– Дайте мне… дайте мне пять минут…

Акико просит едва слышно, входя в помещение, кутается в бережно накинутый на плечи пиджак и идёт вперёд, едва заметно прихрамывая: давно не тревожившая рана на лодыжке начинает болеть. Она ступает медленно, стараясь не смотреть по сторонам и не обращать внимания на приглушённые хрипы-рычания, слышит, как безмолвной моральной поддержкой за ней следует Фукудзава, и понимает, что без него не смогла бы войти в этот холодный подвал. Но, когда приходит время остановиться, Акико примерзает к полу, закрывает глаза, жмурясь, пытаясь хоть на секунду уйти от жестокой реальности.

Но сквозь разбитое на осколки сердце проплывает лишь время, а реальность, изменённая-починенная Книгой, остаётся прежней. Глаза щиплет, в горле застывает ком и сердце пропускает удар, когда Акико всё же поворачивается.

Сквозь стекло камеры за ней наблюдают. В кожу впивается взгляд чёрных глаз, и Акико пробивает насквозь холодом. В когда-то родных глазах нет больше ни тепла, ни жизни, они смотрят взглядом дикого зверя, оголодавшего и обезумевшего от ярости зверя, и серебра в них не осталось совершенно. Чудовище, нет, всё ещё Гин, просто другая, скалит свои клыки и когтями царапает стены своей тюрьмы.

Почему-то Акико задумывается о том, что в подвале холодно, а на руках Гин нет перчаток – так неосмотрительно. Акико помнит, как замерзала Гин при любом сквозняке, и ей кажется, что в ледяной камере та дрожит.

– Гин… – во рту пересыхает, и шёпот выходит хриплым.

Акико прислоняется руками к стеклу – Гин тут же бросается вперёд, ударяясь о прозрачную преграду, а потом ещё раз, и ещё, – Акико наблюдает за этим с болью во взгляде, пытаясь найти в этой Гин что-то прежнее.

Что-то человеческое.

– Гин, пожалуйста, это я, – говорит, чуть не всхлипывая, и на глаза наворачиваются слёзы.

Гин останавливается, замирает, глядя в пустоту. Склоняет голову, будто задумывается над чем-то, но её лицо – прямо напротив лица Акико – совершенно не меняется, а когти продолжают царапать пуленепробиваемое стекло.

Взгляд Акико улавливает каждую деталь, и воспоминания накрывают с головой. Вот тонкий золотой браслет – его Акико подарила Гин на Рождество, которое Гин любила больше любого другого праздника. Тонкий шрам на ключице – Гин никогда не рассказывала, как получила его, но не скрывала, что ненавидит тот день. Царапина на ладони… ещё не зажила, а ведь Гин получила её за неделю до рокового дня. Акико смотрит на Гин и вспоминает, как любила в порыве страсти наматывать длинные чёрные волосы на ладонь, как целовала тонкую девичью шею по утрам, помогала красить ногти и тонула раз за разом в серебряных глазах, которых больше нет.

Она тонет и сейчас, только в горечи и боли, и приходит в себя только тогда, когда слышит выстрелы и то, как за спиной снимают предохранитель.

– Нет… Нет, подождите! – она срывается с места, но крепкие руки тут же хватают её и спешат оттащить подальше от стекла.

– Акико, назад, – просит Фукудзава, стараясь оставаться холодным, но его голос всё равно ломается.

– Нет, не делайте этого! Пожалуйста, нет! – по щекам текут слезы, когда Акико видит, как медленно опускается преграда, и Гин, атакованная светом ультрафиолетовых ламп, забивается в угол, и солдат поднимает автомат.

– Акико, закрой глаза, – голос Фукудзавы слышится будто через вату. – Акико.

Та не слышит. Не может оторвать взгляда от родного лица, и в итоге глаза ей закрывает сам Юкичи, прижимая к себе.

Выстрелов Акико почти не слышит.

***

Она вскакивает с кровати, вскрикивая, дышит тяжело и часто, пытается нащупать стакан с водой и в итоге чуть не сбрасывает его на пол. Акико старается успокоиться, отдышаться, унять дрожь в руках, смахнуть со щёк невидимые слёзы.

– Опять кошмар? – тихий шёпот раздаётся справа, и слышно, как Гин недовольно ворочается.

– Да… да. Тот же самый, – Акико прикрывает глаза, замечая, что в комнате непривычно прохладно.

– Ты слишком много перерабатываешь, – с укором замечает Гин, – может, возьмёшь выходной? На эту пятницу. Как раз сможем прогуляться вместе.

– Да, – кивает Акико. – Хорошая идея. Так и сделаю, – она падает обратно на подушки и поворачивается на бок, протягивая руку в попытке прикоснуться к Гин.

Но пальцы хватают лишь воздух, и ладонь падает на холодные гладкие простыни.