Отдаленные звуки природы, смешанные с напряженными криками каких-то людей, доносились до слуха молодого человека приглушенно, издалека, будто он находился под водой, но искренне старался к ним прислушаться. Голова раскалывалась, а глаза оставались закрытыми: не было сил поднять веки. Собственное дыхание казалось рваным и частым, все конечности ощущались налитые свинцом.

- Лао У, очнись! – крикнул кто-то, заставляя виски пульсировать болью.

Под пальцами чувствовалась влажная земля, а в нос ударял отвратительный запах горелого мяса и железа. Органы чувств начинали обостренно работать, приводя в сознание лежащего человека. Крики людей становились ближе, громче, яростнее. Хотелось закрыть уши руками, лишь бы только не слышать чужой агонии, но тело до сих пор повиновалось с трудом.

- Лао У, у нас раненые! Приди же ты в себя!

У Чжэ Кай резко распахнул глаза, растерянно скользя взглядом по серому небу. Его губы приоткрылись, выпуская из горла слабый стон и хриплые булькающие звуки: кровь попала в горло, заставляя лекаря закашляться. Попытка перевернуться оказалась неудачной, однако природное упрямство и медицинские знания не позволили сдаться. У Чжэ Кай понимал, что задохнется кровью, если в скором времени не поменяет позу.

Липкая, размокшая грязь, впитавшая в себя смешавшуюся кровь множества людей, окрашивала ладони в алый, заставляя вспоминать то, что давно должно было сгинуть в прошлом.

- Почему… почему я снова здесь? – горло раздирает от подступающих слез, но слова сами собой вылетают из пересохших губ.

- Лао У, наконец-то!

Чужие руки обхватывают за плечи, помогая нормально сесть. Мозолистые пальцы, такие же грязные как у самого У Чжэ Кая, вытирают стекающую струйку крови с уголка губ. Лекарь старается сфокусировать взгляд, но очертания мужского лица смазаны, будто небрежно нарисованы тусклой краской, впрочем У Чжэ Каю не нужно видеть этого человека, чтобы понять, кто перед ним.

- Лао Хэн, почему… я здесь?

- О чем ты говоришь? Ты забыл? – мужской голос напряжен, но при этом взволнован. – Ты ушел за травами, но тебя не было слишком долго! Капитан отправил меня на поиски. Раненые не перестают поступать, мы сдаем позиции! Нам нужно твое лекарство!

- Я же сказал тебе… больше я его не сделаю.

Благодаря помощи товарища, У Чжэ Кай смог подняться на ноги. Стараясь не шататься, он оперся о подставленное плечо и тихо выдохнул.

- Это лекарство обладает слишком сильными побочными эффектами. Люди сходят с ума, Лао Хэн. Ты сам видел.

- Плевать! Мы должны победить! Это приказ Императора!

- Для меня существует лишь жизни моих пациентов! Я не стану рисковать ими для удовлетворения чужого самолюбия!

- Лао У, тебя казнят за такое!

- Мне все равно.

Появившиеся силы У Чжэ Кай потратил на то, чтобы упрямо отстраниться от друга, направляясь на шум скрещивающихся мечей и боевых выкриков. Его ослабевшие ноги утопали в сырой почве, а затуманенный взгляд играл с Чжэ Каем в иллюзии, заставляя видеть несуществующие тени и размытые силуэты.

Сейчас он был даже благодарен за это, ибо истинные ужасы войны знал не понаслышке: исчезающую жизнь в глазах обезображенных трупов он видел слишком часто.

Сзади раздались шаги. Знакомые руки и неизменный запах металла, сопровождающий этого мужчину, вновь окутали У Чжэ Кая, отводя его в сторону установленных палаток. Знакомая суета, запах множества перемолотых трав, не смыкающие глаз лекари, стоны раненых солдат. У Чжэ Кай вновь вернулся в свою персональную Преисподнюю.

- Лао Хэн, знаешь, - тихо произнес У Чжэ Кай, когда воин усадил его на деревянную табуретку. – Мне снился странный сон. В нем я умер и попал в необычный мир. Он напоминал наш, но не был им. В нем было так легко, спокойно… но почему-то я никак не мог обрести истинное умиротворение.

Юноша почувствовал, как ему на глаза ложится пропитанная лекарственным раствором тряпка, а раненые ладони начинают умело перематывать.

- И там я познакомился с разными людьми. С тремя из них даже по-настоящему подружился. Тебе они бы тоже понравились.

- Хочешь сказать, меня одного тебе мало?

Голос Хэна был игривым, заставляющим У Чжэ Кая тихо рассмеяться и покачать головой.

- Ты мой давний друг. Преданный и верный. Знающий свою цель. Я всегда тобой восхищался и стремился помогать во всем, - Чжэ Кай задумался, прежде чем продолжить, - но пропасть между нами лишь расширялась. Твои стремления перестали совпадать с моими. Твоя безудержная преданность Императору неизменно граничила со смертельной опасностью. И я перестал понимать, что должен делать.

- Как мы можем оспаривать решения Сына Неба, Лао У? Его Величество хочет как лучше для всех.

- Так ли это?.. – лекарь вздрогнул от внезапной боли и пожурил мужчину. – Твоя перевязка стала лучше, но ты до сих пор не научился отличать людей от бездушного оружия.

- Прости, снова не рассчитал силы.

Послышался шорох ткани и скрип кожаных ремней, когда ладонь Хэна легла на рукоять меча. У Чжэ Кай хотел было снять повязку с глаз, но прозвучавшая просьба его остановила.

- Отдохни немного, а затем сделай лекарство, Лао У. Ты знаешь насколько это важно и без меня.

Удаляющиеся шаги обостренно отдавались в сознании У Чжэ Кая ударами барабана, вынося незримый приговор. Сухие губы до побеления сжались в тонкую линию, заставляя царапать ногтями поверхность грязного ханьфу.

- Мой сон… мой сон начался с того… - Чжэ Кай резко вдохнул, хватаясь руками за голову. – Мой сон… начался с твоей смерти.

Где-то в отдалении раздался оглушительный взрыв, а крики боевых товарищей сменились плачем ребенка. Яркие языки прожорливого огня расползлись под ногами У Чжэ Кая, заглатывая его и унося пеплом глубже в далекие ужасающие воспоминания.

***

- Найдите его и доставьте командиру! Живым! Это личный приказ. Выполнять!

- Есть!

Шаги множества натренированных солдат сотрясли деревню глубокой ночью. Их колючие взгляды и грубые речи поселили ужас в сердцах простых крестьян, но разве могли те сопротивляться имперской армии, воюющей на границе? Конечно же нет, им оставалось лишь безропотно смотреть, как крепкие воины врываются в их дома, обыскивают сараи и тревожат напуганных детей лишь ради нахождения одного единственного человека.

Никто не мог вымолвить и слова против, даже напряженные мужчины, способные лишь прятать за спинами растерянных женщин, что прижимали к груди плачущих детей. Никто не силился пойти против вооруженных воинов, осознавая, что они несут на себе тяжкий груз, и сейчас лишь выполняют очередной приказ: поиск дезертира.

Что совершил этот человек? Почему сбежал? Ради какой цели? Что с ним теперь будет?

Дезертирство – это страшное преступление, но насколько же ужасен тот, ради кого посылают целый обученный отряд? Вероятно, этот человек заслуживает высшей меры наказания.

С грохотом распахивается очередная дверь, шуршит солома, слышится кашель маленькой девочки. Воин холодным взглядом смотрит на малютку, сжимающую в руках сухую горбушку, и уходит, проверив напоследок сваленные в кучу дрова.

Блестящие глаза девочки провожают удаляющуюся спину до тех пор, пока за закрывшейся дверью не стихают чужие шаги. Малышка улыбается и спешит забраться на стол, располагающийся под открытым окном. Она старательно наклоняется, чтобы ее голос звучал как можно тише, но притаившийся в зловонных отходах ее услышал.

- Дядя лекарь, он ушел. Бегите скорее!

Знакомый взгляд зеленых глаз устремляется вверх, благодарно смотря на худое, улыбающееся личико. Девочка с трудом удерживала равновесие, но все равно уверенно протягивала мужчине корочку хлеба.

У Чжэ Кай поднялся, изо всех сил стараясь не вдыхать источаемый им же запах, и крепко прижал к груди пухлую сумку, наполненную известным лишь ему содержимым. 

- Я вернусь, - прошептал он. – Дождись меня, и я вылечу твой кашель. Хлебушек оставь себе, питайся хорошо.

Малышка счастливо улыбнулась, прежде чем кивнуть и исчезнуть внутри дома. У Чжэ Кай же прислушался к удаленным голосам и сорвался в сторону темного леса. Он не мог подвести людей, скрывших его от имперской армии на свой страх и риск. Сейчас ему нужно было как можно скорее затеряться в дикой природе, обойти все известные оборонительные вышки и пересечь границу.

Свой шанс спокойного существования в родных местах он обменял на предательство во благо человеческих жизней.

Воины готовы были поставить свою жизнь на кон. Он, как лекарь, готов был пойти на все, чтобы ее сохранить.

***

Темный лес сопровождал бегущего Чжэ Кая молчанием и холодом, не в силах помочь и задержать преследующие его зажженные факелы. Голоса становились громче, нарастали подобно надвигающейся волне, а он мог лишь бежать.

Все дальше и дальше, путаясь в собственных ногах и страшась лишнего шума. Под ногами ломается ветка, тонкая ткань задевает колючий кустарник, сердце мечущейся пичужкой бьется в груди.

Слезы душат, ненависть к самому себе заполняет до краев. Пальцы остервенело сжимают чертову сумку с чертовым содержимым, а единственное в этот момент желание переполняет и клокочет в мозгу. Хочется закончить собственные мучения: просто достать спрятанный за пазухой ножик, вонзить себе в шею, а дальше пусть его труп находят идущие по следу солдаты или дикие животные. Это все будет уже не важно.

Ему будет плевать на то, что сделают с его хладным телом. Может так и оставят гнить под накрапывающим дождем и срывающимися сухими листьями. Все равно У Чжэ Кай не нужен никому. Жаль, что понял он это слишком поздно.

Позади становится светлее, тени удлиняются и искажаются из-за раздувающихся от порывов ветра факелов. Проворные ищейки слишком хорошо чуют мерзкий запах даже при моросящем дожде. Весь его план состоял из наспех придуманных мелочей, зависящих в основном от удачи, так на что он вообще рассчитывал? Он был всего лишь загнанным кроликом, которого окружали свирепые волки. От всевидящего ока, оберегаемого самими Небесами, действительно не скрыться.

У Чжэ Кай сглатывает вставший в горле ком и оборачивается, чтобы посмотреть, как долго он еще сможет поддерживать иллюзию возможного побега.

Именно в этот момент рядом слышится свист проносящейся стрелы и громкий вскрик. Исхудавшее тело, не в силах более выносить эти мучения, кренится, дабы рухнуть на грязный склон. У Чжэ Кай ревет, когда ломает кончик торчащей из руки стрелы и делает рывок, стремительно скатываясь по влажной земле вниз. Небо и земля смешиваются для У Чжэ Кая в одну темную массу.

Потоки ледяной воды благосклонно принимают в свои объятия барахтающегося парня. Тот изо всех сил старается всплыть и схватить ртом воздух. Он загребает воду руками и, оказавшись на поверхности, распахивает глаза.

Яркий свет ослепляет, вынуждает отвернуться и подставить ладонь ко лбу, чтобы хоть как-то защититься от этого безжалостного свечения. По спине У Чжэ Кая бегут мурашки, когда слезящиеся глаза улавливают изумрудный отблеск в зеркально чистом мраморе. Теперь лекарю действительно хочется ослепнуть.

И эти чувства непонятные, необъяснимые, но он готов снова очутиться среди умирающих солдат, лишь бы только не быть здесь.

У Чжэ Кай медленно поворачивается, опуская руку, не силясь посмотреть в изумрудные глаза величественного золотого дракона, что смиренно обвил своим хвостом спинку императорского трона.