Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было

сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему,

слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное

чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся

или хотевшему только прикоснуться к его личности (цэ)

Чуя бессовестно проспал. Не настолько, чтобы и правда опоздать, но ровно настолько, чтобы безостановочно поносить себя во время утренних сборов и самостоятельно загонять себя в панику. Кое-как одевшись и умывшись, Накахара побежал в сторону метро, он задерживался как раз на свои десять запасных минут.

В подземке отвратительно пахло потом, уличной едой и, почему-то, кошачьей мочой. После вчерашнего приступа острота обоняния решила задержаться на-подольше, либо же он был слишком раздражен еще не произошедшим опозданием, от того и придирался по пустякам. Состав, как назло, все не шел. Нервы натянулись как резиночки в девчачьей игре с прыжками, ему хотелось закричать на всю станцию, дать подзатыльник мужчине, уплетающему сандвич, но это было непозволительно. Бестактно. Накахара мог только нервно выстукивать ногой и каждые безумно долгие тридцать секунд поглядывать на электронные часы.

Слава Ками, состав наконец-то подъехал к перрону, парень дождался своей очереди и нырнул в самое сердце забитого до отвала вагона. День обещал быть незабываемым.

***

В корпус он забежал ровно за минуту до начала рабочего дня. Ни Акутагавы, ни Хигучи поблизости не наблюдалось. В сестринской, едва отдышавшись, он скинул футболку и брюки, но не заметил, что дверь открылась.

— Миленько, но форму стоит подтянуть, такие щупленькие не в моем вкусе, — в помещение вошла очередная, еще не знакомая ему, медсестра, девушка носила очки, но форма почему-то была фиолетовой. Чуя выпрямился и как в дешевой комедии прикрылся футболкой.

— Стучаться не учили? — рявкнул парень, но должного эффекта это не возымело. Девушка покрутила пальцем у виска и указала на большую черную кнопку рядом с выключателем. Та отвратительной жирной мухой сидела на нежно-зеленой стене.

— Нажимаешь на кнопочку и табличка с той стороны загорается, — девушка прошла мимо него и забрала со стола стопку каких-то документов. — Не переживай, такие низенькие меня не интересуют. Он уже набрал в грудь воздуха.

Взрыв, начало которому было положено еще утром, почти случился, но медсестра просто развернулась и хлопнула дверью. «Сука» про себя отметил Чуя и медленно выдохнул. Голова начинала болеть вновь.

Старшую медсестру он нашел на кухне, она смотрела за завтракающими и параллельно что-то быстро печатала в телефоне.

— Доброе утро, — поздоровался парень.

— Да-да, — Акутагава с яростью вдавила пальцем в экран и одернула полы формы. — Чуя, у меня будет деликатная просьба. Вчера ты видел карты пациентов, возьми завтрак и отнеси его в комнату шесть, там лежит Рюноскэ, посмотри чтобы он поел хотя бы немного, — она вздохнула и перевела взгляд на парня. — Это мой младший* брат, снова взялся за старое и отказывается от еды.

— Хорошо, — Накахара ободряюще улыбнулся и, подхватив поднос с кашей, яйцом и чаем пошел в шестую.

***

Гин было жаль. Видно, что она и правда волнуется за брата, а то хоть и болен, но почему занимается такой ерундой? И правда «сытый голодного не разумеет», с такими данными парнишка записал себя в живые покойники. И из-за чего? Из-за школьной травли. Да его травили может даже и похуже, но он не сломался, научился уживаться со всеми раздражителями, стал «своим».

Нужная комната соседствовала с «одиночкой», дверь была незаперта и поддавшись какому-то иррациональному любопытству, парень заглянул туда. В этой палате была всего одна кровать, кинг которой была привязана девушка, она бормотала что-то неразборчивое себе под нос, белые волосы разметались по лицу, закрывая ей весь обзор, одета она была в больничную робу, но даже эта мешковина не смогла скрыть откровенной дистрофии пациентки. На койке, кроватью это уродливое решетчатое чудо, язык не повернется назвать, не было постельного. Рядом с девушкой сидела та самая хамоватая медсестра и почти шепотом читала ей книгу. Язык Чуя не разобрал, но это определенно был не японский. Он отступил на шаг. Происходящее там явно было не для чужих глаз, почему-то обстановка в той комнате напоминало другие психиатрические лечебницы. Хотя парень был не уверен, как именно обстоят дела в других заведениях, настоящие психушки он видел только в учебных фильмах на лекциях, да в парочке статей в интернете. По спине пробежал холодок. Не хотел бы он быть на месте тех несчастных.

В спальне Акутагавы было темно, рольшторы опущены. Сам пациент лежал, отвернувшись к стене, было слышно только его рваное дыхание.

— Привет, — Чуя опустил поднос на прикроватную тумбочку. — Ты Рюноскэ, правильно? — в ответ тишина, но парень точно не спал, дыхание на секунду точно замерло и возобновилось с запинкой. — Я принес завтрак, — Чуя коснулся чужого плеча. То, что его руку немедленно оттолкнут, было неожиданно. Рука самого Рюноскэ была холодная и чуть влажная, будто он не в комнате, а выбрался без куртки на улицу зимним вечером.

— Не нужно, можешь идти, — просипел парнишка. Накахаре показалось, что тот простужен.

— Гин попросила меня присмотреть за тобой, я принес чай, давай хотя бы выпьешь его?

— Спасибо, но потом, — Чуя вздохнул, выйти на контакт с Акутагавой, казалось, было просто невозможно. Словно тот избалованный трехлетний мальчишка, а не взрослый юноша. В дверь тихонько постучали.

— Рю, на кухне я выпросил пару яблок. Это тебе, — в дверной проем просунулась белобрысая голова. Вчера он видел карточку этого пациента, но имя и диагноз не запомнил, хотя Гин говорила, что большинство пациентов были с расстройством настроения, скорее всего, какая-то депрессия. — Ой, — парнишка выдохнул и замер, выпучив и без того круглые глаза. — Простите.

— Все хорошо, меня попросили проследить, чтобы Рюноскэ поел, — Накахара взял кружку с чаем и сунул ее под нос Акутагавы, тот растерялся и принял посуду. — Не стой в дверях, проходи, — медбрат махнул рукой в сторону свободной кровати. Беловолосый словно о чем-то задумался, губы он сжал в тонкую линию, лоб нахмурился.

— Ацуши, тебе говорят заходить, — Акутагава даже не оборачиваясь словно почувствовал неловкость мальчика. «Ацуши… Точно. Накаджима Ацуши» запоздало вспомнил Чуя. Тот мышкой проскользнул мимо Чуи, прикрыв за собой дверь, и устроился на самом краю кровати.

В этой комнате все еще было темно, но глаза привыкли к отсутствию освещения. Обстановка напоминала больше обычную жилую комнату на двух человек, в голову опять невольно влезла картинка из «одиночки». Видно, что обоим мальчишкам неловко общаться в его присутствии, правильнее было капитулировать.

— Ацуши, присмотри за Рюноскэ, я буду в коридоре, отдашь поднос, — Накахара вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставляя пациентов наедине. Оказывается, даже у Акутагавы были приятели, не совсем он и социофоб. Вон, Накаджима яблок ему выпросил и принес, чем не друг, особенно, когда выбирать особо и не приходится.

В коридоре вовсе не было тихо, из комнаты он даже не слышал, но тут звук доносился очень отчетливо. «Звукоизоляция?» Из одиночной палаты на повышенных тонах раздавались голоса. Двоих он узнал. Это была Гин и утренняя медсестра, третьим кричал мужчина. Нет, не так, не кричал. Он выл, будто раненый зверь. В этих звуках не было абсолютно ничего человеческого. Сердце Чуи замерло, пропустив удар. Что нужно переживать для такого крика? Вой постепенно стал переходить в хрип, затем в громкий плачь, а потом и совсем стих.

Дверь карцера распахнулась. На пороге показалась бледная Гин, за ней следом не менее бледная медсестричка.

— Я доложу Мори-сану, как именно ты выполняешь свою работу, — гадюкой прошипела Гин. — Это надо настолько не иметь мозгов, просто привязать его к кровати, не надев смирительную рубашку. Он был переведен из острого отделения, идиотка, за нападение на медсестру, а ты его просто к койке.

— Гин-сан, простите, — ее собеседница потупила глаза в пол. — Он был абсолютно спокойным в остром, даже наметился прогресс, с ним постоянно работал дежурный врач и персонал. И в мыслях не было, что он может что-то натворить.

— Тихо, — оборвала Акутагава. — Даже не смей спорить, ты о чем вообще думала? Марри**, я была о тебе лучшего мнения, уж ты то должна понимать, что этот случай отличается от вашей Донцовой с ее мопсами.

Чуя на секунду даже позлорадствовал. Хамке воздалось по заслугам, сейчас старшая сестра отчитывает ее как нашкодившую девчонку, а та даже не смеет ей возразить, стоит и оправдывается, как подросток. Но потом опомнился, какой бы стервой не была медсестра, в той палате содержался кто-то действительно опасный. Нападение на персонал. Уму непостижимо.

— Я немедленно доложу обо всем Мори-сану, этот проступок будет занесен в личное дело. Скажи спасибо, что так легко отделалась, — Гин, казалось пылала от праведного гнева, еще немного и она лично вцепится в лицо безответственной сотрудницы.

— Конечно, Гин-сан, простите.

— С Николая больше глаз не своди. Никаких поблажек пока я не разрешу, — Акутагава старшая развернулась и направилась в сторону лестницы, игнорируя Чую, Марри скользнула по нему безразличным взглядом и вернулась в «одиночку», захлопнув за собой дверь. В коридоре снова воцарилась идеальная тишина.