– Спорим, ты не закажешь мне кофе.

Каджии улыбается, закидывает ногу на ногу и делает вид, что прожигающий взгляд Акико на него совершенно не действует.

– Сегодня ты не в ударе, я смотрю, – Акико отвечает сухо и почти сразу возвращается к конспектам. – Или фантазия к концу семестра совсем иссякла?

Механизм действия антибиотиков тетрациклинового ряда упорно не желал запоминаться, даже несмотря на то, что именно этот вопрос Акико отвечала на экзамене на далёком третьем курсе. Данная тема не была сложной – напротив, одна из самых простых вещей курса, – но рядом назойливо вился Каджии, а оттого сконцентрироваться на учёбе получалось трудно.

– Ты считаешь, что моя фантазия иссякла?

– Я считаю, что у тебя есть две руки и две ноги, чтобы самому добраться до кофейни и заказать любой кофе, какой захочет твоя душа.

– О, нет-нет, – если бы Акико на секунду отвлеклась от конспекта и посмотрела на Каджии, то поняла бы, что в его пусть и гениальной, но непредсказуемой голове плещутся не самые лучшие идеи. – Ты не услышала всей сути идеи.

Каджии Акико никогда особо не нравился: слишком активный, слишком любознательный, слишком непредсказуемый… слишком много «слишком» на одного человека. Акико была бы и рада продолжить общение со старыми друзьями; чего только стоили их посиделки с Рампо, когда после выхода очередного детективного романа они в перерывах между парами вчитывались в дешёвые серые страницы книги и выискивали ошибки: Рампо – в логике «гениального» главного героя, Акико – в сценах смертей да вскрытий. Но закончился последний курс университета, группу разбросало по стране, и в аспирантуру из всех перевелась только Акико. И Каджии.

– Я вся внимание, – безо всякого интереса произносит Акико и формулу хлортетрациклина обводит карандашом раз пять.

Каджии быстро и почти нараспев озвучивает свою идею. Акико эту мысль улавливает, зависает, пока глаза в очередной раз читают строчку: «тетрациклин воздействует на рибосомы, связываясь с 30S субъединицей…»

– Ты просишь меня заказать что?..

– Не делай вид, что не расслышала меня.

– Как скоро после такого заказа меня добавят в чёрный список данной кофейни?

– Не драматизируй, – откровенно насмехается Каджии. – За такое ещё никого не убивали. Или тебе слабо?

Конспект захлопывается с тихим шлепком.

Акико убеждает себя, что это не она ведётся на подначивание детсадовского уровня. Просто Каджии невыносимый и раздражающий, и он от него стоит избавиться любыми возможными способами.

– Добрый день, что будете заказывать?

А бариста за прилавком милая, вежливая, и злить такую совершенно не хочется. Но Акико откидывает сомнения в сторону и, стараясь, чтобы её тон звучал как можно более буднично, говорит:

– Добрый день. Я хотела бы заказать кофе.

– Конечно, – кивают Акико в ответ с улыбкой, и Йосано на несколько секунд залипает на то, как тонкие девичьи пальцы стучат по экрану планшета. – Какой кофе желаете?

«Чёрт».

– Латте, пожалуйста. С собой.

– Хоро…

– Но без молока.

Пальцы бариста зависают над ярким экраном, и Акико, не в силах поднять взгляд на девушку, наблюдает за тем, как свет отражается от прозрачного лака.

Акико самую малость (нет) стыдно, но отступать уже некуда.

– И без кофе. И без сахара, – зачем-то добавляет она последнее, хотя её заказ и без того выглядит максимально абсурдно. Остаётся надеяться, что потрёпанный халат сделает из неё рассеянного, заспанного студента, а не очередного фрика с безумными запросами.

Акико уже отсчитывает секунды до того момента, когда её попросят покинуть заведение, но вместо этого слышит:

– Конечно, как пожелаете. С Вас двести шестьдесят йен.

Что-то в тоне бариста меняется, но это не нотки раздражения или злости.

Акико удивлённо хлопает глазами и тянется за кошельком, пока бариста парит у кофемашины, и стыд с паникой постепенно сменяются интересом. Взгляд падает на бейджик, с которого Акико считывает короткое имя – Гин. «Ей подходит», – думает Акико, когда улавливает, как глаза бариста отливают серебром в белом свете ламп.

Гин – девочка наимилейшая; у неё изящные очертания тела и мягкие черты лица – такой бы работать в модельном агентстве, а не в кофейне, – и заплетённые в небрежную косу волосы такую простую элегантность не портят. Скорее, вместе с десятком разноцветных заколок, добавляют этому образу милые нотки.

Мужчины, вспоминает Акико, называют подобных девушек «Ямато Надэсико». Сама она от этой идиомы плюётся и закатывает всякий раз, когда данной фразой в любовных письмах обращаются к ней. Акико давно нашла синоним для «Ямато Надэсико», и это слово, к счастью, можно применять не только по отношению к женщинам.

Эстетика.

– Прошу.

Поставленный на стойку стаканчик заставляет Акико отвлечься от собственных мыслей и вновь опустить взгляд, но на этот раз на собственное отражение в чистой горячей воде.

– Ваш гомеопатический латте.

Ох, чёрт.

Гин улыбается всё так же вежливо и учтиво, но её взгляд даёт понять: подобный заказ у неё далеко не первый, и она готова и к кипятку на своей одежде, и к скандалу, и к разгромному отзыву в книге жалоб.

Кажется, будто всё живое замирает. Часы у входа тикают громче. Акико не сразу осознаёт, что не отрывает взгляда от Гин уже секунд десять.

О х, ч ё р т.

Кажется, Акико готова поверить, что вдыхание гомеопатии творит чудеса.

– Я могу расширить заказ?

Спустя пятнадцать минут Акико ставит «гомеопатический» латте перед Каджии и сама садится напротив, вновь открывая конспект. Делает вид, что совершенно ничего не произошло, распаковывает свежий, ещё тёплый круассан, пока стаканчик с мокко зажат у неё между коленей.

– О, ты уже? – голос Каджии звучит почти разочарованно. Он смотрит на свой заказ, морщится и не прикасается к стаканчику. – Хочешь вторую часть квеста?

– Очень хочу, чтобы ты исчез, – говорит Акико, пролистывая тетрадь.

Каджии её игнорирует:

– Спорим, – произносит он, – что ты не сможешь взять номер телефона у той бариста, что работает сегодня?

Акико вздыхает. Прикрывает глаза, медленно считая до десяти, после чего лезет в нагрудный карман блузки и достаёт из него аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги.

– Спорим, – чётко говорит она, глядя Каджии прямо в глаза, – что ты будешь вне себя, когда узнаешь, что этот номер тебе никогда не достанется?