– А знаешь, он тебе очень к лицу. Подчеркивает цвет твоих глаз, - улыбаясь до ушей, под то и дело снимающейся маской, констатировал Хатаке. Он сидел напротив девушки за, все еще неприлично низким для любого северянина, столом и внимательно, так, как не позволял себе ранее, вглядывался в зоркие глаза. Разгулявшийся не на шутку Декабрь словно совсем не властвовал в деревне Канна, в которой путники остановились, чтобы передохнуть на источниках, пока сами будут откладывать в долгий ящик назревающий разговор о дальнейших планах.
- Знаю, конечно! Теперь я уж точно его больше не потеряю! - девушка уже не скрывала наглого взгляда, блуждающего по лицу напротив, по оголенным ключицам, по точеным мышцам под тонкой тканью. Отвлеченный разговор, вызванный ранее искренним любопытством, сейчас же, однако, скорее, страхом перейти незримую черту, уже не отвлекал от назойливых мыслей.
Странной историей нахождения желанного кулона Нимерия в тот же вечер поделилась с Какаши. За расспросом, осмыслением произошедшего и теориями о том, кем была та странная старушка в магазине, прошло несколько дней, во время которых парочка добралась до укрытого от ветров деревьями и горами отеля с горячими источниками. Сначала они остались переночевать, но вот уже третий день не могли двинуться дальше.
Небольшая, залитая закатным солнцем, но на смелый взгляд Нимерии, слегка пустынная, энагава, в которой сейчас расположилась парочка, служила своеобразным коридором-комнатой, между двумя номерами, которые они арендовали. Стол ломился от заказанной за вечер еды и алкоголя, так, что создавалось впечатление большой шумной компании, но никак не пары путников. Конечно, осознание того, что они все это не выпьют и уж точно не съедят, пришло к ним гораздо позже совершения заказа. Когда Нимерия увидела в меню вино, производимое на лучшей винокурне родных островов, она была готова скупить все имеющиеся на складе бутылки, но Хатаке, скептически настроенный по отношению к “чересчур кислому”, на его взгляд, напитку, слегка осадил девушку, на что та поклялась изменить его мнение во что бы то ни стало. Так и произошло.
К тому времени, как солнце только начало окрашивать небосвод коралловыми красками, шиноби научился странным традициям, таким как “пить на брудершафт” или “чокаться бокалами”. Весь вечер ее голос, рассказывающий небылицы, словно исцелял больную душу Какаши. Он уже не прятал лицо так часто, на все более и более продолжительное время снимая маску. Он улыбался ей с непривычной нежностью. Подавляя навязчивые мысли о том, что отчаянно желает быть ближе.
Здесь, в горах, укрытые от холодных ветров и согретые источниками они могли позволить себе надеть среди зимы лишь легкие белые юкаты. И, то ли севшая не по размеру, то ли завязанная слишком вольно, одежда ведьмы с каждым новым глотком или случайным движением все сильнее и сильнее оголяла ее белые плечи, открывая все больше и больше родинок. И фокусировать свои мысли становилось сложнее. Слушать ее - тоже. Очень хотелось, но то ли обманываться и закрываться больше не было сил, то ли наоборот - не слышать, что именно она говорит, а лишь разглядывать тело, каждый сантиметр которого хочется исследовать - было единственным успокоением больного рассудка. Хатаке отметил про себя еще одно неприятное свойство вина - оно заставляло его дышать глубже и чаще, сердце заходилось в бешеном ритме, во рту першило, лишь при наблюдении за тем, как медленно сползает юката с плеча девушки, а внизу живота становилось все тяжелее и тяжелее. Все дело было в вине, конечно.
Вдруг, беспристрастно, нагло и в абсолютно характерной для себя манере ведьма вскочила, прерывая в какой-то момент ставший монологом диалог, и, спрыгивая на траву небольшого пространства-дворика, на который выходила энагава, босая, в белоснежной юкате, то и дело норовящей опасно окончательно оголить манящее плечо, медленно прошлась по холодной траве и обернулась, что-то говоря Хатаке. Скорее всего, он бы понял или, возможно, предугадал бы ее внезапный порыв, только если бы не терялся мыслями в волнах ее волос, спадающих на плечи, только если бы слушал ее внимательнее. Он не был слишком пьян, он не был трезв. Раньше такого состояния ему было чертовски мало, чтобы забыться, но сейчас, в этом месте и в этот момент ему было чертовски хорошо, совершенно правильно.
Однако, чтобы вновь заглушить опасное желание и услышать ее голос не в отдалении собственных мыслей, а четко, так, как положено слушать, мужчина медленно встал, словно зачарованный, последовал за девушкой. Она, сохраняя создавшееся расстояние между ними, медленно прошла чуть дальше и опустила взгляд к ногам. Дабы удовлетворить начинающее заигрывать внутри любопытство, Хатаке, следуя вредному примеру девушки, абсолютно босой, опьяненный не столько вином, сколько ведьмой, подошел ближе, сдержав неизвестный порыв тот час же прильнуть к ее невысокому телу, и так же взглянул под ноги. Они стояли у звездного неба. Хотя, пожалуй, лишь его части - отражения в спокойной воде небольшого пруда. Отчего-то хитрое лицо Нимерии, разрумяненное источниками и дорумяненное вином, сейчас было обращено прямо к нему. Ее изумрудные глаза, хотя в реальности едва ли в таком освещении и отличались от его черных, казалось, сейчас горели ярче любых звезд.
-Ну что, кто первый? - ее голос наконец-то добрался до его, во всех возможных смыслах, заторможенного сознания, и теперь слова обретали в голове форму, смысл, значение.
- Первый? -Какаши проморгался, старательно отгоняя наваждение, что, конечно же, оказалось абсолютно бессмысленным, - О чем ты?
- Вот значит как, Хатаке. И как давно ты перестал меня слушать? - девушка успела лишь игриво засмеяться, прежде чем отвернуться от шиноби и стремительно шагнуть в небольшой пруд. Мозг Хатаке упрямо сопротивлялся, но все-таки поддавался и отдавал управление совершенно незнакомому безрассудству.
Сейчас окруженная рябью темного звездного неба она, с алыми волнами, ниспадающими на белоснежную юкату, стояла по колено в воде, сентиментально улыбаясь. Какаши ранее уже чувствовал такое бессилие, тогда, на празднике фейерверков в столице, когда впервые отчетливо наполнил легкие ее запахом.
- Ты что, пьяна? - не спеша заходить в воду, словно оставляя незримую черту между ними, с надеждой в голосе спросил Хатаке, хотя прекрасно помнил, как эта девушка умеет пить. Ему было страшно. Но с каждой секундой эгоизм и желание овладевало шиноби все сильнее и сильнее. Все маленькие допущения и слабости, которые он проявлял по отношению к ней ранее сейчас сливались в запретное влечение.
- Абсурд. Но чувствую себя лучше, вода освежает, - девушка подобрала полы юкаты чуть пониже и, махнув ногой, обрызгала все еще растерянно стоящего на суше мужчину.
- Вода слишком холодная, не находишь? - чуть поежившись, улыбнулся Хатаке, однако, вопреки собственным словам, все же подошел ближе к небольшому пруду, с каким-то невнятным опасением глядя на девушку. Что, если он ступит в воду? Какую черту перейдет?
Однако у девушки на его раздумья были другие планы. Отбрасывать сомнения и предпочитать не думать о последствиях - непозволительная привычка. Медленно подойдя ближе, приподняв подол, девушка вышла из пруда, не спеша обходя Хатаке со спины. Проводя пальцами по рельефным мышцам спины, которые так манили, Нимерия, оставив одну руку на спине, привстала на носочки, правой рукой медленно стянула с Какаши маску, намеренно отвлекая шиноби, и шепнула:
-Долго думаешь, Седовласка, - в тот же момент резким движением ведьма толкнула мужчину в озеро, однако в падении тот успел развернуться и практически рефлекторно схватить девушку за талию, утягивая за собой, интуитивно принимая правила игры. Брызги разлетелись в разные стороны. Ведьма и шиноби упали, из-за того, что каждый из них был согласен, из-за того, что каждый из них позволил. В следующее мгновение она оказалась крепко прижата к нему, сидя на его бедрах. Его глаза были слишком близко.
Ну конечно, он бы потянул ее за собой, что за глупый просчет. Не будь он согласен играть, он бы и вовсе не позволил девушке столкнуть его. Но сейчас, все его лицо, слишком симметричное, разве что, исключая шрам и родинку, слишком идеальное, слишком притягательное, было непозволительно близко. Сейчас ее руки обвивали его шею. Игривый взгляд прожигал белоснежную кожу.
Они вымокли до нитки. Нимерия, в падении ухватившись за его плечи, сейчас словно боялась пошевелить руками, нарушить гармонию. Он же статично сжимал ее талию. Ее глаза влекли непреодолимо, парализовали волю.
Все вышло из-под контроля.
Тот же запах. От ее тела и волос. Смесь ягод, яблок, травы и дыма. Он помнил, как приятно она пахла, он вспоминал раньше, он наслаждался и мечтал, просто отчаянно это отрицал. То же тело под пальцами. Раздражающая одежда. Другая, но такая же лишняя.
И то же касание губ. Мягких, приятных, дарящих спокойствие и истинно правильные ощущения. В этот раз сладко-кислые, от вина. Целовать ее, незаметно для Хатаке, становилось зависимостью. Никогда ранее и ни к кому он не чувствовал подобного влечения, не ощущал подобной безумной необходимости в ком-то.
Руки осмелели, она перебирала его волосы, трогала плечи и шею, прикасалась к нему так, как прикасалась к нему в мыслях, которые она старательно отгоняла, намеренно прикусывала его губы, сильнее и сильнее провоцируя лихорадку в сознании мужчины. Он руками исследовал ее тело, сжимая и гладя, с каждой секундой становясь смелее. И вот, его длинные пальцы добрались до разреза, оголяющего ее бедра.
Какаши резко остановился, прервал поцелуй, тревожно унимая сердце, выстукивающее четкий ритм в висках. Тяжело, рвано выдохнул и с опаской посмотрел ей в глаза. Просил разрешения или, скорее, подтверждения. Страх и желание - дикая смесь. Страх нарушить обещание, данное самому себе. Желание владеть этой девушкой, желание каждую секунду своей жизни быть рядом, желание рассматривать ее, желание целовать ее губы, прикасаться к ее телу.
Желание одержит победу.
Шиноби не мог понять что происходило в мыслях ведьмы. Девушка и не представляла, что в голове мужчины, который находится в паре сантиметрах от нее, идет та же война. Они держались на расстоянии все это время. Специально, намеренно. Получалось не очень, однако еще ни разу они не приближались слишком быстро. Но сейчас горячее дыхание обжигало чувствительные губы. Его сильные руки так приятно сжимали молочную кожу, обнимали хрупкое, в сравнении с его собственным, тело.
Отметая сомнения, сожаления и липкий страх, Нимерия вновь притянула к себе Какаши, разрешая их общий внутренний спор. Границы сняты, отменены и уничтожены.
Прикосновения осмелели. Его горячие руки забирались под юкату, ее холодные пальцы оголяли мужские плечи, спускали границы ткани ниже. Отрываясь от ее губ, он лихорадочно целовал ей шею, ключицы. Нежные руки ведьмы приподняли его подбородок выше, обратно к губам. Она прошептала: “в комнате”.
Не разрывая поцелуя, мужчине удалось подняться из неудобного положения, перенеся вес тела девушки на руки. Он пронес ее до энагавы, одной рукой открывая седзи, ведущие в его комнату, заходя в полумрак. По углам горели свечи, рассеивая приятный, мягкий свет. Мужчина бережно опустил Нимерию на широкий и мягкий футон, больше напоминающий привычную северянке низкую кровать. Хотел было отстраниться, развязать пояс, но девушка притянула его к себе, переворачиваясь, резко меняя положение.
- Тебе что, доставляет удовольствие сидеть на коленках? - низким голосом, улыбаясь, спросил Хатаке.
- Мне доставляет удовольствие смотреть на тебя сверху, - тихо заключила девушка. Она добралась руками до пояса мужчины, медленно развязывая его. По-хозяйски избавляя от оков одежды широкие, точеные плечи, исполосанный шрамами пресс, проводя руками вдоль твердых горячих мышц.
- Чтобы я снял юкату, тебе нужно привстать, - тихо проговорил Какаши и девушка приподнялась, опираясь руками на его сильные плечи.
Она с лисьим наслаждением оглядела его тело, словно выточенное умелым мастером из мрамора. Старые и свежие шрамы тонкими полосами устилали его руки, грудь, живот. Девушка проводила пальцами от одного к другому, завороженная видом своеобразных вечных молний.
Мужчина, не желающий ни секунды боле мириться с, хотя и полуспавшей, но все еще скрывающей от его жадных глаз все самое важное, белоснежной юкатой на девушке, возвращая губы к ее чувствительной шее, развязал хлипкий пояс и, медленно отстраняясь, наконец избавился от лишнего. Сердце забилось еще чаще.
Полностью обнаженная она расположилась на его бедрах. Алые пряди спадали по плечам, подобно водопаду из лавы. Мягкие, округлые формы, небольшая, аккуратная грудь и талия, переходящая в пухлые бедра.
Плечи легко вздрагивали и поджимались от каждого прикосновения и поцелуя Какаши, тело, долгое время не знавшее ласки, охотно отдавалось в умелые руки шиноби.
Девушка, не желающая сдавать лидерские позиции, рвано поцеловав Хатаке в губы, медленно спускалась ниже, изучая белоснежную шею.
Все, что сейчас происходило в больном сознании мужчины казалось ему пыткой. Он наслаждался ей, словно она была последним глотком воды в его жизни, сжимал ее бедра, словно цеплялся за выступ над пропастью. Его тело отчаянно жаждало большего.
Огромных усилий стоило ему подавить жалобный стон, когда его терпение окончательно иссякло. Он одним рывком поменял их местами. Девушка оказалась прижата весом его тела к мягкому футону. Но бороться за право вести Нимерии не хотелось. Не хотелось, потому что Хатаке целовался прекрасно. Он оставил нежный, тягучий, неспешный поцелуй на ее губах, прежде чем отстраниться, дабы еще раз разглядеть лицо напротив. Такого его хотелось слушаться, подарить ему инициативу.
Он вновь опускался ниже, оставляя мокрые и алые следы от поцелуев на шее, плечах. Пальцы его ласкали грудь, нежно сжимали талию. Опуская руки ниже, Хатаке с силой сжимал бока девушки, в надежде получить очередной несдержанный стон, после ласково гладил изнанку бедер.
Нимерия плавилась, растворялась, млела в его горячих руках. Дышала тяжело и часто. Наслаждалась его обжигающим, тяжелым дыханием, жадными прикосновениями. Она была распалена его ласками, чувствовала, что уже влажная и скользкая.
Какаши отстранился, не спеша перехватил девушку под колени и раздвинул ноги, в то же мгновение приблизился и поцеловал внутреннюю часть бедер. Прошелся цепочкой обжигающих укусов по шелковой изнанке. Улыбнулся очередному подавленному стону.
Девушка вздрагивала и задерживала дыхание от его прикосновений. Утопая в наслаждении и ласках, Нимерия резко откинула голову назад, когда Хатаке жадно припал ртом между ее ног. Он намеренно дразнил девушку, лаская ее одним лишь языком, словно волнами сменяя темп с быстрого на размеренно медленный. Слышал нарастающие протяжные стоны, которые девушка кое-как старалась сдерживать.
Ведьма сжимала простыню, не найдя в момент лучшего применения дрожащим пальцам. Казалось, словно по ее венам разливался расплавленный свинец и скапливался внизу живота. Она трепетала под ним, его языком, под его руками, пальцами.
Время словно остановилось, одновременно утекая. Колючие свечи равнодушно разбивали мрак, заставляя тени танцевать на обнаженных телах.
Когда издевательства стали невыносимы, девушка грубо схватилась за серебряные пряди волос и дернула на себя, чем лишь вызвала тихий смешок. Мужчина отстранился, наслаждаясь видом возбужденного тела и, придерживая одной рукой за молочное бедро, двумя пальцами другой руки тут же скользнул внутрь. Девушка застонала и Хатаке сам едва подавил стон, нарастающий в нем от развернувшейся картины. Он жадно ловил глазами ее извивающееся тело, что замирало и дрожало в такт движениям его руки; очертания ее лица, что смягчались при тусклом, рассеянном свете; ловил и ее, потерявший всякую строптивость, затуманенный взгляд. В какой-то момент, в его опьяненном возбуждением сознании промелькнула мысль о том, что словно некоторые тонкие пряди ее волос и вовсе замерцали ярким красным цветом.
Хатаке был возбуждён до предела. Он потянулся к девушке, но та сама, резко обвив его шею руками, подтянула к себе и поцеловала. Какаши, не разрывая поцелуй, устроился меж девичьих ног и без предупреждения двинул бедрами – мягко вошел в податливое, возбужденное тело. Девушка вздрогнула, подавив громкий стон, впившись ногтями в широкую спину.
- Не сдерживайся, здесь только мы, – полушептал от возбуждения хриплым голосом Какаши. Девушка нетерпеливо впилась в его губы и тут же, со следующим его движением простонала. Она была громкой. И полностью его.
Медленный темп давался Какаши сложно, он то и дело входил неравномерно глубже или быстрее. Если раньше было трудно связать хоть какие-то мысли, то теперь в голове было абсолютно пусто, лишь звонкие стоны и хлюпающие звуки отдавались в ушах.
Хатаке ускорялся, не в силах сдерживаться. Переложив руки на бедра он управлял и ее движениями, насаживая сильнее, глубже.
Нимерия с рваного дыхания и редких стонов постепенно стала переходить на все более протяжные и нетерпеливые. Ведьма царапала его плечи и спину, сжимала бока бедрами так, словно искренне желала его переломать. По их телам стекали капельки пота, звуки хлопков и хлюпанья становились громче и отчетливее. Их лица разрисовал румянец, а в перекрещивающихся взглядах пылал огонь.
Девушка чувствовала, как мелко дрожат их тела, мышцы. Напряжение вот-вот должно было достичь пика.
Она простонала громко и почти болезненно, изгибаясь в спине, отдаваясь судорогам. Какакши еще несколько секунд двигался в ней, ощущая, как подрагивает девичье тело после оргазма и сам рухнул в омут.
Пытаясь наладить темп дыхания, он, весь покрытый потом, выскользнул из девушки. Тут же усаживая ее к стенке на мягкие подушки. Случилась одна недопустимая промашка, которую они допустили в пылу страсти.
Хатаке отстранился, протягивая руку, скользя пальцами в горячее, налитое кровью лоно. Пальцы изогнулись, позволяя семени стекать по ним наружу. Ведьма простонала, вновь сминая простыни, от чрезмерной стимуляции. Сознание находилось на грани реальности, отчаянно совмещая колоссальное удовольствие с болезненными ощущениями. Какаши пододвинулся и нежно поцеловал ее в висок.
Закончив, он вновь бережно уложил девушку и лег рядом с ней. Она прижалась к нему, зарываясь носом в мраморную ключицу. В его горячих объятиях было тепло и спокойно, изнурённое тело все еще подрагивало. Ведьма и сама не заметила, как заснула.