Акутагава тихой тенью подплывает к барной стойке, пару раз оборачиваясь, но в конечном итоге начиная разговор.

– В-общем, не знаю как он, но мне нужно на пары. Институт - дело важное, там меня выебут. Так что присмотри за ним, а после пар я вернусь за ним, хорошо? Главное не пускай его никуда. Я знаю этого идиота, он конченный.

Именно на такой ноте он покинул заведение, побежав на учебу. Рюноске на самом деле не такой каменный, как может показаться с первого взгляда, но… Он действительно волновался за Чую. Он с ним прошел многое. Три курса колледжа и три курса института. Немаленький срок. Они сблизились настолько, что любые позавидуют такому союзу. Прошли через дерьмо, которое казалось бы не закончится никогда. Но сейчас они в Йокогаме, вдали от Токио и поганых воспоминаний об этом месте. А место действительно поганое. Как и воспоминания. Как и люди. Как и все в-общем то в этом городе. Однако поганые дни у них абсолютно не закончились с переездом. Все, кажется, стало только хуже. Акутагава в принципе странный тип, но странность Чуи превышала количество его странности раз так в двести. Но они, как магниты, слиплись и отлипать не планируют.

До глухого становилось страшно, когда у Чуи начинались конвульсии, и он кричал что-то в духе: «нет… не нужно.. уйди, пожалуйста… не говори так…».

Тогда то ситуация и переросла из разряда «погано» до разряда «полный пиздец». Второй курс… худшее время, которое Аку проклинает до сих пор. Первые срывы Чуи. Кажется, это был июль, позже на три месяца начала учебного года. Он до сих не понимает, как тогда все так славно обернулось, но спасибо Мичизу. Да, он законченный наркоман(да, похуже этих двоих) но человек хороший. Они не особо то и контактировали с однокурсниками, кроме Ацуши, но второй курс переломный. Как Чуя вычислил эту рыжую голову с самокрутками – загадка до сих пор. Но это стало спасением. Одним вечером Тачихара, Рюноске и Чуя собрались за косячком, дабы хоть как-то отвлечь друга от пугающих голосов. Тогда Акутагаве и удалось затащить татуированного на прием к психиатру, когда он был под кайфом и на все согласен. Хотя после словил такой приступ, что лучше бы он ничего не принимал.

Так Чуя начал свой путь с Френсисом. Мужчина он довольно неплохой, акцент у него интересный, привлекает даже. Да и как профессионал замечательный. Но Чуя - непростой случай. Прошло больше года, как они «вместе» и… Френсис понятия не имеет, что делать с Чуей. В первые полгода у него был тысячи и один диагноз. Даже МРТ не дало ответ ему сразу. Углубившись в изучение этого вопроса, засиживаясь до ночи в течение нескольких месяцев за просмотром методичек, он пришел к двум диагнозам. Сейчас он пробует разные типы лечений, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Но, учитывая положение дел на данный момент, вариант диагноза остался один. Хоть он и кажется менее безобидным, чем еще один, но всё равно пиздец, особенно смена фаз. Это вообще ад кромешный.

Рюноске на себе этот ад испытывает уже шесть лет, но в более пиздецовой версии - уже как полтора года. И помочь он ему ничем не может больше. Он помог, как смог, отправив его к Френсису, но продвинуться дальше не получается. И дело не в доверии, совсем не в нем, а в самой личности рыжего, что настолько искажена, что даже он себя понять не может, а уж особенно помочь, что уж говорить про других. Но Накахара пытается. Правда пытается всё исправить. Не ради себя, черт бы его побрал. Ради Рю. Этот человек заменил ему всё и всех, стал его воздухом, что помогает по утрам вдохнуть кислорода.

И всё же они так одновременно далеки…

***

Дазай смотрит на Чую, что схватил бокал и допил алкоголь, щурясь и падая лбом на стол, застонав.

– Пиздец.

Дазай вздыхает и оглядывается. В заведение никого, поэтому он выходит из-за барной стойки и подходит, садясь напротив рыжего и сужая глаза, сканируя частички его тела. Но следом пьяный голос начинает хрипеть. И о боже, лучше бы Дазая сейчас тут не было. Или пусть он себе лучше голову прострелит, но не услышит того, что слышит сейчас, потому что сердце его колотится, как бешеное, в руках тремор, а в ушах дикий звон.

– Р..рюноске.. – Чуя стонет его имя, почти взвывая, – я не.. не понимаю. За что? Что я сделал? Почему именно в моей жизни всё так? За какие грехи я расплачиваюсь? Я устал. Я так чертовски устал. Я хочу нормально жить, а не паранойить, погружаясь в тревожность до… до такой степени, что меня ебут в зад галлюцинации. Я хочу нормально спать, а не… – Чуя молчит около минуты, пытаясь отрегулировать свою речь и говорить прямо, – а не вскакивать каждый час от того, что мне снятся кошмары или что тревожно опять. Я в аду? Где я? Депрессия, тревожность, паранойя… я устал.. я просто.. просто хочу на всё согласиться, что предлагал Фиц.. Фицд.. блять, и отправиться в психиатрическое отделение, лишь бы больше ничего не чувствовать. Хочу ничего не чувствовать.. больше.. никогда.. хочу просто вскрыть себе глотку и закончить всё это дерьмо.

Чуя замолкает, не сдвигаясь в своей позиции, и продолжает лежать лбом в стол. Речь его была хоть и пьяной, но говорил он достаточно ровно и разборчиво, что удивляло. Но это просто особенность у него такая. Слышно, что он пьяный, но вполне здравомыслящий. Ну, почти…

Однако Дазая трясёт от услышанного, что аж тошнота подкатывает к глотке. Хочется выблевать ту информацию, которая у него сейчас в голове. Какого черта? Он не понимает, что ему делать и как это переварить вообще. Не укладывается просто… Но это, блять, так было очевидно, Дазай. Как ты мог этого не видеть?

Или ты просто не хотел этого видеть?

В его голове сейчас полный хаус из мыслей, что топором рубят его мозг. Как на это реагируют вообще? Да что, черт возьми, ему ВООБЩЕ сейчас делать? Или после? Поговорить? Обсудить? Тактично промолчать? Господи, Чуя. Зачем ты… зачем ты вообще здесь появился…

Теперь для Осаму стало понятно, о чем говорил Мори тогда. Но откуда он это знает? Кто еще про это знает? Юичи? Почему они об этом могут знать? Он бы понял про Юи, да. Но Мори? В голове просто ничего не укладывается. От слова совсем. Тысяча мыслей, вопросов, попытки найти ответ. Но ответа не приходит. Пьяный Чуя не дает ответа. Пустой бокал вина не дает ответа. Абсолютно никто не дает ответа на многочисленные вопросы Осаму в голове.

Он медленно встает, чувствуя, как тело становится чуть ль не ватным, заставляя покоситься в сторону и кое-как дойти до барной стойки.

И что теперь делать? Что вообще в такой ситуации делают нормальные люди? Не то что бы Осаму чувствовал дикий шок, жить дальше нельзя и как так вообще? Нет. Но то, что он знатно прихуел - да. Тут каждый впадет в значимую степень охуевания. Но у Дазая просто в голове это все как-то не укладывается. То есть не укладывается, что эти симптомы в принципе как-то связаны с Чуей.

Ему всегда казалось, что он обычный студент. Абсолютно всегда. Возможно, немного нервный, но не более. Проблемы? Нет, определенно и точно нет. Ведь Дазаю даже и в голову не приходило, что Накахара - фальшивка во власти своих расстройств. Один большой и сплошной обман в маске. И прямо сейчас развалились все его маски, оставив лишь голое тело и правду. Это тело было сломанным, порванным на куски и больше неживым. Была лишь кровь и боль. Дазаю показалось это знакомым, но таким далеким в то же время.

Но пересчитать маски и личности Чуи… кажется, это что-то из разряда нереального. Однако самая часта маска - безразличие и мнимое веселье. Каков он, настоящий? Дазай не даст ответ на этот вопрос. Возможно, что даже Акутагава его не даст. Можете даже сомневаться и в том, что Чуя его вам даст.

Вскоре после обеда возвращается Акутагава, что обнаруживает Чую в том же положение, как и в момент, когда он уходил. Было, впрочем то, неудивительно. Шатен в это же время стоял за барной стойкой, протирая бокалы и задумчиво всматриваясь куда-то, совсем не замечая подошедшего Акутагаву.

– Он что-ли даже с места не сдвигался?.. Ладно, давай оплачу счет его и поведу домой.

– Нам нужно поговорить.

– Сейчас? Может, завтра? Просто…

– У него какие-то психические расстройства? Что это?

Но Акутагава молчит. Окаменел и просто молчит. Он когда-то найдет ответы?

***

Рюноске смотрит на часы, щурясь и понимая, что на учебу он завтра пойдет убитый. Час ночи, и Рю сидит за барной стойкой, наблюдая, как Дазай и Юичи закрывают смену, потягивая голубую лагуну через трубочку. Вкус водки и сладкого сиропа заставляет морщиться, чувствуя легкую тошноту от уже третьего коктейля. Периодически проверяет телеграмм, следя за онлайном Чуи. Последний раз в сети в 9 утра. Значит, не проснулся с того момента, как бледный юноша отвез его домой.

Какого черта это сегодня было? Почему он это рассказал? Он ведь не дурак вовсе, должен же был понять, что там Дазай, но... не понял? Дазай задумался о том, что за этими речами скрывается что-то. Нечто более мрачное и темное, чем он мог надумать у себя в голове за эти долгие часы. Это начинало пугать. Не то что бы он был в ужасе, он вполне нормально на это реагирует, всякое бывает. Но зачастую ему просто смешно выслушивать все дерьмо о состояние других. Однако же не в случае с Чуей. Тут было что-то иное, немного незнакомое. Шатен как бы и не волновался, проявляя озабоченность, но было до жути интересно. В конце концов, Чуя стал полной неожиданностью и противоположностью того, чем он являлся.

– Ну, у него есть проблемы, да.

– Проблемы? Ты называешь: «ебут в жопу галлюцинации» проблемами?

Рюноске глубоко вздыхает, потирая указательным и большим пальцем переносицу. Что он должен сейчас делать? Все сказать? Выложить как на ладони? Что ему, блять, делать? Это не его жизнь, не его расстройства, не его секреты, в конце концов. Как бы Чуя отреагировал бы на то, что он рассказал все? Но без оставленных ответов тоже не уйти.

– Он уже несколько лет находиться на лечение у психиатра.

– Что? Как.. То есть почему? Что у него конкретно? Описывал он довольно таки много и… красочно.

– Там, если быть честным, целый список. Какой, в принципе, ты знаешь. Диагноз… ты как хочешь, но я не буду говорить. Если Чуя захочет, он расскажет тебе сам.

– В голове это все не укладывается.

– Да. У меня тоже. До сих пор…

***

Декабрь поприветствовал Йокогаму метелью и дикими холодом, мрачно окутавшим каждый уголок улиц.

Третье декабря двухтысячи двадцать первого года. Понедельник. Япония, Йокогама, район Аоба. Чуя идет по улице и подрагивает, пряча руки в перчатках в карманы куртки, втягивая голову в ворот своей черной короткой куртки. Кажется, в голове он проклинал абсолютно каждую часть себя за то, что вышел из дома в такой день. Но ничего не поделаешь. Началась зимняя сессия перед новогодними каникулами. Конец второго триместра. Осталось совсем немного до четвертого курса и выбора темы диплома. Это нагнетало, что хотелось спрятаться в угол и больше никогда из него не выходить, но… разве у него были варианты?

На часах 8:09 и Чуя заходит в кофейню, крупно дрожа и выдыхая, чувствуя, как в лицо ударил запах кофе и горячий воздух от кондиционера. Он скидывает с себя портфель, швыряя его на диван и снимая с себя перчатки и мокрую куртку от снега, вешая ее, стряхивая со своих волос снег, кидая блеклое «двойной американо без сахара» и усаживаясь за стол, доставая ноутбук и включая его, сразу же заходя в ворд и смотря на незаконченный документ, хмурясь. Протягивает пальцы к клавишам, думая о том, что дальше писать, но постоянно возвращая взгляд к заголовку: «Заявление об отчисление». Чуя пытается решиться на это, но трудно. Ком в горле встает только от одного осознания, что после этого в его жизни не останется ничего сущего, правильного. Но он не считает, что эта учеба - правильное и нужное решение в его жизни. Это правильно с точки зрения общих понятий. Закончи школу, получи высшее образование, иди работать и заведи детей. Но Чуя такого точно не хотел. Ему казалось, что ему нужно точно что-то другое, будто учеба — это вовсе не его прерогатива в жизни. Ему нравится графический дизайн, но не тот, чему учат в высшем учебном заведении. Можно было бы пойти на курсы, но с этими курсами ты максимум сможешь брать заявки в интернете, а ему… ему хотелось большего. Чего-то очень масштабного. В духе дизайна торговых центров, магазинов, домов, баров, да, черт возьми, целых районов! Но без диплома этого не сделать. А терпеть еще год портреты, вазы, какие-то логотипы пиздец полный. Хотя логотипы ему нравились, но остальное – пиздец. И вот он сидит в кофейней и осознает, что прошло уже три года, как он поступил. Ничего больше не воодушевляет, не приносит радости, будто всё уже стало неважно. Остается лишь прокручивать в голове прошедшие года и понимать, как быстро пролетело время. И не то что бы пролетело, а упало в канаву.

На стол опускается стаканчик с кофе, и Чуя тянет руку, хватая его и делая глоток, откидываясь на спинку дивана и гипнотизируя монитор ноутбука. Была бы возможность, он бы затянулся сейчас. И кто знает, чем именно.

Татуированный просто вздыхает и захлопывает крышку ноутбука, чувствуя, как болит голова и ноют кости. В этот момент ничего не могла бы быть хуже, да, Чуя? Но ты ошибался. На экране айфона высвечивает входящий звонок «Мами» и в этот момент тело Чуи прошибает током, заставив упасть сердце вниз.

– Ало? Мам? О.. я в порядке, да. Зашел в кофейню перед парами. Надо кое-что доделать по проекту. Все неплохо. Учусь, готовлюсь к сессии. – он кусает губу и отводит взгляд за свою ложь и продолжает слушать мать. – Зачем? Серьезно? Ладно, хорошо. Давайте встретимся где-то после пар. Я заканчиваю в 4, поэтому выезжайте в 3, там пока пробки.. Ну вы поняли. Можем в каком-то кафе или… в кофейне? Зачем, давайте… Ну и что, что я всегда в ней сижу? Это… ладно, хорошо. Встретимся с тобой и отцом здесь. Адрес скину.

Накахара сбрасывает звонок и кидает телефон на стол, застыв на месте и пялясь в одно точку. Это последнее, чего он хотел. Нет, это то, чего ОН ВООБЩЕ НЕ ХОТЕЛ. Голова разболелась еще больше и кофе больше не хотелось. Он собирает свои вещи, одевается и вылетает из кофейни, сшибая на выходе только что пришедшего Дазая и стремительно уходя, как на автомате, не оборачиваясь на пиздец какого охуевшего бинтованного, что сидел задницей на снегу с широко раскрытыми глазами и не понимал, какого хуя это вообще сейчас было.

Накахара со скоростью света прилетел в квартиру Акутагавы, что уже не спал, начиная клевать ему мозги, объясняя суть дела и то, что настал полный пиздец. Фаталити. Гейм овер. И дельного из этого разговора не вышло, потому что к общей сути никто не пришел. Оставалось импровизировать.

Нет, там не будет какой-то жуткой и важной темы или что-то такое. Просто Чуя всегда нервничает и ловит тревожку от встречи с родителями. Вроде бы ничего такого, просто будничные разговоры, но ему некомфортно. И причины этому он не понимает. Потому что повода для тревожности нет. Она просто появляется из воздуха и без повода, ощущаясь сугубо физически в грудине, в то время как в голове нет ни одной тревожной мысли, каких-то загонов, что что-то случится. Ничего абсолютно не было. Всё было внутри и только физически.

На учебу он не пошел, потому что не смог бы со своей нервной системой высидеть там хотя бы часа. Татуированный бы просто взбесился и, пыхтя, сбежал бы. Поэтому было проще пропустить. Да и что ему терять от этих пропусков? Что его отчислят? Он и сам прекрасно собирается это сделать, только вот решимости не очень хватает даже до конца заполнить документ. Но он точно знает, что на четвёртом курсе его уже не будет в этом месте. Но как объяснять это всё родителям, он не знает, потому что прекрасно осознаёт, что его лишат всех денег и останется он нищим без еды, кофе, сигарет, интернета и таблеток. Если еда не такая уж и важная потребность для него, то отсутствие остального - просто смерть. Радовало лишь одно: квартира, где он сейчас живет, куплена его родителями, и собственник там Чуя. Поэтому хотя бы где жить ему есть. Вопрос с деньгами всё еще обстоял остро. Просто так обеспечивать его не будут. Поэтому либо учись, и тебе платят деньги, либо не учись и ты сдохнешь в ближайшей канаве без бабла. Перспектива умереть, конечно, неплоха, даже очень. Однако такая смерть не самое его ярое желание, а выпилиться из-за отсутствия денег - так вообще ебануться об стену можно. Остается работать. Но как? Чуя не привык к такому.

Он осознавал, что когда-то придется, но так скоро? И кем ему вообще работать? Хотелось найти занятие по душе, а не ненавистное место, где можно повеситься лишь от одного вида блевотных коллег. Работать дизайнером на полставки, если только. Но деньги там водятся мизерные, ему едва будет хватать оплатить коммуналку и на пачку риса. Остается молчать. Просто молчать и пиздаболить родителям, пока не устаканится проблема со своим собственным финансовым положением. Идеи есть, и, казалось бы, неплохие. Осталось лишь реализовать.

Чуя вновь оказывается в кофейне в 14:54, раздеваясь и судорожно садясь на диван у панорамного окна, надевая поверх футболки белый лонгслив, взятый из рюкзака, и наблюдая за опустившейся чашкой кофе на стол, хватая его и делая крупный глоток, чувствуя, как горячая жидкость просто к херам сжигает язык, горло, грудную клетку и желудок. Но было все равно, лишь бы просто перестать нервничать, что было из разряда нереального. Особенно когда не проходит и пяти минут, как двери кофейни раскрываются и он видит яркие рыжие волосы, что заставляет сердце пропустить очень неприятные удары. Но лицо резко искажается в состояние радости и сладкой улыбки с таким же сладким голосом. Чуя просто сменился на глазах, превратившись в то, кем он никогда не был в принципе при других людях.

Дазай стоит за барной стойкой и не понимает нихуя, видя Чуя таким. Было несложно догадаться, кого он видит. Это вроде легче легкого. Миниатюрная рыжеволосая женщина с европейским разрезом глаз. Эти же глаза были ярко-голубого цвета и дико огромными. Только если глаза Чуи были тягучей бездной, то у нее океанская гладь. Такого же невысокого роста мужчина, очевидно, японец, ничем не отличающийся от других японцев. Выглядит расслабленно и серьезно, прослеживается седина в волосах, но лицо выглядит молодо, если не заострять внимание на морщинки у глаз.

Зрелище было необычным. Чуя ярко улыбается и общается с родителями так, словно они самые близкие на земле. Но откуда Дазаю знать, что «словно»? По разговорам. Ответы не соответствовали действительности. Чуя и то, что льется из его рта – две разных точки полушария.

– Да, сейчас зимняя сессия. Там столько всего интересного, вы просто не поверите. У меня очень много задумок, которые можно воплотить в жизнь, но буду договариваться с преподавателями, чтобы использовать на выставках хотя бы половину. О, по оценкам все неплохо, но хотелось бы, конечно, лучше. У меня почти всё отлично, кроме четырех предметов, но я буду стараться получше в третьем триместре, чтобы в дипломе было отлично. И уже сейчас рассматриваю будущих работодателей, выбирая отрасль, где мне было бы комфортнее работать. О, ну и, естественно, сумма зарплаты, куда без этого. Со здоровьем всё хорошо, па. Тревожно иногда, но уже лучше. Со сном - ерунда. Сплю уже намного лучше и больше, да и настроение отличное, так что всё хорошо.

И на этом моменте Дазай выпал куда-то в прострацию за границы нашей вселенной. То есть его родители знают о том, что с ним? Но он лжет о своем состояние. Ситуация становится более сложной и у Дазая язык чешется подойти и узнать что за хуйня. Типа чувак, что с тобой? Ты так спокойно говоришь об этом со своими родителями? Но при этом пиздишь им, что все ок. Для чего? Чтоб не волновались или как? Он этого не догоняет. Да он в принципе не догоняет что происходит и как Чуя из апатичного депрессивного хуйла преобразился за секунду в счастливое ебучее солнышко. Даже взгляд не выдавал и грамма заебанности в нем. Дазай считал это истинным мастерством. Не каждый сможет напиздеть так, что не то что шатен поверит, но и Мори. А Мори бы поверил, он уверен.

Дазай наблюдал за всей этой картиной до шести часов вечера. Он подметил, что внешностью он почти копия матери, только глаза смешанные. Азиатский разрез глаз, да, но они просто дико огромные, словно они кукольные, что пугало пиздец просто. Не дай бог такое ночью в темноте увидеть. Потому что увидев он то, что в темноте в него лупят два таких огромных глаза, добавляющие к ним жути голубой цвет, он бы Богу душу отдал точно. И утром бы поехал не на работу, а сразу на кладбище в автобусе ритуальных услуг.

Но характером он, кажется, пошел в отца. Вспыльчивость, грубость, нежелание отступать в споре. Но мать держит его в узде так точно, показывая жестами, чтобы он успокоился и принял позицию отца. Это было интересно. Выглядело именно интересно. Шатен словно узнал новую личность Чуи, которая создана только для родителей. Или это он настоящий такой с ними? Ответа на этот вопрос он не знает. Да и не узнает наверняка, если не спросит когда-нибудь сам об этом. Только вот представится ли такая возможность?

В шесть часов вечера они начали расходиться, прощаясь. Отец вынимает из кошелька на вид около трехсот тысяч йен, отдавая их Чуи и говоря, чтобы тот не тратил их на ерунду, так как ему жить на это целый месяц. Они обнимаются, и родители покидают в кофейню, напоследок кидая: «как доедем до Токио, напишем» и уходят. Татуированный стоит еще около минуты неподвижно, в конечном итоге падая обратно на диван и хлопая себя ладонями по щекам, делая крупный глоток кофе и доставая ноутбук, включая его и открывая ворд, посмотрев на надпись «заявление об отчислении» и листая вниз, поднося пальцы к клавиатуре и начиная печатать: «прошу отчислить меня…».

Сейчас он решил твердо. Пора заканчивать это дерьмо.