Через приоткрытое окно в комнату проникал легкий ветерок, приносящий с собой запахи улиц, что неприятно смешивались с тягучими ароматами духов и благовоний, таких привычных для этого места. Сакура всегда открывала окно, разбавляя почти удушающий аромат, когда находилась здесь. Она взяла еще одну сигарету из пачки Наоми, зажгла ее и глубоко затянулась, кольцами выпуская дым из своих легких. Закрыла глаза и попыталась успокоиться. Но все было тщетно.

«В смысле, он мертв? Какаши-сенсей, что вы вообще такое говорите?»

Осознание приходило невыносимо медленно, словно густой туман, что не хотел рассеиваться поутру. Сначала она вообще не могла понять, что происходит, и чувствовала лишь пробирающий до дрожи страх, пережимающий горло, что едва ли позволял сделать вдох. Сакура понимала: что что-то не так. В ее воспоминаниях многое не сходилось, но она не могла определить, что именно. Все вокруг вокруг казалось нереальным и искаженным, таким, будто она оказалась в очередном ночном кошмаре, откуда не было выхода. Принятие того, что она больше не может доверять себе и собственным воспоминаниям, оказалось чертовски страшным.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на Наоми, которая сидела на диване, сжимая руки в кулаки. Наоми также понимала, что должна успокоить подругу, но в данный момент и сама была слишком растеряна. Куноичи медленно слезла с подоконника и направилась в сторону дивана, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.

— Наверное, я больше никогда не выйду из этой комнаты, — прошептала Сакура.

— Тебе стоит поговорить со своим командиром, — обдумывая, как лучше поступить, предложила Наоми. — С Хокаге, вероятно, тоже.

— Ты не понимаешь? — измотанным голосом повторила куноичи. — Мне нет смысла с ними встречаться. Меня либо уже отстранили, либо отстранят в ближайшее время. Никому не нужны тронувшиеся умом шиноби. Я не знаю, как мне дальше жить, Наоми!

— Но тебе нужно пойти…

— Я не пойду к врачу! — Сакура сорвалась на крик. — На меня и моих родителей начнут смотреть своими стеклянными, полными сочувствия взглядами. Все будут считать меня сумасшедшей. Я знаю, как это происходит, потому что я работала в больнице! Ты думаешь, такой жизни я хочу? По-твоему, я горю желанием до самой старости продавать еду в супермаркете? Или может мести дворы?! Хотя меня даже на такую работу не примут, — Сакура уже не плакала, она просто металась по комнате в откровенном шоке. — Что мне делать, Наоми? Что мне, блять, делать?

— Успокоиться… для начала, — стойко ответила она. — И если ты не хочешь, чтобы это повторилось, тебе придется обратиться за помощью или хотя бы начать принимать лекарства самостоятельно.

— Все они подавляют чакру! — огрызнулась Сакура. — Я лишусь миссий в любом случае!

— Так тебя хотя бы не будут считать поехавшей, — осадила Наоми. — Приди в себя! Я сомневаюсь, что Учиха и твой командир станут трепать каждому встречному о том, что случилось. Больше чем уверена, все это так и останется между вами, — она дернула Сакуру за руку и, притянув к себе, прошептала. — В конце концов, они оба покрыли твое убийство. Тебе придется с ними поговорить, — Наоми обняла подругу и уложила к себе на колени, запустила пальцы в розовые локоны и начала массировать ее голову. — В некоторых ситуациях, очень редких ситуациях, Сакура, лучше довериться другим людям…которые старше тебя, понимаешь? Поэтому сделай, пожалуйста, как я тебе говорю. Он все-таки твой командир, так что это и его проблема тоже. Это все очень тяжело, но я не думаю, что это с тобой навсегда. У тебя был сильный стресс, твой мозг просто защищается таким образом, ты и сама должна это понимать. Поэтому тебе нужно взять себя в руки и заняться собственным здоровьем или хотя бы разрешить другим сделать это за тебя.

— Я скорее умру, чем снова встречусь с Какаши-сенсеем, — протянула Сакура. — Я не смогу смотреть ему в глаза. И я накричала на него…он не заслужил всего этого дерьма.

— Ты ни в чем не виновата, и он это прекрасно понимает, — возразила Наоми. — Дорогая, тебе нужна помощь. И я не смогу уделить тебе должного внимания, потому что у меня нет возможности отлынивать от работы каждый раз, как сегодня. Сакура, сейчас ты должна быть со своими родителями, а не здесь.

— Исключено, — тут же отмахнулась куноичи. — Нет!

— В таком случае иди к своему командиру прямо сейчас, пока еще не совсем поздно. Потому что чем больше времени пройдет, тем тяжелее тебе это будет сделать. Так будет правильно. Не нужно затягивать с такими вещами.

Сакуре было до потери пульса страшно идти к нему, но она понимала, что в словах Наоми есть логика. Потому что завтра или же послезавтра ей действительно будет сложнее взглянуть ему в глаза. Но в любом случае ей придется это сделать.

— Ты можешь пойти со мной? — Сакура устремила к ней умоляющий взгляд, на что Наоми лишь мягко улыбнулась и покачала головой.

— Я тебя провожу, но пойдешь ты к нему одна.

— Тогда ничего не получится, — заупрямилась куноичи. — Я даже не знаю, что сказать.

— Не всегда обязательно что-либо говорить, — ласково прошептала Наоми. — Но если ты так боишься молчания, просто извинись. Однако я тебе уже сказала: ты ни в чем не виновата. И уверена, Хатаке ответит то же самое.

Сакура вновь вздохнула, потягиваясь, и посмотрела на часы, стрелки которых показывали девять вечера:

— Поздно уже. Лучше все-таки завтра.

— Это не поздно, — Наоми столкнула ее с дивана. — Давай, Сакура! Хватит уже спорить, одевайся.

Упрямство Сакуры могло вывести из себя кого угодно, но Наоми неплохо с ней справлялась. Она не злилась и не раздражалась. Молча и покорно выслушивала, а когда аргументы малолетней куноичи заканчивались, она высказывала свою позицию, взвесив все за и против. Таким же образом, как это происходило и сейчас. В таком случае Сакура зачастую, пусть и неохотно, но шла навстречу.

Сакура стояла перед зеркалом, глядя на свое отражение мертвым безжизненным взглядом. Розовые волосы, некогда яркие и блестящие, теперь обрамляли ее лицо спутанными взъерошенными прядями, а глаза…от глаз там было лишь одно название. До этого момента Сакура думала, что выплакала все слезы, что в ней имелись, на годы вперед. Но резерв ее печали оказался поистине огромным.

— Я готова, — поникши, прошептала она.

— Ты как на смертную казнь собралась, — запричитала Наоми. — И кто бы мог подумать, что ты такая трусиха?

— Может, просто прогуляемся? А к Какаши завтра зайду, честное слово…

— Сегодня, — строго ответила Наоми, выталкивая ее за дверь.

Со стороны они выглядели скорее так, как если бы мать вела в школу сопротивляющегося ребенка, который хотел остаться дома, но, не имея таковой возможности, сдался, прогибаясь под родительским давлением. Однако в глубине души Сакура была очень благодарна за поддержку. В каждом слове и действии Наоми всегда находилось что-то правильное и верное. И для Сакуры это было очень ценным вниманием. Сказать, что она была благодарна — не сказать вообще ничего, потому что Наоми стала самым важным человеком в ее жизни. И Какаши-сенсей тоже был ей безмерно дорог, и она не понимала, почему вела себя с ним так по-свински. Сколько бы раз Сакура не сожалела, она вновь и вновь втягивала его в свои проблемы. И ей было невероятно стыдно за это. Сначала убийство, потом едва ли не проваленная по ее вине миссия, а теперь еще и собственное безумство. Это было слишком. И она снова сейчас идет к нему, чтобы что? Чтобы опять взвалить на Какаши свои проблемы, потому что не в состоянии справиться самостоятельно. Потому что так сказала Наоми. И потому что она слишком глупа для того, чтобы додуматься до чего-то стоящего своим умом. Мыслей было бесчисленное множество, и ни одна из них не говорила о том, что Сакура не виновата. Она считала себя виновной и обязанной вообще перед всеми. Но перед своим командиром особенно. И это было ужасно.

— Мы пришли, полагаю? — спросила Наоми, когда Сакура остановилась.

— Да, — сдавленно выдохнула она.

— Тогда иди, — Наоми подтолкнула ее в спину.

— Боюсь, — голос Сакуры вновь окрасился упрямством.

— Да чего бояться-то, дурёха? Иди уже! — настояла Наоми.

— Ладно, — куноичи перевела дыхание и потянула ручку входной двери, заходя внутрь.

Медленно опустила ногу на одну ступень, потом на другую, ощущая подступающую дрожь в коленях и руках. Подумала, что будет особенно иронично, если из-за накопившегося стресса она снова что-нибудь забудет или перепутает. Нервы были ни к черту, и она вновь смахнула слезы, бегущие по щекам. Сакура не чувствовала себя такой слабой даже в детстве. Сейчас она действительно казалась себе отвратительной и безвольной. Она едва ли выносила себя сама и не представляла, как ее до сих пор терпели все остальные.

До второго этажа она поднималась добрых десять минут, то и дело останавливаясь и собираясь с мыслями. Прокручивала в голове свои извинения и оправдания: она не станет просить Какаши о помощи, как ей посоветовала Наоми. Это слишком нагло, и у нее не было никакого права так себя вести. Поэтому все, на чем куноичи условилась — просто извиниться за паршивую миссию и за то, что сорвалась и накричала, когда он пытался привести ее в чувства.

Она завела руку над деревянной дверью и неуверенно постучала. И это было настолько тихо, что в глубине души Сакура молилась о том, чтобы он не услышал. А еще лучше, чтобы вообще спал. Время было около десяти вечера, он после задания, так что такая вероятность имела место быть.

Но Какаши не спал и появился у двери достаточно быстро. Спокойно отворил ее, делая шаг назад, чтобы Сакура могла пройти в коридор, но она так и осталась стоять на пороге, не смея поднять голову. Ей было страшно взглянуть на него, страшно открыть рот, чтобы заговорить, и она едва ли могла пошевелиться. Сакура попыталась сделать шаг вперед, чтобы не выглядеть совсем уж бестолковой, стоя на одном месте, как в то же мгновение врезалась в его грудь, утыкаясь носом в чужую одежду.

Она обняла Какаши так крепко, как только могла, сохраняя понимание того, что если переусердствует, то просто сломает ему ребра. Сакура думала, что уже успокоилась, обсудив все с Наоми, что ее истерика не повторится вновь, и она сможет по-человечески извиниться в попытке хоть что-то исправить. Но сейчас она ловит себя на мысли, безвольно висит на его шее, без возможности выдавить из себя хоть слово, задыхается и думает, что умрет от сердечного приступа. В то время как Хатаке подхватывает ее на руки, словно она вообще ничего не весит, и относит в комнату, усаживая на кровать. Тянет руку к настольному светильнику и выключает его, надеясь, что Сакуре будет легче успокоиться в полумраке. Но даже так куноичи боится случайно встретиться с ним взглядом, увидеть в темных глазах сочувствие и переживание, потому что знает — увидит. Она небрежно скидывает с себя сандалии и забирается с ногами на кровать, прижимаясь к Какаши, когда он отводит руку, позволяя ей лечь к себе на грудь. Кладет ей на плечо ладонь, слегка сжимая, и поглаживает большим пальцем.

Почти неподвижно и безмолвно они лежат так достаточно долго, чтобы Сакура успела успокоиться и прийти в себя. Вслушиваются в тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов и их обоюдным, едва слышным дыханием. И абстрагируются от всего остального мира.

— Простите меня, Какаши-сенсей, — шепчет Сакура. Ее голос дрожит и полон неуверенности, в то время как ее горячее, все еще сбитое дыхание задевает его шею.

— Ты не виновата, — так же тихо отвечает он, продолжая двигать свою ладонь вверх и вниз по ее плечу, успокаивая.

И Наоми опять оказалась права, потому что даже без разговоров, от одного лишь присутствия и невербальной поддержки она ощутила, как огромный камень, сдавливающий ее грудь, исчезает, а страх за собственное будущее остается где-то за пределами этой квартиры. Сакура не знала, почему Какаши влияет на нее именно таким образом, но он всегда на нее так влиял.

— Я не хотела вас в это втягивать…мне правда жаль, — она шмыгнула носом и продолжила. — И вызываться на миссию было очень эгоистично с моей стороны.

— Это уже не имеет значения. К тому же окончательное решение, брать тебя или нет, все равно оставалось за мной, так что и ответственность лежала бы на мне.

— И мне не следовало на вас кричать…

— Думаю, я смогу с этим как-нибудь справиться, — его голос прозвучал слишком мягко, и Сакуре показалось, что он улыбался.

— Вы всегда так говорите.

— И я тебя когда-то обманывал? — теперь он улыбался совершенно точно.

— Вообще-то…постоянно, — Сакура выдохнула тихий смешок и потянулась за одеялом.

— Я закрою окно.

— Не нужно, — куноичи еще крепче прижалась к нему, не позволяя подняться. Ей было так хорошо находиться рядом, ощущая теплую и крепкую ладонь на своем плече, что не хотелось лишать себя ни на секунду этого волшебного спокойствия.

— Тебе лучше?

— С вами да…

Несмотря на спокойствие, которое Сакура обрела, будучи рядом, Какаши спокоен не был. Потому что он совершенно не знал, куда себя деть от разрывающих на части мыслей. Видеть своего ученика мертвым и понимать, что допустил его смерть, не в силах помочь, было мучительно больно. Но наблюдать, как другая твоя ученица разрушает себя, постепенно увядая на глазах с каждым прожитым днем, оказалось еще больнее. Если бы он только мог забрать всю боль Сакуры себе, он бы, не задумываясь это сделал. Какаши думает, что на него бы это все равно особенным образом не повлияло: одной болью меньше, одной больше. Какая, к черту, разница?

— Почему ты пыталась от меня убежать, когда это случилось? — Сакура лежала к нему так близко, что почувствовала, как он сглотнул, и его кадык дрогнул, прежде чем он это спросил.

— Не знаю, — честно ответила она. — Испугалась.

— Ты мне не доверяешь?

— Вы же знаете, что доверяю, — Сакура возмутилась, но это было почти незаметно. — Просто я не хотела, чтобы вы считали меня сумасшедшей.

— Я и не считаю, — он глубоко вздохнул. — Но тебе нельзя все так оставлять.

— Наоми сказала так же…

— Так может, стоит прислушаться? По крайней мере, я думаю, что все поправимо, — Какаши сделал паузу. — Пока что.

— Да, — согласилась Сакура. — Я начну терапию, раз уж миссии мне больше не грозят.

— Хорошо.

Окруженная теплом одеяла и заботой своего командира, Сакура только сейчас почувствовала невероятную слабость во всем теле. Веки все сильнее тяжелели и глаза слипались.

— Это будет нормально, если я останусь? — зевая, прошептала она.

— Ну, было бы странно выпроваживать тебя сейчас за дверь.

— Если я останусь спать здесь, — добавила Сакура. — С вами.

Может, это было и не совсем уместно. А если вырвать подобную ситуацию из контекста, то вообще неуместно. Но Какаши думает, что если это подарит ей хоть немного спокойствия, то какое он вообще имеет право говорить, что это ненормально? И если это то, в чем она сейчас нуждается — пусть так и будет.

— Все в порядке.

Сакура готова раствориться в этом спокойном и размеренном тембре, когда слышит его разрешение. Она поднимается чуть выше, опуская голову ему на плечо, и обнимает в ответ, кладя свою руку поверх его груди. Чувствует, как спокойно и ровно бьется его сердце. И, находясь уже в полусонном состоянии, тянет его ладонь к себе, оставляя ее рядом со своим лицом, вдыхает запах его кожи, ненавязчиво касаясь кончиком носа, и шепчет уже неосознанное: «спасибо».

***

Наутро Какаши просыпается с затекшим телом, болью в шее и пояснице, потому что привык спать один и лежать так, как удобно ему. Но с Сакурой, которая всю ночь обвивала его руками и ногами, словно десятки змей, принять удобное положение было попросту невозможно. Она совсем не давала ему пошевелиться и любое движение сквозь сон расценивала так, будто он собирался уйти. И Какаши действительно хотел уйти на кухню, когда она уснула, но Сакура пресекла все его усилия вырваться из цепких объятий, вжимаясь в него еще крепче. Так что после нескольких неудачных попыток он смирился, опасаясь за сохранность своих конечностей: оказаться следующим днем с переломом, как это было в прошлый раз, хотелось меньше всего.

Вот и теперь, проснувшись задолго до Сакуры, он покорно дожидался ее пробуждения, вслушиваясь в тихое сопение рядом со своей шеей. Вскоре она начала ворочаться, завела руки над головой, чтобы потянуться, и, кажется, вспомнила, что спит не одна, когда задела лицо своего командира.

— Ой, — тихо прошептала она, поворачиваясь, когда поняла, что Какаши проснулся. — Разбудила?

— Я уже давно не сплю. Доброе утро.

— Доброе, — все еще сонным и немного хриплым голосом ответила Сакура.

— Ты помнишь, что мне вчера обещала?

— Сходить в больницу? — Сакура улыбнулась, поднимаясь с постели.

— Да, — неторопливо протянул он. — И нам нужно показаться Хокаге. Вместе.

— Сегодня? — неохотно переспросила куноичи.

— Очевидно, что не через месяц.

— Но он не присылал за мной никого и не говорил ничего такого, — запротестовала куноичи.

— Потому что он сказал это мне.

— Я же собиралась к Шизуне, а к ней лучше идти в первой половине дня, — Сакура начала искать отговорки, чтобы избежать визита к Учихе, на ходу придумывая несуразные оправдания, по которым она не может этого сделать.

— Мне без разницы, в каком порядке ты это сделаешь, но ты сделаешь все сегодня.

— Но мне нужно в душ, не пойду же я в таком виде, а Наоми живет в другой стороне. Это займет время.

— В моей квартире есть душ, — с нотами нетерпения бросил Какаши. — Что тебе мешает воспользоваться им снова?

Следующей реакцией были опущенные в пол глаза и проступивший румянец на бледных щеках. И это было лишь секундным мгновением, но Какаши заметил, вспоминая, по всей видимости, то же самое, что и она.

— Ладно, — сдалась Сакура. — Дайте мне полотенце, пожалуйста.

— На верхней полке справа, — Какаши кивнул в сторону шкафа.

Когда Сакура скрылась в ванной, прихватив с собой полотенце, он перевернулся на живот и лег так, как ему это было удобно: широко раскинув руки и ноги по всей кровати. После чего задумался о том, что за все тридцать два года жизни в его постели не спала ни одна женщина. И он вообще ничего не потерял. Потому что спать с Сакурой, мягко говоря, было ужасно. Какаши впервые в жизни ощутил себя настолько невыспавшимся и разбитым, будто он и не спал вовсе, а находился под прессом катка, что ездил по нему всю ночь. Он лениво потянулся, хрустнув позвонками, и натянул на себя одеяло, поворачиваясь на бок и притягивая к себе ноги. И в идеале бы он хотел полежать так еще минут двадцать, но планы на этот день обязывали все-таки взять себя в руки и подняться с постели.

— Кофе? — спросила Сакура, появляясь у дверного проема, обернутая длинным махровым полотенцем. На лице — легкая сдержанность, а в глазах блеск и энергия. Ну, хоть кто-то выспался.

— Буду признателен, — согласился Какаши, поднимаясь с постели.

Расположение кухни Сакура уже знала, и объяснять, где и что лежит, не пришлось. И чтобы не терять время, он также следом за ней отправился в душ. Закрыл за собой дверь, плеснул в лицо прохладной водой в надежде взбодриться, что помогло лишь на несколько секунд, и принялся чистить зубы. Снова вздохнул, рассматривая помятое отражение в зеркале, скинул одежду и шагнул в ванную, задвигая стеклянную панель. Фоном пронеслись мысли о том, что, возможно, он уже слишком стар, и сон ему теперь необходим куда сильнее, чем раньше. Снял душевую лейку с держателя и повернул кран.

Чтобы взбодриться, ему хватило доли секунды: режим напора, которым он пользовался обычно, был переключен на более интенсивный.

И он вспомнил то, что так отчаянно пытался забыть. Переключил напор на привычный ему, погружаясь под прохладную воду, настроил температуру и повесил душ обратно. Но в ушах и памяти все еще навязчивыми потоками кружились обжигающие стоны Сакуры, когда он стал свидетелем того, чего ему быть не следовало. И это почти душило. Какаши искренне пытался вышвырнуть из головы этот момент, но от осознания того, что там, где он находится сейчас, каких-то несколько минут назад мастурбировала его бывшая ученица, напряжение по всему телу лишь возрастало, протестующе концентрируясь внизу живота. И он не хотел заниматься сейчас тем же, но почти болезненная эрекция не оставляла иного выбора.

Он опустил руку, сжимая свой член в попытке представить кого угодно, только не Сакуру. Прилагал неимоверные усилия, чтобы вспомнить хоть кого-то, с кем у него был секс, но он едва ли помнил лица этих женщин. А перед глазами упрямо рисовался образ розововолосой куноичи в черном облегающем платье.

— Твою же мать, — прошипел Какаши, упираясь одной рукой о кафельную стену, а другой двигая так быстро, как только можно, лишь бы поскорее это закончить. Закончить и забыть.

Острые плечи и выраженные ключицы, выпирающие под тонкой черной тканью;

Небольшая аккуратная грудь, что идеально вписалась бы в его ладонь;

Откровенный разрез, оголяющий половину подтянутого бархатного бедра;

Стройные, сводящие с ума ноги.

Он и в прошлый раз где-то глубоко в душе отметил, что она выглядела эффектно. Но чтобы этот образ въелся в его разум настолько сильно?

Мягкий хриплый голос;

Щекочущее дыхание, касающееся его шеи;

Тонкие, но обманчиво сильные запястья;

Расширенные после оргазма зрачки.

«У вас потрясающий душ. Надо к вам почаще заглядывать…»

Ему не потребовалось много времени, чтобы кончить. И куда меньше потребовалось для того, чтобы ощутить себя крайне паршиво.

Какаши вышел из ванной, слишком резко хлопнув за собой дверью, и скрылся в комнате. Быстро переоделся, проклиная себя, натянул на маску и поспешил в коридор. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Ты собралась? — спросил, уже обуваясь.

— А как же кофе? — растерянно переспросила Сакура.

— Я не хочу, — коротко и холодно.

— Но вы же хотели…

— Сакура, идем уже, пожалуйста, — почти взмолился он, не желая пересекаться с ней взглядом.

Сакура полагала, что Какаши проснулся в хорошем настроении. Может, выглядел отчасти сонным, но она точно не замечала в нем раздражения. Несмотря на то, что случилось вчера, она чувствовала себя уравновешенной и спокойной, а после душа так вообще жизнь заиграла новыми красками. Но поведение Какаши ей, напротив, казалось непонятным. Он не смотрел на нее всю дорогу, погруженный в собственные мысли, и шел на несколько шагов впереди, в то время как она плелась сзади. Она не понимала, что случилось, но его напряжение вскоре передалось и ей.

— Какаши-сенсей, — позвала его тихо и виновато. — Что-то произошло?

— Почему ты так решила? — уже будничным тоном ответил он. И Сакура на какое-то мгновение решила, что все придумала.

— Мне показалось, вы меня избегаете.

— Все в порядке, просто задумался, — оправдался он.

— Тогда почему вы на меня не смотрите? — упрямо переспросила куноичи, вынуждая его остановиться и посмотреть.

Какаши развернулся, понимая, что ведет себя как полный кретин, и что Сакура не виновата в его неуместных мыслях. Она нуждается в нем и у него нет никакого морального права на ней срываться. Потрепал ее по голове и взъерошил розовые пряди. После чего улыбнулся глазами, наблюдая, как ее мимика смягчается, и она улыбается в ответ, в то время как его сердце начинает биться чаще, бескомпромиссно отзываясь на ее радость.

— Теперь верю, — кивнула она, уверенно следуя вперед.

— Не переживаешь? — спросил Какаши.

— Нет, — твердо ответила Сакура. — С вами нет.

Она не соврала, потому что действительно не переживала. Потому что, когда Какаши рядом, переживать было не о чем. Сакура бы совершенно точно волновалась, вызови ее Саске на тет-а-тет аудиенцию, но при таком раскладе в этом не было необходимости. И она действительно готова пойти в больницу. Не потому, что у нее нет другого выбора, а потому, что не хочет подорвать его веру в нее. Просто потому, что Какаши всегда будет ее наставником, даже если формально это уже и не так. И если он считает, что у нее все получится, то у нее должно получиться. Так что она решила, что приложит все силы, чтобы не разочаровать его. Справится она или нет — это уже другой вопрос. Но попытаться она обязана. И Какаши-сенсей, и Наоми — слишком дорогие ей люди, поэтому если не ради себя, то она все равно это сделает. Ради них.

Когда они зашли в кабинет, там также находился и Шикамару с огромной стопкой документов на руках, и Сакура даже обрадовалась тому, что не видит его лица и, соответственно, взгляда. Но она все равно замешкалась, останавливаясь на полпути, когда почувствовала мягкий толчок в свою спину и боковым зрением разглядела плечо Какаши справа от себя. И сделала еще один шаг к столу Шестого.

— Шикамару, оставь нас, — механическим голосом попросил Учиха.

Нара посмотрел на них обоих, когда удалялся, и кивнул, приветствуя. Хатаке также поздоровался в ответ, но Сакура не отреагировала вообще никак. Ей было стыдно встречаться с кем-либо, потому что не исключено, что все ее знакомые знали о не очень-то правильном образе жизни за последнее время, который она бы хотела стереть из своей памяти. Сакура также не знала, что именно Какаши указал в отчете, в глубине души надеясь, что он исключил ее алкогольное помутнение.

— По миссии у меня вопросов нет, — начал Саске. — Свитки оказались запечатаны, и, вероятно, к ним вообще никто не притрагивался все это время. Также вы указали, что господин Хасимото скончался, так что пропажу заметить не должны, — он перевел взгляд на Сакуру, которая все это время смотрела ему прямо в глаза, а после переместил внимание к Хатаке. — Она не в себе, как вы могли этого не заметить?

— Это случилось непосредственно тогда, когда мы вернулись в Коноху, — холодно ответил Какаши.

— И что такого должно было произойти на миссии, что она вернулась в таком состоянии? — хоть он и обращался по-прежнему к Какаши, черные глаза вновь вернулись к зеленым. — Сакура?

— Возможно, я переоценила свою готовность, — с толикой вины призналась она.

— Твое состояние должен был оценивать твой командир, а не ты, — отрезал Учиха.

— Именно это я и сделал, — сквозь зубы произнес Какаши, чувствуя волнение Сакуры. И они стояли достаточно близко друг к другу, что позволило незаметно для глаз Хокаге коснуться ее спины в знак поддержки. — Очевидно, что я не стал бы подвергать риску ни ее, ни задание, будь с ней хоть что-то неладное.

Это длилось лишь мимолетную секунду, Хатаке просто напомнил ей, что он рядом. И это действительно вернуло Сакуре уверенность.

— У меня не было никаких предпосылок, — кивнула Сакура. — Этого никто не мог предугадать.

— Ладно, — сухо произнес Учиха. — Занимайся своим здоровьем. Ты в отставке. Надеюсь, что временно. Какаши, вы можете идти.

Сакура проводила его почти болезненным взглядом, когда он обошел ее, направляясь к двери, и ощутила, как начинает задыхаться, оставшись с Учихой один на один. Но, несмотря на это, она стойко выдержала на себе нечитаемое внимание Саске, после чего тяжело вздохнула, моля всех богов, чтобы просто не разрыдаться на его глазах. Потому что от былой выдержки не осталось и следа: ее нервы напоминали собой оголенные провода, любое прикосновение к которым обещало незамедлительные последствия.

— Мне жаль, что все так вышло, — надломленным голосом произнес Саске.

Понимание того, что последний человек, который его когда-то любил и любил по-настоящему, растворяется в собственной боли, так же, как и он сам, оказалось куда более травмирующим, чем он предполагал. Перед ним по-прежнему стояла та самая Сакура, которая была готова бежать с ним из Конохи, отдать всю себя, чтобы хоть немного разделить его страдания, и просто быть рядом, не требуя ничего взамен. И видеть то, во что она превратилась, то, во что он ее превратил, было в каком-то смысле невыносимо.

— Мне тоже жаль, — прошептала Сакура. — Но это не то слово, которым я могла бы описать свои чувства. Потому что такого слова, что описало бы весь кошмар, в который ты превратил мою жизнь, просто не существует.

— Ему не следовало сражаться со мной, — обжигающим тоном констатировал Саске. — Ничего этого бы не случилось, если бы он просто оставил все как есть. Но даже так я пошел вам навстречу и сохранил жизнь всем пятерым Каге. И не стал брать под контроль Хвостатых.

— Ты убил их! Всех до единого! — взорвалась Сакура. — Наруто сражался за жизнь Хвостатых, которые не были лишены ни эмоций, ни чувств, но при этом не имели сотни лет самого главного — свободы! — она ударила ладонями по его столу, когда ощутила жгучие слезы, скапливающиеся под веками. — А за кого сражался ты, Саске? За себя? Последнего члена клана? Или, может, за своих потенциальных детей, которые в абстрактном будущем могут появиться на свет? Ты сможешь завести семью после всего, что ты сделал, и жить счастливо?

Саске ничего не ответил, лишь едва заметно качнул головой, ощущая, как пальцы, плотно прижатые к столешнице, начинают подрагивать.

— В таком случае все было зря, — Сакура перевела дыхание, смахнула слезы, что уже успели стать привычным атрибутом ее лица, и медленно, покачиваясь от головокружения, шагнула в сторону выхода.

Этот визит выжал ее досуха. Упадок сил с пониманием безысходности и бессмысленности окутывал разум и тело, словно липкая паутина, что наслаивалась друг на друга, лишая всего жизненно важного. Саске переоценил свои возможности больше, чем Сакура когда-либо переоценивала свои. Не физические — моральные. Его цель не оправдала средств и не оправдает никогда. Ему не добиться мира без войн. Почему он этого не понимал? Или все-таки уже понял?

Сакура задержала взгляд на запылившейся ковровой дорожке, тянущейся вдоль коридора, тяжело вздохнула и шагнула вперед, упираясь в чью-то грудь. Не поднимая глаз, потянула носом знакомый запах геля для душа, отдававший терпким ментолом — тот же, что исходил и от нее, и сомкнула руки, заключая своего командира в объятия.

— Идем? — тихо спросил он, отстраняясь.

Куноичи тут же обернулась по сторонам, убеждаясь, что кроме них здесь никого не было, но со стороны лестницы доносились чужие шаги, эхом разлетающиеся по коридорам, и коротко кивнула.

— Вы и в больницу со мной потащитесь? — буркнула Сакура. — Я не настолько беспомощная, чтобы не дойти самостоятельно.

— Что он сказал тебе? — игнорируя вопрос, поинтересовался Какаши, на что она усмехнулась, до крови кусая губы.

— Что ему жаль, представляете? — ее голос дрогнул, наполняясь желчью. — Жаль, мать вашу, просто жаль. Это какой-то сюр. И я ответила, что…

— Это уже я слышал, — кивнул Какаши. — Возможно, не только я.

— На это сложно было отреагировать иначе, — Сакура не знала, куда деть руки, без конца теребя края своего ципао.

— Я понимаю.

— Вам необязательно идти со мной, — поникши, сказала Сакура.

— Нет, — согласился Какаши, — но мне ту же сторону.

Идти куда-то, прогуливаясь столь медленным нерасторопным шагом, и понимать, что ни завтра, ни послезавтра, ни даже через месяц не вернешься к заданиям, было несколько сокрушающе. Последняя призрачная надежда, за которую Сакура так отчаянно рассчитывала зацепиться, разбилась на множество осколков, которые теперь придется собирать вручную и склеивать заново. И даже если ей удастся отыскать все разлетевшиеся частички себя, она уже никогда не станет той же цельной оболочкой, которой была прежде. Сакура думает, что в лучшем случае от нее останется лишь жалкое подобие того, кем она являлась когда-то в прошлом. Но она уже никогда не вернется к своему безмятежному, полному оптимизма и веры состоянию. Сакура не знала, что ее пугает больше: дальнейшая неопределенность или же, наоборот, понимание того, что для нее уже все предрешено. Не знала, чем занять свои мысли и действия, не знала, как долго продлится терапия, не знала, как дальше жить. Единственным ее планом оставался переезд к родителям. Поэтому, закончив с больницей, она была намерена забрать свои вещи у Кацухито и вернуться, наконец, к себе домой. А дальше, в зависимости от того, как на нее будут действовать те или иные препараты, которые Сакура уже заведомо знала, что ей выпишут, будет отталкиваться и придумывать себе хоть какие-то занятия.

***

Не сказать, что Мебуки и Кизаши были рады видеть в своем доме Кацухито, но они также были знакомы с Эбису, а в прошлом и с их погибшими родителями. Поэтому им пришлось закрыть глаза на личные предубеждения в сторону младшего брата. И, конечно же, они не оставили стоять парня на пороге, забрав вещи Сакуры и захлопнув перед его лицом дверь. В общем-то, они все еще доверяли своей дочери и думали, что она не станет общаться с кем-то по-настоящему плохим. И к их удивлению, Кацухито оказался довольно-таки воспитанным человеком, что лишь укрепило в их понимании образ «хорошей» дочери, которую они воспитали.

Вещей было не так уж и много: всего-то два чемодана и цветок с геранью, что был близок к своей кончине бесчисленное множество раз, если бы Наоми о нем не заботилась. Сакура пригласила в гости также и подругу, но она постеснялась здесь появляться. К тому же она была на семнадцать лет старше Сакуры и всего на два года младше ее матери, что делало ее слишком уж взрослой подругой. А учитывая постыдную профессию — и подавно. Так что Наоми тактично отказалась от посиделок в семейном кругу.

Когда самый тяжелый и неприятный этап был пройден, и Сакура рассказала родителям о том, что теперь находится в отставке на неопределенный срок, объясняя причины и упуская детали своего запущенного ментального состояния, груз с ее плеч упал. И дышать стало во всех пониманиях легче. Более того, она поняла, насколько сильно сглупила, не рассказав им всего сразу. Потому что это все еще были ее родители, которые любили ее и принимали совершенно любую. И всегда были готовы поддержать. Так что, несмотря на то, что объяснения дались Сакуре весьма непросто, она это сделала и обрела новую почву для размышлений. С болью на сердце она признала, что даже если ты потерял что-то очень важное, ты все еще должен ценить то, что у тебя осталось. И она почти задыхалась в благодарности к тем людям, что были рядом с ней, несмотря ни на что. Потому что у нее могло не оказаться и этого. Но все-таки у нее это было.

Сакура в какой-то степени опасалась семейного обеда, предполагая некомфортные вопросы о миссии со стороны родителей или же их потенциально повышенного внимания к Кацу. Но ничего этого не произошло. Мебуки и Кизаши лишний раз показали свою воспитанность, опуская детали, и их беседа после монолога Сакуры перетекла в совершенно нейтральное русло, в котором под конец фигурировали лишь ее мать и Кацухито, обсуждая выпечку.

Нет, Сакура, конечно, знала, что Кацу неровно дышит к готовке, но что он окажется настолько дотошным к рецептам…

Когда он в компании Мебуки чуть ли не вприпрыжку ускакал на кухню за новыми открытиями, Кизаши придвинулся ближе к дочери и с улыбкой кивнул в их сторону:

— Неплохой парень, — заметил он, намекая, что Сакуре можно к нему присмотреться. — Готовить уж точно вместо тебя сможет.

— Боюсь, этот парень занят другим хорошим парнем, папа, — вздохнула куноичи, обнажая несколько уставшую, но искреннюю улыбку.

— Ох, — вздохнул он. И его реакция оказалась довольно-таки терпимой для человека строгих нравов. — Что ж, ладно. В таком случае у тебя по-прежнему остается хороший друг.

Сакура не знала, когда она теперь сможет встретиться с Какаши, потому что пересекаться им будет попросту незачем за неимением совместных заданий. Поэтому она решила последовать совету Наоми и не затягивать с благодарностью. С обеда оставалось еще много еды, и она подумала, что будет неплохой идеей прихватить что-нибудь со стола и наведаться к нему в гости.

***

По мере того, как солнце опускалось за горизонт, Коноха облачалась мягкой вуалью теней, принося с собой чувство завершенности и спокойствия. Небо окрасилось в теплые оттенки оранжевого и розового, на фоне которых крыши домов казались по-домашнему уютными. Жители все так же прогуливались, наслаждаясь легкой вечерней прохладой, общались о чем-то между собой, и отзывались по улицам ненавязчивым живым шумом. И Сакура поймала себя на мысли, что ей не противит наличие чужой радости так, как это происходило раньше.

Наблюдая за тремя резвящимися мальчишками на детской площадке, она неожиданно для себя заметила, что улыбается. Возможно, впервые за долгие месяцы. Улыбается без какой-либо боли и горечи, не отягощенная чем-то ее разрушающим. И ей искренне хотелось верить, что это происходит взаправду. Что все это не какая-то иллюзия, что она действительно еще способна испытывать нечто светлое в своих эмоциях.

Сакура прошла уже большую половину пути, когда задумалась, стоит ли ей вообще появляться у Какаши. Возможно, он успел устать от нее за все эти дни. Чего уж там он, если она и сама от себя устала. Она не хотела навязываться и досаждать, тем более что был уже вечер, и у него вполне могли иметься свои планы на это время. Все казалось до абсурда глупым: Какаши не нанимался быть ни ее нянькой, ни другом. И Сакура в который раз прокляла себя за то, что он оказался втянут в ее чрезмерно личную жизнь. То, что он был к ней добр, не давало ей поводов пользоваться этой добротой. Чего она вообще хотела от общения со своим командиром, если фактически он больше им не является? Им даже поговорить было не о чем, кроме как о ее состоянии. И единственное, что их связывало — это ее проблемы и его чрезмерное чувство ответственности за сбившуюся с пути ученицу.

Сакура ошивалась у крыльца Хатаке уже битые десять минут, нарезая круги, все больше склоняясь к тому, чтобы вернуться обратно домой, ощущая себя полнейшей дурой и эгоисткой. Она глубоко вздохнула, облокачиваясь на перила, и покачала головой, признавая собственную бесполезность вообще во всем, за что она только берется.

— Может, поднимешься? — послышался голос сверху, и когда Сакура подняла голову, то увидела Какаши, что стоял на балконе и, вероятно, наблюдал за ее метаниями все это время.

— И как давно вы там стоите?

— Минут десять, — он непринужденно пожал плечами.

— И молчали? — обиженно переспросила Сакура.

— За тобой было забавно наблюдать.

— Вы жестокий человек, Какаши-сенсей.

Сакура вернулась на крыльцо, толкая от себя подъездную дверь, и быстрой вспышкой пронеслась по лестничному пролету, оказываясь на пороге его квартиры.

— Это вам, — она протянула контейнер, обернутый платком, в руки Какаши. — Здесь шарлотка, — она неуверенно пожала плечами. Я не собиралась вас задерживать или что-то еще, просто хотела поблагодарить…за все.

— Ты не зайдешь? — Какаши в недоумении вскинул брови.

— Не думаю, — Сакура покачала головой. — Не хочу вам мешать еще больше.

— Да брось, — он кивнул в сторону кухни. — Заходи уже.

Сакура прошла за ним на кухню и села на стул, придвигая его к столу с противным громким скрежетом.

— Как все прошло? — спросил Какаши, ставя на плиту чайник.

— Если честно, то лучше, чем я ожидала, — призналась Сакура, с огорчением понимая, что они снова говорят о ней. — А вы?

— Что я? — улыбающимся тоном переспросил он.

— Чем вы занимались? — Какаши был в черной безрукавке и свободных серых шортах, и Сакура невольно задержала взгляд на его спине и мышцах рук, когда он потянулся за блюдцами.

— Обедал с друзьями, — он задумался. — Да и, в общем-то, все.

— С Гаем? — поинтересовалась она, потому что никогда не задавалась вопросом, с кем он может проводить личное время.

— Да, — кивнул Какаши. — Еще Генба с Эбису.

— А с нами обедал Кацу и, кажется, он понравился моим родителям, — улыбнулась Сакура. — Папа даже намекнул, что я могла бы к нему присмотреться, но я его разочаровала.

— Даже так, — Сакуре показалось, что он не слишком заинтересован в разговоре, но прийти и молчать было бы совсем странно, а трепаться и дальше о своих недугах она не хотела.

— Ага, — вздохнула она.

— В любом случае, ты молодец, что взялась за голову, — Какаши улыбался, судя по тому, как сузились его глаза. — Во всех смыслах.

— Я не знаю, что было бы, не окажись вас рядом, — уже серьезней проговорила она.

— Рад был помочь.

— Не собираетесь ни на какое задание? — Сакура положила два кубика сахара в кружку и начала перемешивать.

— Собираюсь. Завтра.

— Оу, — она опустила глаза и поджала губы. — А надолго?

— Около двух недель приблизительно, — это все, что Какаши теперь мог ей сказать, поэтому расспрашивать дальше смысла не было.

От осознания того, что она не увидит его так долго, стало немного грустно. Не то чтобы она хотела занимать свои пустые будни досаждением Какаши… Сакура вообще не знала, чего хотела. Но она точно не хотела оставаться так надолго без него.

— Наверное, я буду скучать, — сказала куноичи, поднимая к нему взгляд.

— Тебе нужно просто найти себе какое-нибудь занятие, Сакура.

— Да, вы правы, — она опустила взгляд к шарлотке, ложкой отламывая от нее небольшой кусочек, но аппетита как такового не было, и есть не хотелось, так что Сакура решила не притрагиваться к ней вообще. Вздохнула и отложила ложку в сторону.

— Было вкусно. Спасибо, — поблагодарил Какаши, натягивая маску в тот момент, когда Сакура подняла на него глаза.

— Ну вот… — буркнула она. — Опять не увидела вас без маски.

— Сомневаюсь, что ты многое потеряла, — отшутился Какаши.

Он поднялся из-за стола, убирая посуду в раковину, и бросил взгляд на часы:

— Не подумай, что я тебя выпроваживаю, но уже поздно.

— Можно я останусь сегодня у вас? — выпалила Сакура, не подумав, потому что все, чем были заняты ее мысли, это то, что они не увидятся в лучшем случае две недели.

— Зачем? — помедлив, переспросил Какаши.

— Ну-у… — замялась Сакура. — Потому что мы долго не увидимся?

— Но мы и раньше подолгу не виделись, — Хатаке выключил воду и обернулся к куноичи, складывая руки на груди.

— Можно или нет? — она упрямо повторила вопрос, избегая его взгляда.

— Тебе не кажется, что оставаться на ночь у мужчины не совсем правильно?

Сакура не думала об этом. Тем более что уже у него оставалась, пусть это и были отчасти вынужденные обстоятельства, когда Какаши просто не мог позволить ей находиться одной.

— Но это же вы… — промямлила куноичи.

— Я не мужчина?