1.

Акико говорит ей что-то.

Гин не слышит.

В ушах противно звенит; у Гин во рту привкус крови, и бок сильно болит, и ужасно сильно хочется спать. Глаза закрываются, хоть Гин и пытается оставаться в сознании.

Акико что-то говорит. Сквозь шум удаётся расслышать только обеспокоенность в голосе и что-то надрывное, и Гин тянется к чужому лицу, чтобы стереть грязь с подбородка.

Память подводит. Последние дни не стёрты из нее окончательно, но смешиваются в неразборчивое месиво из жажды, голода и нескончаемой боли. Все воспоминания до – кусочки пазла, что постоянно ускользают из рук, словно сон поутру.

Но Гин чувствует; и нежное касание ладоней, что согревают ее промёрзшие руки, и осторожный поцелуй в лоб, и то, как её голову Акико кладёт на свои колени.

Гин позволяет глазам закрыться, не боясь провалиться в сон.

2.

– Ты что-то сказала?

Гин снимает наушники. Они в дороге два часа, и Акико впервые заводит разговор. По крайней мере, Гин так кажется.

– М? А, нет, прости, задумалась.

У них отпуск, лечение душевных ран и синяков былых предательств. В багажнике – десять видов кремов, мини-холодильник с запасом еды на три дня, коллекция старых, но пёстрых журналов, которые Акико достала откуда-то с дальних полок комода. Впереди – домик на краю моря, забронированный на неделю, покрытый галькой пляж, волны, холодные, но так приятно омывающие ступни в жаркий день.

– Ты точно что-то сказала, – всё же настаивает Гин. Акико смеётся, искренне, звонко, и лёгкость захватывает Гин.

– Сказала, что сегодня красивое небо. Думаю, сможем искупаться сразу после приезда.

Гин смотрит в ответ недоверчиво, фыркает, надевает наушники снова:

– Разбуди, когда мы будем на месте.

– Всенепременно, дорогая.

3.

Куникида смотрит на них ошалевше.

– Что ты сказала?

Гин удивленно моргает, смотрит сначала на Куникиду, задавшего вопрос, потом на Акико, чьи слова она не расслышала из-за автоматной очереди врага.

– Что она сказала?

– Что ты берешь на себя крайних, – быстро говорит Акико, не давая Куникиде вставить и слова. – Я проберусь к тем, что в центре, пока Куникида обезвредит бомбу.

План прост, Гин на него соглашается, а Куникида не успевает вставить и слова.

Это превращается в привычную бойню с кровью, криками боли и парой лишних смертей, разве что сражаться без отряда, прикрывающего спину, тяжело. Но Гин вонзает последнему противнику кинжал в грудь и успевает достать его прежде, чем того настигает способность Акико.

Вспоминать, почему она сражается бок о бок с детективами из агентства, Гин не хочет, но, глядя на усталый, но довольный взгляд Акико, приходится.

Акико не стесняется; подходит ближе, несмотря на живых-мёртвых людей вокруг, и Гин снимает маску, позволяя себя поцеловать.

Куникида смущённо кашляет в кулак где-то неподалёку.

– Мне нужно отвезти Гин домой, – Акико на него даже не смотрит. – У девушки стресс, она была в заложниках, мой врачебный долг доставить её в руки семьи в целости и сохранности.

К удивлению Гин, Куникида даже не начинает спорить.

1.

Гин держит голову Акико на своих коленях, гладит, расчёсывает пальцами чужие волосы.

У них мертвецы за спиной и город в руинах.

Акико цела. Гин цела. Спасибо бабочкам чужой способности.

– Я люблю тебя.

Акико дышит хрипло, словно бы ранена. Гин смахивает с её лица прядь, большим пальцем разглаживает морщинку на лбу. Свободной рукой берёт чужую ладонь в свою.

– Я знаю, – ответ тихий, сиплый. – Я тоже тебя люблю.

С недоверием Акико приоткрывает глаза. Хмурится.

– Ты прослушала все мои признания, дорогая.

Гин вздыхает. Думает о том, что им и в лазарет-то не нужно, только бы добраться до неразрушенного (если повезло) дома, да лечь в тёплую ванну.

– Нужны мне признания, когда у тебя всё на лбу написано.

А домой хочется.

Спасённый мир подождёт.