Примечание

["Вечное сияние чистого разума" как концепт]

– Готова? Мы начнём с конца.


***

Чашка разбивается о стену. Акико почти что воет от безысходности.


Мори пишет изящным почерком: «Ваше агентство сидит у нас в печёнках». Излагает это, конечно, совершенно другими словами, но суть остаётся той же; он пишет: «Тесное сотрудничество в последнее время стало предполагать высокую вероятность потерь личного состава Портовой Мафии», – переводя коротко: «Мои люди могут умереть из-за вас».


Не ложь – Акико пришлось лично вытаскивать некоторых бойцов с того света, но дальше Мори пишет:


«Потому было принято решение о корректировке воспоминаний некоторых сотрудников», – и аккуратная формулировка режет ножом по сердцу, потому что…


Ниже – список. Юкичи зачитывает его, и Акико прячет лицо в ладонях. Список кажется и коротким, и неимоверно длинным одновременно. В нём – люди, которым «подкорректировали воспоминания».


По факту – стёрли часть жизни, удалив из неё определённых людей.


Список предательски нелеп и нелогичен, потому что Акутагавы Рюноскэ в нём нет.


А вот Акутагава Гин присутствует.


***


Мори начинает с конца, и Гин просыпается в кровати. Лениво жмурится, стараясь спрятаться от солнечных лучей, не до конца осознаёт происходящее.


Часы на прикроватной тумбе показывают 7:43.


– Ги-ин! – Акико кричит откуда-то с кухни. – Ты проснулась?


Гин неразборчиво мычит в ответ, трёт глаза. Это, понимает она, их последняя встреча. Акико убежит на работу через двадцать минут, Гин уйдёт из квартиры через два часа – через пять Мори попросит её подняться в кабинет.


– Принеси мне телефон, пожалуйста.


Вчерашнее утро. Гин не увидит Акико вечером – та будет слишком занята, но Гин не задумается об этом, собирая в коробку любые вещи, которые могут напомнить ей об Акико, и ожидая слесаря, чтобы поменять замки.


Мори, конечно, позаботится о последствиях, но…


Гин берёт в руки телефон, забытый на кровати. На заставке – фотография, они вдвоём, счастливые и беззаботные в отпуске. У Акико в волосах – песок, она щурится из-за яркого солнца, и Гин очень хочется помнить…


Гин думает: потом будет проще. Она забудет, и даже если Акико будет испытывать из-за этого самую сильную на свете боль – Гин будет плевать. Но сейчас Гин помнит, понимает, и ей нескончаемо больно. Она ещё помнит: на кухне Акико колдует над рисоваркой, и в турке варится кофе, и утро кажется таким тёплым и замечательным, что хочется остаться в нём навечно.


Она забудет; но всё же Гин поднимается, желая хотя бы в воспоминаниях урвать с Акико побольше времени.


***


Телефон вне зоны доступа, в мессенджерах Акико успешно пополняет чёрный список, и она понятия не имеет, есть ли смысл стучаться в чужую квартиру. Фукудзава подтверждает – смысла нет.


Акико приходит в себя два дня. На третий – приходит в офис как ни в чем не бывало, пьёт чай с Рампо и будничным тоном объявляет, что планирует убить Огая.


Фукудзава, будучи мудрым директором, на это ничего не отвечает, и просит Акико помочь Ацуши с делом в Киото.


***


«Да, точно, этот браслет. Акико купила его мне, когда мы отдыхали в Миядзаки…»


Застёжка тихо щёлкает, и Гин любуется тем, как ракушки переливаются всеми цветами радуги в солнечных лучах.


– Спасибо, – говорит она. Бриз щекочет кожу, треплет волосы, песок прилипает к влажной коже, но так тепло и хорошо, что уходить совершенно не хочется.


Акико смеётся и быстро целует Гин в щёку:


– Люблю тебя.


Она падает рядом, не обращая внимания на то, что песок лезет под одежду, и двигает пакет с клубникой поближе. Гин кладёт голову на чужое плечо, и пытается насладиться коротким мгновением.


– Я забуду тебя, – говорит она, прекрасно зная, что это ничего не изменит. Что она в конце концов всё забудет, но впервые за череду воспоминаний в горле встаёт ком, и Гин не может поднять глаз, чувствуя, как её целуют в макушку.


– Ты хочешь меня забыть?


Диссонанс длится секунду – Гин плохо понимает, говорит она с собой или с Акико, или с образом Акико в своей голове, – но отвечает, и голос надламывается в конце.


– Нет. Так надо, но… о боже, я не хочу.


Акико, которая вот-вот должна будет исчезнуть, гладит Гин по волосам, а Гин думает о том, что забудет это. Забудет бархат кожи, ощущение соли в густых волосах. Забудет, как смеются фиалковые глаза и аромат ненавязчивого, но такого приятного парфюма на чужой шее. Не останется абсолютно ничего, даже этот браслет исчезнет, и Гин останется одна.


(Конечно, будет Мафия, будут пятничные вечера с Рюноскэ, но Акико просто нечто совершенно другое).


– Я не хочу…


И мир исчезает.


***


– Как она?


Рюноскэ на операционном столе вполне часть обыденности. Не то, чтобы Акико часто оперировала членов Мафии, но как бы Мори не старался этого предотвратить, с каждым новым общим врагом сотрудничать приходилось всё теснее.


– Нормально. Живёт.


Конечно, Рюноскэ этого не знает, но от его ответов напрямую зависит, как долго будет длиться его лечение.


– Она… счастлива?


Пальцы задумчиво стучат по рукояти тесака. В Рюноскэ достаточно анальгетика, чтобы не чувствовать боли, но он тяжело дышит и в ответ на вопрос закатывает глаза:


– Она такая же, как и раньше, – Рюноскэ хмурится, – до встречи… до всего этого. С ней всё в порядке, Акико.


«Бензопила», – думает Акико. Идеальный инструмент.


– И всё?


В ответ – безразличие на фоне десятка колотых ран по всему телу.


– Ей не лучше, – говорит Рюноскэ. – Но и не хуже. Она просто… другая. И такая же, какой всегда была.


***


Гин бежит к началу.


Иногда она старается хоть что-то сохранить; прокладывает дорожки к воспоминаниям, что с Акико не связаны, прячет там вещи, события, ощущения, но всё тщетно: воспоминания неминуемо исчезают. Иногда она тянет за собой саму Акико, прорывается сквозь толпы безликих людей, что спешат домой поздним вечером, огибает столики уютных кофеен, пытается спрятаться в плотном ливне, пока мир позади рушится, обезличивается, но раз за разом ладонь Акико буквально вырывают из руки Гин.


Пару раз Гин останавливается. Греет руки о чашку с какао, слушает голос Акико, приятный и спокойный, и, пока это не исчезло, умоляет бездушную программу оставить ей хоть что-то: желание завести кота, споры о лучшем сиропе для латте, хокку, сочинённые на коленке в лёгком опьянении, – пожалуйста, хоть что-то.


Но мир распадается на куски, и Гин продолжает падать, и падать, и падать к самому началу.


Идеальное пирожное в голубой глазури. Рисунок бабочки на пенке капучино. Тихая классическая музыка на фоне. Аромат выпечки в воздухе.


Их начало – это не первая встреча, мимолётная, окончившаяся для Гин ушибами и синяками.


Их начало – это первое свидание, которое Гин, увы, помнит слишком хорошо.


– …Я помню, что он говорил про четверг, – Акико щебечет, помешивая трубочкой коктейль. – Говорят, эти лазерные шоу потрясающие. Сходим, проверим?


Слова о шоу отзываются слабой горечью уже стёртых воспоминаний, от которых разве что осколки не подмели. Гин смотрит на Акико, краем сознания всё так же пытаясь сохранить в памяти хоть что-то, и замечает, как в окнах начинает тускнеть листва.


– Акико…


– Гин.


Слёз не осталось, лишь глухая боль резала глаза.


– Времени больше нет, – шепчет Гин. Смиряется с неизбежностью и не понимает, как глаза Акико могут смотреть с таким теплом.


– Есть. Совсем немного.


Гин пытается сохранить в память цвет любимых глаз, пока Акико касается её ладони, переплетая пальцы. В уютном помещении чувствуется холод.


– Я не хочу прощаться, – губы предательски дрожат.


Мир замирает в моменте.


– Прощаться не нужно.


Акико улыбается.


– До встречи, Гин.


***


– Добрый день.


Акико думает: «К чёрту Огая». Потом добавляет: «К чёрту мафию». Мелькает мысль послать к чёрту и Фукудзаву, но что-то подсказывает, что Юкичи эксперименты Мори не нравятся не меньше.


Потому что Гин сидит прямо здесь, в парке, и у неё на руках пятнистый котёнок, и этот пятнистый кот – мечта их, совместная, о которой помнит Акико и которую сейчас почему-то осуществляет только Гин.


– Ох. Добрый. Прошу прощения, я…


В серых глазах на секунду мелькает узнавание, но глупые надежды Акико убивает почти сразу: Ящерицы явно будут знать всех детективов что в лицо, что по именам даже с почищенной в ноль памятью.


– Всё хорошо, – Акико улыбается, всеми силами глуша рвущиеся наружу чувства, садится рядом. – Меня зовут Акико. Хотела узнать, не нужна ли помощь.


Котёнок в руках Гин мяукает словно бы в ответ.


– Да, спасибо, я… – Акико видит, как внутри Гин борются неловкость, смущение и какие-то внутренние протоколы мафии, о которых Акико знает совсем немного, кроме того, что раньше они не запрещали тайных свиданий. – Пыталась узнать, где ближайшая ветеринарная клиника.


По выключенному телефону пальцы Гин нервно постукивают.


Акико знает, как успокоить, но, к сожалению, это право у неё не так давно забрали.


– Я знаю одну в минутах пятнадцати ходьбы отсюда. Позволите провести?


Гин думает всего минуту, прежде чем кивнуть, и Акико думает, что это право себе вернёт.


И пусть только Огай попробует стереть это воспоминание.