«Почему?»

Ноги подвели. Хивэл оступилась и грузным мешком рухнула в снег. Приподнялась на локтях и прислушалась. Тишина. Она недалеко от Убежища. Но пока её не хватились.

«Почему я убегаю?»

Наверное, чтобы прокричаться. Всегда так делала, когда становилось невыносимо. Да и больше ведь некуда идти. Не к кому. Не так-то просто оставаться чёрствой сукой, когда почти все, кто заменил тебе семью, в мгновение ока превратились в выжженный прах. Почти все, кроме двоих, один из которых, наверное, пока даже и не в курсе, а второй пожелал ей побыстрее сдохнуть вслед за… «Надеюсь, я стану таким же, как ты!», «Пойдём вместе в караул?» и «Ты мне как сестра!», значит, да? Нет! «Почему ты пришла?! Почему не взорвалась?! Почему крутишься с теми, кого не любишь?! Лицемерка!» Вот что! Словно по команде, по лицу потекли слёзы. Улетучился куда-то весь тот триумф от остановки роста Бреши и громких слов о дальнейшем восстановлении порядка. Жестокая реальность наотмашь залепила гномке пощёчину… и перестаралась.

Правые часть шеи, щёку и глаз со свежими корками от невесть откуда взявшихся порезов неприятно жгло. Как и левую ладонь, в которую чужеродным гвоздём вклинилась какая-то магическая хрень.

«Метка», «Знак Андрасте», «наша Надежда» — с приторным благоговеянием говорили идиоты в Убежище.

«Паразит!» — с отвращением и гневом скривилась Кадаш, выхватывая из-за пояса нож.

Всё случилось из-за этой штуки. Её изменения. Брешь. Взрыв.

Это она их убила. Однозначно, она! Больше некому и нечему!

Острая боль пронзила область у левой пясти и сразу же начала расползаться во все стороны.

Вцепившись зубами в нижнюю губу, Хив резким движением сдвинула нож вверх вдоль большого пальца и одной из линий на ладони. Боль затмевала разум. Сердце колотилось так, будто хотело смять в кашу лёгкие и разбить рёбра. Свет в глазах почти померк. Нельзя останавливаться! Лезвие выпорхнуло на волю и тут же вновь вонзилось где-то всё там же, где и в начале — надрез по направлению к мизинцу. Плевать, что все пальцы онемели из-за подрезанных сухожилий. Эта дрянь в руке отняла у неё средства к существованию, дом, небо и единственных действительно близких ей гномов! Нужно вырвать! С корнем. И если платой будет её кровь, то пускай. Заодно немного согреется.

Гномка несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, пытаясь собрать оставшиеся крупицы безрассудства. Давай! Пока не потеряла сознание от разрывавшейся агонией конечности. Соединить треугольник и подковырнуть. Как кусок из яблока.

Предатель-нож сильно дрожал, мешая прицелиться в последний раз.

И в этот момент метка вспыхнула, чужеродно зашевелилась, пожирая ядовитой зеленью плоть под окровавленной кожей и обозначая чёрные порезы своими новыми границами.

Что бы это ни было, его корни впились куда глубже, чем она думала. Не вырезать. Не избавиться.

Не освободиться.

Отчаяние холодным морозом обожгло лёгкие, судорожными рыданиями заискавшие вдруг пропавший воздух. Окровавленный клинок несколько раз ударил прямо в центр свечения, дрожа приставился к усеянному сеткой шрамов запястью с намерением перепилить то напрочь… а затем безвольно упал на густо покрытый алыми пятнами снег. Любые мысли быстро заглушила разраставшаяся по руке нестерпимая боль. Порождённый ею крик разрывал глотку. Завалившись набок, Кадаш всецело поддалась ему, непроизвольно прижимая к себе окровавленную скрючившуюся кисть.

— Из-за тебя… Всё из-за тебя, сука!

Ничего не осталось.