошел куноичи и сел рядом с Суйгецу, переплетая свои пальцы с его.

— Я поживу у тебя, — проинформировала она. — Не думаю, что это затянется надолго.

— Живи сколько хочешь, — Кацу ответил без колебаний, сполна оправдывая все ожидания Сакуры.

— У тебя есть футон или что нибудь, что я могла бы постелить себе на кухне?

— На этом диване запросто поместились бы четыре человека, а нас всего трое, — он непонимающе нахмурил брови. — Тем более мы уже спали вместе. Или ты Суйгецу стесняешься?

— Сомневаюсь, что у меня есть хоть какие-то шансы, когда рядом такой чертовски красивый ублюдок вроде тебя, — отмахнулась Сакура, в очередной раз давая возможность Кацухито потешить свое самолюбие.

— Так в чем дело? — уже серьезней спросил он.

— Вчера во сне я сломала руку мужчине, у которого ночевала, — Сакура не собиралась вдаваться в подробности о том, когда и как она оказалась в квартире своего наставника, поэтому решила списать все на случайную ночь с кем-то ему неизвестным, потому что Кацухито знал: ее личная жизнь — табу для обсуждений. И дальнейших вопросов, как и полагалось, не последовало.

— Я думал, тебе стало лучше, — сочувствующе произнес он.

— Все становится только хуже, — Сакура перевела взгляд на растерянного Суйгецу, который чувствовал себя несколько не в своей тарелке от ее откровений, и вернула внимание к Кацухито. — Иногда мне кажется, что я схожу с ума.