Раннее утро принесло с собой напряжение и легкую тревогу. Белый туман опоясывал окрестности, словно мягкое покрывало, скрывая деревья и дома от посторонних глаз, а тишина была настолько плотной, что сквозь закрытое окно слышалось дуновение ветра. Казалось, весь мир еще спит, разглядывая сны в своих теплых постелях, подобные вечному Цукуёми.

Может, это было бы не худшим исходом? По крайней мере, каждый испытал бы свое собственное счастье на закате жизни.

За окном было еще темно, но свет от уличных фонарей упрямо боролся со стенаниями ночи, пробиваясь сквозь розовые шторы в комнате Сакуры. Она поставила будильник на восемь утра, прекрасно отдавая себе отчет в том, что если по какой-либо причине и понадобилась своей наставнице, то та ее из-под земли достанет, но таки поговорит с глазу на глаз.

У Сакуры по-прежнему не было ни единой мысли по поводу такой внезапной срочности. Не то чтобы она обиделась на Цунаде за то, что та столь внезапно исчезла из ее жизни, еще и в самый непростой момент. Вовсе нет. Хотя легкий осадок где-то в глубине души все же теплился.

Впрочем, Цунаде всегда была такой: властной, манипулятивной и своевольной. Так что Сакура была почти уверена: наследница Сенджу прохлаждалась все это время в барах, упиваясь алкоголем и спуская в играх остатки своего наследства. Если от этого наследства вообще хоть что-то еще осталось.

Обычно у Сакуры не возникало проблем с ранними подъемами. И перед теми же миссиями она вскакивала с постели задолго до звонка будильника. Однако сейчас ее режим дня и ночи был совершенно сбит: она редко просыпалась раньше обеда, за неимением на то какой-либо необходимости. Могла бы спать дольше — и вовсе бы не просыпалась.

Вылезти из теплой постели оказалось сродни подвигу. Сакура тяжело вздохнула, потягиваясь, и попыталась нащупать махровые тапочки, что покорно дожидались ее рядом с кроватью. Просунула в них ноги и поднялась, вытягиваясь во весь рост.

Родители еще спали, поэтому она бесшумно спустилась на первый этаж, попутно стягивая с вешалки вязаную кофту, и накинула на плечи: в доме было прохладно.

Юркнула на кухню и зажгла газ, на мгновение задумываясь о том, чтобы сварить зерновой кофе. Но в итоге отмахнулась от этих мыслей, что породили бы ненужные движения с лишней грязной посудой, и потянулась за растворимым.

Последний раз Сакура варила кофе для Какаши, будучи у него дома. Для себя она на такие жертвы уж точно идти не собиралась. Тем более что растворимый не так уж и плох, а она не так уж и привередлива, как ее командир.

Сакура встала на носочки и потянулась к полке за кружкой, что отец всегда оставлял на самом верху в те редкие случаи, когда мыл посуду. Другой рукой ловко перехватила закипевший чайник и добавила кипяток в кружку. Сонно вздохнув, ощутила, как тепло распространяется по керамической поверхности и перекатывается на руку, создавая приятное щекочущее ощущение. Затем взяла пакетик растворимого кофе и разорвала его, высыпая содержимое в чашку. Как только порошок попал в горячую воду, аромат наполнил всю кухню, как выразилась бы Мебуки: «сплошной химией».

Так или иначе, ее мысли всегда возвращались к Хатаке, чем бы она ни занималась и где бы ни находилась.

Вот и сейчас, сидя уже за столом в ожидании того, когда кофе остынет, Сакура думала лишь о нем. Проводя большую часть времени дома, думать о чем-либо другом было проблематично. Но разве это повод сомневаться в искренности ее намерений? Сакура не знала. У нее не было ответа на этот вопрос и не будет, вероятно, уже никогда. Она не могла сама себе доверять, так что не ожидала, что на подобное пойдет и Какаши.

Единственное, в чем она была уверена — это в том, что чем больше времени они проведут порознь, тем меньше вероятности будет сойтись вновь. И это пугало.

Будто предвещая, что у Сакуры появились на этот день какие-то планы, Мебуки проснулась почти следом за ней и уже спускалась на кухню, завязывая пояс халата.

— Куда это ты собралась в такую рань? — нахмурилась женщина, скрещивая руки на груди.

— Цунаде-сама вроде как навестить меня собиралась. Сказала, придет к девяти, — пояснила куноичи, кидая взгляд на часы, что как раз таки девять и показывали. — Или ты меня к ней не отпустишь?

— С госпожой Сенджу хоть на край света, девочка моя, — отмахнулась мать. — Ты же знаешь, как мы с отцом ее уважаем.

Их разговор прервал настойчивый стук в дверь, так что Сакура поспешила впустить свою наставницу раньше, чем та сорвет ее с петель.

— Сакура, — Цунаде в привычной манере махнула рукой, — на улице прохладно, накинь что-нибудь, — в приказном тоне бросила она. — Госпожа Мебуки! — Сенджу поприветствовала женщину коротким сдержанным кивком и вышла на улицу.

Куноичи быстро схватила плащ, накидывая его на себя, и поспешила следом:

— Я думала, вы хотя бы на чай останетесь, — Сакура непонимающе захлопала глазами, когда Цунаде подтолкнула ее в спину, побуждая пойти вперед. — Куда вы меня ведете?

— Нам нужно обсудить кое-что важное, — отстраненно ответила Цунаде, бросая на свою ученицу полный сочувствия взгляд, и прикусила губу.

— Я уже поняла, что просто так вы бы не стали ко мне заявляться, — ответила Сакура.

Цунаде проигнорировала выпад в свою сторону, молча направляясь к воротам, чтобы покинуть деревню. Сакура плелась чуть позади нее, кутаясь в плащ от встречных порывов ветра, и терялась в догадках своей внезапной важности.

— Меня не было в Конохе не потому, что я снова спилась или чего ты там еще могла себе надумать… — продолжила Цунаде, когда они покинули пределы деревни.

— Вы хоть в курсе, что я немного того? — поинтересовалась куноичи, иронично поясняя. — Поехавшая слегка.

— В курсе, — кивнула блондинка, — и мне очень жаль. Как и то, что не смогла находиться с тобой рядом в тяжелое для тебя время.

— Так где вы были? — раздражаясь от любопытства, спросила Сакура. — И куда мы идем?

— Я как бывший Хокаге, которого выбрал совет, — Цунаде сделала акцент на последнем слове, намекая на несправедливость со стороны Саске, — включая остальных четверых Каге, занималась тем, что искала способ, которым можно было бы устранить Учиху.

Порыв холодного ветра вновь ударил в лицо, когда Сакура ошарашено остановилась, встречаясь взглядом с Цунаде, но лишь молчаливо кивнула, не желая ее перебивать.

— Обладатель Риннегана, жаждущий изменить мир, у нас уже был, — продолжила Цунаде, — и не один, — вздохнула она. — И ничего из этого хорошего не вышло. Риннеган в руках нестабильного Учихи — страшная вещь. Знаешь, не думала, что когда-нибудь стану разделять позицию Тобирамы… — Цунаде остановилась, разворачивая Сакуру к себе. — В общем, мы нашли способ, которым можно убить Саске.

Сакура слушала внимательно, боясь лишний раз вздохнуть и пошевелиться. Цунаде выглядела до невозможности напряженной и серьезной. Но в то же время сочувствующей и сожалеющей. Такой, какой Сакура ее прежде никогда не наблюдала.

— Нам пришлось прибегнуть к временному воскрешению Наруто, — Цунаде терпеливо вздохнула. — Ох, Сакура, прости, что я говорю все это таким простым образом, но поверь, я до невозможности устала. Это было такое же воскрешение, каким Орочимару пользовался во время войны. Нам нужно было связаться с Мудрецом Шести Путей, который явно совершил ошибку, передавая Риннеган Саске. В общем-то, старик осознал глубину своей глупости и согласился нам посодействовать. Орочимару удалось создать сыворотку на основании клеток Мудреца и клеток Саске, что оставались у него с прошлых экспериментов.

— Вы нашли способ, как его убить? — повторила Сакура, все-таки перебивая.

— Да, — кивнула Цунаде.

— В таком случае, причем здесь я? — осторожно спросила куноичи.

— Для того, чтобы выдержать поток той энергии, что мы воссоздали, нужен человек с огромным запасом чакры, — Цунаде покачала головой. — Таких осталось немного. По правде говоря, только мы с тобой. Другим ключевым фактором является необходимость в постоянном контакте — ты должна находиться с ним рядом большую часть времени. И последний, самый важный момент — соглашаясь на это, ты тоже погибнешь. Мы — Каге также отдадим жизни, связывая свои резервы чакры с твоим собственным хранилищем. Проще говоря, ты станешь бомбой замедленного действия.

Сбивающий с ног ветер вновь ударил Сакуру по лицу, словно собственное безумие, что так отчаянно норовилось забрать все оставшееся в ней тепло и выпотрошить его наружу. Розовые волосы разлетелись во все стороны. Щеки, что ранее были румяными и свежими, сделались бледными и сухими, а губы, растерзанные холодом, выглядели как трещины на ледяной поверхности.

Сакура волочила свои ноги за бывшей наставницей уже на автомате, не задумываясь о том, куда и идет и зачем. Прокручивала в своей голове услышанное, фоном распознавая голос Цунаде, что был уже пустым звуком, на который она не обращала внимания.

Голые деревья, освободившиеся от покрова листьев, покачивались на ветру, как в затянувшемся танце. Их тонкие ветви казались такими хрупкими и беспомощными перед течением жизни. И все же они продолжали раскачиваться. Сгибались, почти касаясь земли, но выпрямлялись вновь, даже не думая ломаться. Сакура же в своем понимании была сломлена уже давно.

Она вскинула голову к небу, рассматривая стаю птиц, что стремительно улетала в теплые края, где была возможность пережить осень и зиму. Сакура мечтала о том же, ощущая, как ее руки и ноги быстро леденеют на этом холоде. Но в отличие от птиц, что переждут непогоду в другом месте и вскоре вернутся, для нее эта зима окажется последней.

— Ты слушаешь меня? — Цунаде обеспокоенно встряхнула ее за плечи. — Я не твой Хокаге, не твой командир, Сакура, у меня нет права отдавать тебе приказы, — она почти умоляюще посмотрела на свою ученицу. — И ты не обязана соглашаться…мы не можем тебя заставить! И стой за этим лишь я, то даже не смела бы просить тебя о подобном. Но остальные Каге хотят знать, за что отдадут свою жизнь. И им также нужна уверенность. Поэтому я не могла, — Цунаде сжала переносицу, — при всем уважении, не могла им солгать, выгораживая тебя.

— Я разве не сказала, что согласна? — озадаченно протянула Сакура.

— Ты молчала все это время, — Цунаде нервно закусила губу, как вдруг опомнилась. — Согласна? Какого черта, Сакура? — взорвалась она. — Последние полчаса я тебе внушала то, что ты не должна соглашаться! — она положила руку Сакуре на плечо и сжала чуть крепче обычного. — Мы сейчас придем на собрание, и ты скажешь, что не готова. Ясно тебе? Да… так и скажешь.

— Цунаде-сан, — хмыкнула Сакура. — Вам уже пятьдесят пять, а вы не перестаете удивлять своей наивностью. Если я предстану перед советом, так просто меня уже никто оттуда не выпустит. Мне не позволят вернуться домой с такой информацией.

— Голова уже не соображает, прости. Сама не понимаю, что несу. Для меня это решение тяжело далось, — виновато ответила Цунаде. — Ты мне не чужой человек. Это дорогого стоит, знаешь ли.

— Кто ваш информатор? — внезапно мысли прояснились, и Сакура спросила очевидное.

— Шикамару, — сглотнув, ответила Цунаде. — Я знаю, что Учиха никого к себе не подпускает, — она сделала паузу. — Никого, кроме тебя, Сакура. Так что твоя болезнь нам даже на руку, ведь твоя прежняя личность все еще питает к нему чувства, не так ли?

— Все неоднозначно, — с отвращением призналась куноичи. — После рецидивов я помню все до единого: каждый брошенный взгляд и каждое сказанное слово, но эмоциональной окраски при этом не испытываю, — Сакура вздохнула и пнула ногой палку, что преграждала дорогу. — Я люблю другого человека, но когда случается приступ, часть меня об этом попросту забывает.

— Ясно, — сухо ответила Цунаде, останавливаясь. — Мы пришли. — Она кивнула в сторону пещеры, что возвышалась напротив них.

— Что здесь? — спросила Сакура, рассматривая лестницу, ведущую вниз. — Секретная лаборатория Орочимару? — предположила она.

— Одна из, — Сенджу кивнула и повторила, — одна из…

Помещение состояло из нескольких уровней, соединяющимися между собой тоннелями: первый уровень представлял собой небольшой грот, что располагался снаружи, являясь лишь входом, и маскировал ущелье, ведущее вниз, к подземелью.

Сакура покорно следовала за своей наставницей, погружаясь в темноту и холод шероховатых стен. Легким покалыванием чакры по своей коже ощущала чужие печати, что были проставлены по всему периметру этого места, видимо, во избежание незваных гостей. Воздух с каждым шагом становился более плотным и душным, словно кислород и вовсе сюда не поступал. Зато запах гнили и влаги наполнял каждый уголок, распространяясь зловонным смрадом. Очертания стен и потолка искажались тенями, а свет, проникающий через трещины, создавал неприятные узоры под ногами.

— Ну и местечко, — зажимая нос, прошептала Сакура, на что Цунаде лишь молча кивнула.

Если Сакура и приняла свой долг стойким образом, как и подобает шиноби, то ее наставница с этим мириться не хотела.

— До тебя у нас был еще один вариант, — прочистив горло, сказала Сенджу.

— И что произошло? — Сакура замедлила шаг.

— Это была Карин, — Цунаде сглотнула и покачала головой. — Мы рассчитывали обманом вживить ей сыворотку с расчетом на то, что она продолжит добиваться расположения Саске. Однако она не обладает необходимым запасом чакры и вряд ли бы пережила инъекцию. Тем не менее, я была готова рискнуть ее жизнью. К тому же, образцов сыворотки у нас несколько. Вот только, как я уже сказала, Учиха никого к себе не подпускает.

— Хорошо, что вы этого не сделали, — парировала Сакура. — Это бесчеловечно.

— Ты настолько сильно хочешь убить его, что даже готова умереть сама? — ужасаясь подобной реакции, спросила Цунаде.

— Да, — бескомпромиссно согласилась Сакура. — Вы бы хотели, чтобы я совершила это из других побуждений? Из благородства и чувства долга, не так ли?

— Не важно, чем ты руководствуешься, когда совершаешь что-то действительно необходимое, — отрезала Цунаде. — В убийствах нет ничего благородного, тем более, когда твой дар — спасать жизни, а не забирать их. Так что, если тебе легче прикрываться местью, пусть так и будет.

Цунаде остановилась напротив двери и нетерпеливо распахнула ее, проходя внутрь. Сакура шагнула за ней следом, переступая небольшой порожек, и прикрыла за наставницей дверь, оказываясь в просторной комнате, где также находились Казекаге, Мизукаге, Райкаге и Цучикаге в компании своих помощников.

— Она согласна, — Цунаде холодно уведомила всех присутствующих, что устремили свой взор на Сакуру.

Куноичи невольно встретилась глазами с Гаарой, понимая, что он так же, как и она, молод. И ему так же, как и ей, придется отдать свою жизнь за благополучие собственного народа. Да и Мей Теруми казалась совсем молодой. Вот чьи поступки были поистине благородными.

Но не слепое желание Сакуры.

Она ловила на себе одобряющие взгляды, понимая, что недостойна ни одного из них.

— Как связаны ваши жизни с моей? — уточнила она, переводя взгляд на свою наставницу, в то время как из-за другой двери появился силуэт Орочимару с пробиркой в руке.

— Их жизнь будет непосредственно зависеть от всасываемости сыворотки в ваши тела, — объяснил он, подходя ближе. — Сила Каге, собранная в печати будет сдерживать расход сыворотки, делая его более планомерным. После того, как материал попадет в твою кровь, каналы чакры начнут поражаться, выбрасывая в воздух отравляющие для Учихи пары. Вещество, что вступит в реакцию с кислородом, отравит также и его каналы. Когда сыворотка себя израсходует, все пятеро Каге полностью утратят жизненную энергию, лишая себя возможности на восстановление. Проще говоря, они иссохнут.

— А если Саске умрет естественной смертью или я смогу убить его другим образом? — уточнила Сакура. — Прежде чем сыворотка поразит нас?

— Тебе это вряд ли удастся, — покачала головой Цунаде. — Но если рассмотреть такую вероятность, то у нас появился бы шанс на выживание.

— Но не у меня? — подавленно спросила куноичи.

— Ты погибнешь в любом случае, Сакура, — печально повторила Сенджу.

— Ясно, — куноичи невозмутимо пожала плечами, понимая, что выхода все равно нет. — Раз так, колите мне вашу сыворотку. Не вижу смысла задерживать здесь остальных, ради меня, — она опустила глаза к полу. — Вероятно, времени останется не так уж и много… тогда почему бы нам всем не провести эти месяцы более продуктивно?

— Я не могу тебе сказать, сколько именно ты выдержишь, — болезненно призналась Цунаде. — Поэтому не затягивай и внедрись в его доверие как можно скорее, чтобы жертва не стала напрасной… — она бросила нервный взгляд в сторону своей ученицы и в который раз закусила губу, ощущая во рту металлический привкус крови. Сделала глубокий вдох, удерживая самообладание из последних сил, и кивнула в сторону Орочимару. — Приступайте.

Сакура прошла за Орочимару, скрываясь в дальней комнате. Оказавшись внутри, осторожно осмотрела все, вращаясь вокруг себя. Взгляд сразу приковала кушетка и удерживающие ремни, крепящиеся к ней по бокам. Сакура почувствовала, как холодок пробежал по ее позвоночнику, и застыла на месте, словно статуя, ожидающая своей участи. Неприятно содрогнулась и переместила внимание в другую сторону: слева от кушетки располагался металлический стол, заставленный многочисленными ампулами и пробирками с жидкостями: красные, фиолетовые и зеленые бутыльки, о содержимом которых она бы никогда не догадалась.

Тем не менее, она внимательно осмотрела каждую из пробирок, стараясь хотя бы предположить, чем они наполнены — сугубо профессиональный интерес не смог оставить ее равнодушной. Каждая их них имела свой уникальный цвет и оттенок. Фиолетовые пробирки были наполнены густой жидкостью, которая скорее походила на яд из-за своей яркости. Зеленые, по ее мнению, имели травяную основу, а красные совершенно точно были наполнены кровью.

— Ты можешь оказать непроизвольное сопротивление, — безэмоционально проинформировал Орочимару. — Поэтому предварительно я вколю тебе препарат, подавляющий чакру.

— Я сейчас и так без чакры, — Сакура сглотнула, переводя взгляд на мужчину.

— От этого она непременно пробудится, — отрезал он.

Орочимару набрал в шприц необходимое ему количество препарата и принялся накладывать жгут, неприятно касаясь холодными пальцами и без того замерзшей кожи куноичи

Игла пронзила кожу, словно тонкий луч света, и медленно, но уверенно скользнула внутрь. Сакура ощутила, как жидкость растекается по ее венам, распространяясь в ее крови обжигающим теплом, и изможденно выдохнула, чувствуя естественную от подавления чакры слабость.

— Ложись, — Орочимару указал на кушетку, встречаясь с ее вопросительным взглядом. — Это будет больно.

Сакура покорно опустилась, принимая горизонтальное положение и наблюдая за тем, как ремни на ее руках и ногах затягиваются. Не то, чтобы она боялась боли, ее скорее пугала неизвестность.

Хоть Орочимару и предупредил, что будет больно, у боли могли быть совершенно разные пределы. И если для подстраховки он счел необходимым подавить чакру, привязывая ее к кушетке, вероятно, это будет самым болезненным, что Сакура когда-либо испытывала в своей жизни. Он также вложил ей в рот силиконовый жгут во избежание казуса с откусыванием языка и потянулся за основной пробиркой.

***

Возвращаясь домой, Сакура старалась не думать. Не думать о том, сколько ей осталось, как вынесут ее смерть родители, как она будет улыбаться, глядя Саске в глаза. И не думать о том, что почувствует Какаши, когда узнает, что теперь она снова хочет быть с Учихой. Старалась не думать. Но думала. И хоть собственное решение казалось ей непосильной ношей, в то же время это виделось чем-то единственно верным.

Шиноби с ранних лет готовят к смерти: воспитывают боевой дух и превозносят чувство долга. Так или иначе, смерть в сражении либо во благо остальных всегда была слишком идеализирована.

Но Сакура никогда не разделяла такой позиции.

Имея выбор: умереть достойно или же проживать постыдную жизнь, она бы с чистой совестью выбрала последнее. Для нее жизнь была в любом случае лучше, какой бы нелицеприятной она ни являлась. Как минимум потому, что пока твое сердце бьется, ты всегда можешь все изменить. Но когда оно замирает, вместе с ним замирают и все возможности.

Сакура шла медленно и неспешно, словно наслаждалась каждым своим шагом, каждой деталью окружающего мира, наделяя обыденные вещи каким-то особым смыслом.

Ее взгляд бродил по крышам домов, цепляясь за мелкую черепицу и водосточные трубы, по которым продолжала стекать вода после проливного дождя. Ей казалось, будто время замедлило свой ход, и жизнь на мгновение остановилась.

Сакура рассматривала лужи, разлитые вдоль дороги, что отражали свет фонарей, ловила носом до боли привычный запах стрит-фуда, смешивающийся с прохладной свежестью ветра, и тонула в своих утративших какой-либо смысл рассуждениях.

Ноги сами привели ее к дому Какаши. Сакура и не удивилась вовсе, когда оказалась у двери его подъезда. Она всегда к нему приходила. А он всегда ее пускал. Пустил бы и сейчас. Она знала. Знала и чувствовала, как последний свет, что еще теплился в ее душе, постепенно меркнет. Больше всего на свете Сакура сейчас хотела обнять его. Просто обнять. Без слов, без извинений и без сожалений. Но теперь такое поведение было бы не просто эгоистичным и глупым, оно было бы жестоким. Поэтому Сакура лишь вздыхает, скрывая все свои желания глубоко внутри, потому что они не имеют будущего, и разворачивается, уходя прочь.

Сакура вернулась на главную улицу, чувствуя, как ее кожа вновь покрывается мурашками от прохладного ветра. Она решила сократить путь, минуя знакомые дворы, и свернула за небольшой магазинчик. Взглянув на него, вспомнила, как в детстве здесь продавали ее любимые кислые конфеты, и сдержанно улыбнулась.

Попутно кутаясь в плащ от непрекращающихся порывов ветра, перепрыгнула через пару-тройку луж и вышла на площадь, направляясь к Резиденции Хокаге. Цунаде сказала ей не терять попусту время, и Сакура не собиралась разменивать свои оставшиеся месяцы или даже недели на всякую ерунду, предаваясь ностальгии.

В коридоре башни она встретилась с Шикамару, который уже, вероятно, был обо всем в курсе. Куноичи лишь коротко кивнула ему, проходя мимо, но останавливаться не стала. Она не нуждалась ни в чужом сочувствующем взгляде, что Нара бросил ей вслед, ни в каких-либо словах поддержки.

Сакура сделала глубокий вдох и медленный выдох, опуская ладонь на деревянную поверхность двери. Провела по ней кончиками пальцев, ощущая прохладу, и, сложив руку в кулак, ненавязчиво постучала.

Был уже вечер, и имелась большая вероятность того, что Саске находился там один, и она не сильно бы ему помешала.

— Войдите, — ответил он, разливаясь в сознании Сакуры безжизненным голосом.

Куноичи осторожно приоткрыла дверь, проходя внутрь, и закрыла ее за собой. Беззвучно, словно кошка, приблизилась к столу, оказываясь рядом, и едва заметно поклонилась:

— Не отвлекаю? — поджав губы, спросила она, на что Учиха лишь покачал головой. — Я хотела извиниться…

— Не стоит, — отрезал Саске.

— Я также хотела сказать, — осторожно продолжила Сакура, — когда подобное случится вновь, не отталкивай меня, если сам того не желаешь, — она посмотрела на Учиху, встречаясь с его болезненным взглядом. — Позволь нам хотя бы на мгновение побыть счастливыми, — Сакура положила руку на стол и придвинула ее к ладони Саске, накрывая своей. — Часть меня все еще с тобой… всегда будет с тобой, — она изобразила жалкое подобие улыбки на своем не менее измученном лице и закрыла глаза.

— Ты уверена? — надломлено спросил Учиха, не понимая, имеет ли вообще право разговаривать и находиться рядом с той, кого также предал.

— У меня было время подумать, Саске-кун.

Словно не принадлежа самой себе, Сакура покинула кабинет и неспешно прошла к лестнице. Она думала, все будет гораздо сложнее. Думала, что не сможет заговорить с Саске, скрывая свое к нему отвращение. Была почти уверена, что не сможет выглядеть искренней. Однако, несмотря на ожидания, она была совершенно спокойна: ее сердце билось ровно, ладони не потели от былой злости, а пальцы не собирались в кулак, отчаянно намереваясь его ударить изо всех сил. Совсем ничего, что она испытывала прежде. Она будто бы прозрела, принимая неизбежное подозрительно легко.

Сакура думала, что, может, еще просто не осознала того, на что так уверенно подписалась. Полагала, ей еще предстоит тот момент, когда она непременно усомнится в правильности своих действий. Но она также и понимала, что все это уже не имело значения.

Она замерла, касаясь перил, когда ощутила присутствие чакры. Своей с недавнего времени любимой, знакомой с самого детства чакры, аура которой заставляла в то же мгновение растворяться в спокойствии. Чувство защищенности и уверенности в том, что все будет хорошо. Чувство, что так стремительно сменилось с безусловного доверия на безусловную любовь. И чувство, что еще месяц назад заставляло сердце биться быстрее, теперь заставляло его замереть и болезненно сжаться.

Какаши так же заметил ее прежде чем увидел. Сакура слышала, как его шаги замедлились, слышала, как он тяжело вздохнул перед тем, как подняться по лестнице и остановиться рядом с ней.

— Какаши-сенсей, — она кивнула, приветствуя, и сделала шаг назад.

— Ты ходила к Саске? — Хатаке звучал осторожно, будто оценивал ее состояние. Может, он думал, что Сакура снова не в себе, иначе зачем еще ей здесь появляться? Однако он тут же убедился в обратном по ее потухшему взгляду, который Сакура сразу же опустила в пол, и стушевавшимся плечам.

— Да, — сухо ответила куноичи, чувствуя, как в горле болезненно застревает ком. — Он находился рядом в мой прошлый приступ, — Сакура небрежно пожала плечами, — и я подумала, что была к нему слишком предвзята.

— Это лучше, чем ненависть, — как можно безразличней бросил Какаши. Но Сакура все равно почувствовала разочарование, которое он пытался скрыть.

— Вы были правы, — она поджала губы, пытаясь выдавить улыбку. — Я вас больше не потревожу.

Сакура ушла быстрее, чем Какаши увидел ее слезы, градом стекающие по щекам. Но не быстрее, чем увидел дрожащие бледные губы, что всегда этому предшествовали.

Он заметил. Всегда замечал.

В глубине души Хатаке знал: Сакура по-прежнему любит Саске. Любит, даже если не хочет любить. Любит, даже если сама это отрицает.

Он слышал, как Сакура шептала его имя во сне, расплываясь в улыбке. Наблюдал, как виновато отводила взгляд, просыпаясь в шлейфе влюбленности к Саске, находясь при этом в его объятиях. Какаши понимал, что рядом должен быть не он, а Саске — тот, в кого она была влюблена с самого детства, и тот, кого она продолжит любить, несмотря ни на что. Потому что в этом была вся Сакура. Он не должен был питать ложных надежд к своей ученице и не должен был нарушать ее спокойствие своими неуместными желаниями. Все, что он сделал по отношению к ней, было опрометчиво и глупо. Так что Какаши считает, что в полной мере заслужил то, что в простонародье принято называть разбитым сердцем. Все было слишком очевидно.

Сакура не умела врать. Всю жизнь, сколько она себя помнила, ложь оставалась для нее недоступной тайной, которую она так и не смогла постичь.

Ее разоблачил даже Наруто, наивный Наруто, которому она призналась в любви, лишь бы он только отказался от обещания вернуть ей Саске.

Но сейчас, ощущая, как и без того потрепанное сердце разрывается на части, а кровь вскипает до такого предела, что готова расплавить сосуды, она понимает, что справилась.

Сакура бредет домой, безвольно направляя свои шаги по мокрому асфальту, в то время как ветер продолжает неистово хлестать по щекам, оставляя пощечины. И она не жалеет ни секунду о том, что было между ней и Какаши. Жалеет лишь о том, что судьба отвела им слишком мало времени.

Она успокаивается, совершая уже третий круг в своем дворе, прежде чем оказаться дома. Вытирает слезы, переводит дыхание и открывает дверь.

— Ты прямо к ужину успела, — улыбается Мебуки. — Скорее мой руки и садись за стол.

Сакура разглядывает ничего не подозревающее лицо своей матери, чувствуя, как заботливый блеск ее глаз унимает все тревоги. Улыбается ей в ответ, стряхивая плащ от капель дождя, и проходит на кухню.

Дома слишком хорошо и спокойно.

От мыслей, что совсем недавно она была готова рвать и метать от родительской опеки, на душе начинают скрести кошки.

Почему она не ценила всего этого раньше?