1 том. Глава 9. Эрху плачет по ушедшим

- Если так продолжится, мы точно застрянем здесь на вечность. Я даже не могу определить день сейчас или ночь.

Недовольный голос У Чжэ Кая звучал приглушенно, смешиваясь с шумом льющегося дождя. Лекарь стоял, оперевшись о дверной косяк, и рассматривал серое небо. Прошло уже некоторое время, как они остановились в деревне на привал, однако с тех пор погода ничуть не улучшилась. Непрекращающийся дождь стекал по промокшим деревянным стенам домов, заливал грязные пустынные улицы и холодил кожу запачкавшейся влажной одеждой. Густой туман добавлял этому печальному виду лишь больше тоски.

- Крыша протекает, все мои травы промокли, костер потух. – У Чжэ Кай недовольно фыркнул, а после огрызнулся. – Ненавижу дождь.

- Других вариантов у нас нет, - спокойно изрек Вэй Хуань. – Двигаться в таком тумане опасно из-за разломов. Их появление на пути к «Вратам» я предугадать не могу.

Послушав друга, У Чжэ Кай немного поменял позу, чтобы на него не попадали капли, и он лучше видел Вэй Хуаня.

- Кстати, я все хотел у тебя узнать. Откуда ты так точно знаешь, где находятся «Врата»?

Услышав заданный вопрос, Хао Нин моментально отвлекся от изучения чайного домика, в котором они застряли, и повернулся к мужчине. Чжэ Кай только что поинтересовался о том, что так долго мучило самого адепта, но возможности поинтересоваться он так и не нашел. От взгляда Хао Нина не скрылось, как напряглись плечи генерала, однако тот, к удивлению, ответил без увиливаний:

- Я раньше уже доходил до них. Несмотря на изменчивый Средний мир, «Врата» всегда остаются на одном и том же месте. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это. - Вэй Хуань указал точно на запад. – Они всегда в той стороне. На высокой горе, где спит белый тигр, где козодой предвещает расставание, где цветы хризантем отдают свою горечь ледяным ручьям¹. Там - среди пещер и деревьев - грань между миром живых и мертвых размывается.

Мужчина прикрыл глаза, не меняя медитативной позы.

- Только за эту грань нам не выйти. Ее перешагивают лишь с другой стороны.

У Чжэ Кай передернул плечами, ничего не отвечая. Кажется, молодой человек пожалел, что вообще задал этот вопрос. Хао Нин же наоборот не собирался упускать момент, пользуясь ситуацией для выяснения непонятных для него нюансов.

- «Врата» источают энергию?

- Конечно, как и все в этом мире. Их энергию ты почувствуешь задолго до прибытия к нужному месту.

- Могу ли я почувствовать ее сейчас?

Вэй Хуань открыл глаза, чтобы посмотреть на адепта, и слегка кивнул.

- Ты можешь.

От чужих слов повеяло неясным смыслом, заставив Хао Нина задержать дыхание, внимательно смотря в омут темных глаз. Каждый раз, когда он заглядывал в эту бездну, стараясь погрузиться все глубже в чужую душу, он находил лишь непроглядную тьму, вызванную чем-то далеким и неизвестным, ускользающим от понимания. Как бы юноша ни пытался ее разогнать, она лишь плотнее смыкалась густой дымкой, не позволяя увидеть пугающую глубину чужих шрамов. Вэй Хунь защищал Хао Нина от собственных демонов.

- Господин Хао.

Раздавшийся голос Цзинь Юй Мина вырвал из легкого оцепенения, возвращая в чувства. Хао Нин, пару раз моргнул, крепко зажмурился, прежде чем повернуться к воину с улыбкой.

- Да?

- Я осматривал дом и нашел это. Я подумал, вы найдете ей применение.

Когда юноша протянул нечто давно сломанное, с выцветшей краской и лопнувшими струнами, Хао Нин даже не сразу признал в найденной вещи некогда прекрасный музыкальный инструмент, однако приглядевшись получше и взяв его в руки, сдержать восхищенного вздоха у него не получилось.

- Это же эрху².

Тонкие пальцы прошлись по сломанной «шейке», подушечками ощущая каждый излом на дереве, после скользнув по корпусу и давно отсыревшему смычку. Столь прекрасный инструмент более не был пригоден для использования, однако даже в таком виде он вызывал в душе Хао Нина тепло.

- Спасибо, Лао³ Цзинь. – Прошептал юноша. – Это чудесная находка.

Цзинь Юй Мин вежливо поклонился, более не тревожа адепта. Он отошел в сторону, чтобы сесть в углу здания. Спокойный нрав воина и его молчание могли ошибочно принять за отрешенность, однако Юй Мин подмечал детали и улавливал самую суть получше многих.

- Сыграешь?

Вэй Хуань в ожидании посмотрел на рассматривающего инструмент Хао Нина, заставляя парня в очередной раз коснуться безвольно свисающих струн. Из кончиков его пальцев полился слабый синий свет, окутывающий деревянный корпус.

- Да. Я постараюсь.

Хао Нин закрыл глаза, представляя утонченную красоту смычкового инструмента. Ему хотелось вложить все свои чувства, чтобы хоть в небольшом предмете восстановить утерянную жизнь этого места. Сейчас его окружала только боль и разруха, поэтому он мог положиться лишь на собственные силы.

- Слива. Снова дикая слива.

Голос Вэй Хуаня был мягким и удовлетворенным, как будто мужчина и не ожидал ничего другого. Когда Хао Нин открыл глаза, он понял, чем были вызваны подобные слова. В руках юноша сжимал прекрасный инструмент из черного дерева, на корпусе которого распустились нежные розовые бутоны дикой сливы. Две плотно натянутые струны ожидали прикосновения смычка, дабы разлиться изящной мелодией.

Эрху отличалась от той, что Хао Нин совсем недавно сжимал в своих руках, но именно эта демонстрировала красоту чужих помыслов.

- Готов сыграть? – спросил Вэй Хуань, рассматривая не эрху, но ее создателя.

Хао Нин кивнул, однако вместо того, чтобы взяться за смычок, он в очередной раз бросил взгляд в сторону окна и поднялся.

- Чистота ее мелодии должна разливаться вместе с ветром. Ее нельзя держать взаперти.

Юноша вежливо поклонился, чтобы затем направиться в сторону двери. Стена беспрерывного ледяного дождя встретила его на пороге.

- Хао Нин?

Удивленный зов Вэй Хуаня растворился в постукивающих по земле каплях, когда Хао Нин, не раздумывая, шагнул за порог.

Его одежда моментально намокла, а ледяные струйки-змейки заползли под ворот, однако молодой человек не замедлил свой шаг и не повернул назад. Он дошел до центра главной площади, осматриваясь. Густой туман скрывал за собой бродящих духов и разрушенные дома. На размокшей земле оставались следы, но размывались, стоило им только наполниться водой. Серое небо рыдало, и эрху в руках Хао Нина хотело ответить ему тем же.

Не беспокоясь о перепачканной одежде, молодой человек сел на землю, бережно опирая инструмент о свое колено и обхватывая «шейку», дабы ощутить под пальцами плотную тетиву. Смычок в его руке едва заметно дрожал от волнительного ожидания. Хао Нин не переживал, но почему-то не мог избавиться от ощущения, что этот момент станет переломным в его судьбе.

Нежная мелодия разлилась быстрой журчащей речкой сквозь темные улицы, затекая в каждый уголок и окутывая непонимающие души своим состраданием. Легкость и печаль смешались в звуках бесконечно грустной эрху. Невинная чистота прорывалась сквозь дождь, смывая грязь и боль чужого мира.

Хао Нин не прерывал игры, не сбивался с ритма и не чувствовал более дождя. Привлеченные красотой мелодии духи окружили одинокого парня, смотря на него безжизненными, но осмысленными глазами. Точно так же, как это делал связанный с юношей случайным недоразумением Вэй Хуань.

Стоя на пороге дома, он внимательно изучал размываемый дождем силуэт, а в глазах рядом находящегося У Чжэ Кая отразились разноцветные облака, окрашенные появившимися лучами заходящего солнца.

- Невероятно.

Теплый свет коснулся земли, смешиваясь с потоками кристально чистых капель, сверкая подобно драгоценным камням. Туман исчезал, позволяя увидеть сидящего на земле Хао Нина. Его успокаивающая мелодия продолжала разливаться соловьиной трелью.

Одежда юноши полностью промокла, с кончиков волос стекали капли, но нежное лицо выражало бесконечное умиротворение. Под ноги его будто ложились невидимые лепестки дикой сливы, знаменуя собой неподвластную красоту и стойкость в сердце этого человека.

Смычок в руках Хао Нина замедлился, мелодия подходила к своему концу, и юноша позволил себе поднять взгляд. Печальное прощание эрху растворялось вместе с мириадами синих огоньков, взмывающих ввысь.

Дрожь и непонимание молодого человека передалось инструменту, заставив плавно текущую мелодию затихнуть.

- Не переставай играть. – Голос Вэй Хуаня прозвучал со спины. Хао Нин почувствовал прикосновение к своему плечу. – Эрху плачет по тем, кто дождался своего часа. Позволь им уйти с легкостью.

Облегчение после слов Вэй Хуаня, вкупе с растекающимся по телу знакомым теплом от передающейся энергии, позволило Хао Нину продолжить играть для нашедших свой покой душ.

Нежное, успокаивающее поглаживание было почти неощутимым, но оба мужчины с благодатью разделяли этот знаменательный момент на двоих. Вэй Хуань посмотрел на Хао Нина и уголки его губ тронула улыбка.

Почему такой человек появился здесь? Как он мог попасть в этот непредсказуемый и жестокий мир?

Для чего тот, кто дарует другим внутреннюю свободу, избавляя от давних пут, оказался запертым в столь отчужденном месте? Иногда замыслы судьбы поистине пугают своей неизведанностью.

- Ты подобен духу ветра и потока, А-Нин⁴. – Прошептал Вэй Хуань, закрывая глаза. - Ты словно крошечная искра в непроглядной темноте.

Да, именно так: словно крошечная искра, случайно попавшая на его остывшие «угли» и непредсказуемым образом сумевшая их разжечь.


Примечание

Где спит белый тигр, где козодой предвещает расставание, где цветы хризантем отдают свою горечь ледяным ручьям¹:

Белый тигр - один из четырёх знаков зодиака, символ запада, предвестник беды. На западе находится страна мёртвых.

Козодой — мотив и символ разлуки. Крик козодоя, по поверью, созвучен со словами «вернись назад».

Хризантема — в древнем Китае пили вино с лепестками хризантемы, горечь которых напоминала о приходе осени.

Эрху² - старинный китайский смычковый музыкальный инструмент

Лао³ - «пожилой, уважаемый, почтенный». Это уважительный аффикс, традиционно добавляемый перед фамилией человека для большей степени душевности обращения. Обычно так выражается человек младшего возраста к человеку более старшего возраста. Эта форма обращения более распространена между знакомыми/друзьями для выражения близости и дружественности без указания возраста.

А⁴ - префикс 阿(а), привносит оттенок близости. Обращение по одному только имени допустимо либо для самых близких людей, либо для родителей. Это нежное, ласковое прозвище.