Это было нечто.

В плохом смысле.

Сначала вернулся слух. По ушам ударил неприятный резкий то ли звон, то ли свист. Который затем сменился мёртвой тишиной… ах, нет, не тишиной: где-то высоко над головой вдруг завыл сильный ветер.

После слуха пришло чувство… пробирающее, неуютное. Чувство холода, тяжести и чего-то твёрдого под спиной.

Затем, прояснилось зрение, посреди общей тёмной массы вылавливая пересечённый сломанными досками блеклый кружок неба где-то там, вдалеке. И падающие на лицо снежинки, до боли напоминавшие кое-что из старого прошлого.

Только на этот раз упали не камни.

Стон вырвался сквозь сжатые зубы. Наконец-то, пришла боль. Острая. В боку, в спине, в руке, в ребре. Особенно в боку. В левом. Боль сминала очнувшийся мозг в кашу, поэтому осознание реальности пришло не сразу.

«Я… Я ещё жива?»

Хивэл не засыпало полностью свалившимися в эту же яму снегом и обломками от лавины лишь потому, что каким-то чудом при падении она откатилась немного в сторону.

Надо перевернуться. Осмотреть себя и эту грёбанную дыру. Понять, что делать дальше, куда идти, как выжить.

Боль в левом боку невыносимо повернулась вместе с торсом, заставив заорать и едва не потерять сознание обратно. В глазах потемнело. Гномка инстинктивно схватилась за словно горевшее место и нащупала торчавший из раны кусок деревяшки.

К горлу подступила тошнота.

Дерьмо!

«Я не хочу умирать! Я не хочу!»

Спокойно. Уже переживала… подобное. Хотя даже неизвестно, какая ситуация хуже: когда ты относительно цела, но тебя серьёзно придавило камнями, или когда ты можешь более-менее свободно двигаться, но у тебя в бочине дыра.

Кадаш сплюнула невесть откуда взявшуюся кровь — дело дрянь! — кое-как отползла к ближайшей стене и, цепляясь за шершавую скалу, села. Спину при прикосновении обожгло: похоже, ушиб от того удара об требушет тоже был серьёзнее, чем она думала. Но иначе сесть никак. Из стиснутых зубов снова прорвались писк и шипение. А ведь она так и не вправила вывихнутую тем здоровенным выродком руку.

Даже не пытаясь рвать кожаный рукав, гномка вцепилась в плечо.

Сначала это.

Рывок. Хруст. Боль.

Крик.

Отдышаться.

Ох, не весело, кажется, при падении ещё и ребро сломалось. Но это мелочь по сравнению с грёбанной деревяшкой, которая пробила кольчугу насквозь и стала скользкой от крови. Закусив нижнюю губу, Хив не сразу смогла зацепиться за неё дрожавшими руками.

«А т-тащить-то надо медленно или рывком? Я… я не помню, как надо тащить!»

Наверное, лучше медленно. Гномка плохо понимала, какие органы находятся в этой области, и ненароком выдернуть себе кусок одного из них ей определённо не хотелось. Да и только-только вправленная на место рука с достаточной силой дёрнуть просто не сможет.

Полные боли крики разрезали воздух, отражаясь от стенок ямы гулким эхом.

Кадаш левой ладонью прижала теперь уже точно открытую дырень, даже не глядя на валявшийся рядом окровавленный кусок дерева.

Не терять сознание! Нельзя! Ещё не всё! Надо хотя бы немного обработать!

Она засунула дрожавшие пальцы прямо в рану, пытаясь извлечь как можно больше рванья от тканей и металла и при этом не ткнуть слишком глубоко. Не задеть собственные потроха. Нет… больно… слишком больно… Дыхание заканчивалось, тошнило, больше ковыряться нельзя, а значит… В идеале, эту хрень надо было облить зельем и зашить, да только где она здесь схрон и иголку с нитками-то искать должна? И даже, если бы нашла, самой себе бы, на морозе, будучи раненой…

Нужно остановить кровь. Выбирать не приходится.

— Т-так… р-род-дная… д… д-давай… — пробормотала она, волевым усилием разжигая метку. Она же ведь всегда почти мгновенно от мертвенно холодной до обжигающе горячей разогревалась. Верно? Хив же верно запомнила?

Верно.

Очередные крики. Очередная боль. Левая рука обессиленно упала на снег.

Хотя бы снаружи, но Кадаш прижгла рану.

Перевязывать, как назло, тоже нечем. Рвать хоть как-то греющую одежду на морозе такое себе решение. А тряпок рядом… а тряпок рядом не валяется, только камни, доски и снег.

Гномка тяжело дышала, чувствуя, как ледяной воздух жжёт горло, как дрожит то ли от холода, то ли от сдерживаемой истерики её нижняя челюсть, как желудок отчаянно хочет отправить обратно ужин и как из глаз и неожиданно заложившегося носа что-то течёт, будто обжигая кожу и слизистые ледяным пламенем. Это место, оно такое же, как то, где когда-то давно из-за небожогов обвалился потолок…

Отличный, мать его, день рождения! Вместо торта — падение и дыра в боку, вместо поздравлений — гибель знакомых и не только, а вместо подарка — вылезший непойми откуда стрёмный уёбок с пожеланиями смерти и с ручным Архидемоном. Ничего не скажешь.

Нельзя здесь оставаться. Сбоку как раз виднелся какой-то проход. Но если она шевельнется, не станет ли ей хуже? Не умрёт ли она от переизбытка боли? Неоднократно же видела подобные смерти…

Взгляд невольно цепанул дыру в потолке. Высоко. Очень.

А как она вообще пережила падение с такой высоты?

«Вставай.»

Кое-как. Ноги не сломаны, но всё равно не держат. Пара шажков и желудок сделал-таки то, что так хотел сделать. Вперемешку с кровью. Гадость какая, фу. Впрочем… да, точно, он же как раз слева. Если его ранило, то и работать он нормально не сможет, пока не заживет. Если заживёт…

«Бляздец…»

Кадаш медленно побрела по вёдшему в неизвестность природному коридору, в качестве опоры цепляясь за стену и придерживая левой рукой рану на животе. Если откроется, прижжёт Якорем, или как эта хрень называется, снова. Это не поможет надолго, а то и хуже сделает, но сейчас важна каждая секунда. Ох, насколько же она вымоталась, что даже на привычную клаустрофобию от подобных мест стало глубочайше плевать…

Тишина. Лишь неуклюжие шаркающие шаги и невольные стоны, эхом отражавшиеся от стенок составляли ей компанию в этих туннелях.

Сколько времени она шла? Сколько времени прошло перед забрезжившим впереди светом?

Выход.

Радость быстро сменилась отчаянием.

Во-первых, снаружи бушевал буран. С ураганным ветром, огромными хлопьями снега и всем, что причиталося приличной уважавшей себя вьюге.

Во-вторых, прямо перед самым выходом коридор расширялся в небольшую и явно искусственно выдолбленную пещерку, пространство в которой причудливо искажалось, мерцая зловещими зеленоватыми отблесками и сопровождаясь слабыми переливами потустороннего звона.

И значительно нагревая воздух вокруг. Ох, Создатель, как же сильно она, даже будучи в утеплённой броне, замёрзла. Словно в каком-то трансе гномка протянула руки к забрезжившему теплу.

Метка на кисти отрезвляюще вспыхнула, и согревающее пространство радостно ответило ей, распуская во все стороны ярко-зелёные прорехи.

Разрыв.

Силы наконец-то покинули Хив, от чего она, глядя на появлявшихся в пещерке демонов, обречённо рухнула на колени.

Не то что на драку, ей даже на рывок проскочить не хватит.

«Нет, я… Я должна!»

Но тело не слушалось.

Тварей было трое — два хлипеньких привидения и демон отчаяния, в данной ситуации ещё более худший, чем обычно. С привычным им скрипом они окружили свою беззащитную жертву.

— Н-назад! — предупреждение прозвучало слабенько. Кадаш подняла перед собой трясущуюся ладонь с меткой. Некоторых демонов эта штука пугала.

Не в этот раз.

Отчаяние визгливо посмеялось, явно довольное её брыканиями, и подлетело ещё ближе, протягивая к гномке костлявые руки.

В голове почему-то чётко всплыл образ мертвяков, вылезающих из глубокой, чёрной и такой же ледяной, как этот демон, воды.

Дождь. Сырость. Холод. Авварский воин смотрит на нераскрывшуюся завесную щель.

А если…

— Я сказала, назад!

Метка ярко вспыхнула, сгущая Завесу в подобие простокваши. Кадаш зажмурилась и резко вскинула руку вверх, Якорем буквально оставляя в этой «жиже» борозду и заваливаясь назад.

Плечо противно хрустнуло.

Разрыв. Не такой как этот. Он вспыхнул огненной зелёной воронкой, затягивавшей в себя всё, кроме его призывательницы. Привидений засосало обратно в Тень сразу. Демон же кинулся к сжавшейся в комочек гномке.

Его когти царапнули воздух.

Призванная дыра закрылась. «Борозду» заполнило Завесой обратно.

Больно. Как же, сука, ей больно!

Хив с трудом приоткрыла один глаз и невидяще уставилась на спадавший с себя барьер.

Как?! Откуда?! Это не от метки!

Что-то слабо теплилось в потайном кармане брюк. Амулет, который она сняла с шеи умирающей Фионы, медленно гас вместе с барьером. Гномка поднесла его к глазам, прищурилась, повесила на шею…

И легонько ударила кулаком оставшиеся от демона лохмотья.

Амулет тут же вспыхнул вновь, навешивая на неё барьер. Который, однако, почти тут же спал. Теперь-то всё стало ясно!

— Т-так вот, как я то падение…

Видимо, удар об деревяшку, чей кусок в итоге оказался у неё в животе, был достаточно мощным, чтоб активировать побрякушку без надевания да ещё и с защитой помощнее.

«Вот же ж… убила её, а она меня защищает.»

Слабый нервный смешок разрезал воздух пещеры. Дура.

Придерживая плечо, она медленно подняла руку в сторону всё ещё висевшего здесь разрыва. Привычное действие само по себе не давалось: повреждённый сустав ныл и отдавался в часть грудной клетки и остальную руку. И ему в унисон вторили сломанное ребро и дыра в боку.

Пришлось насильно направлять кисть в нужную сторону.

Когда всё закончилось, она снова завалилась без сил.

«Вставай!»

Ей надо было хотя бы немного передохнуть, чтобы продолжить путь.

«Вставай, ты ж так замёрзнешь!»

Зуб на зуб не попадает.

Что-то горячее потекло по животу — рана открылась.

Твою же… Нужно снова прижечь меткой.

Снова боль. Горло сильно саднит от собственных криков.

Но внезапно пришло что-то ещё, какие-то странные силы вдруг потекли по продрогшим жилам.

А этот Якорь-то хорошо греет.

«Может, если я… может, если этой штукой…»

Кое-как встав, на шатавшихся деревянных ногах, гномка приблизилась к плотной снежной завесе бушевавшей вне пещерки непогоды. Порывы ветра с какой-то противоестественной злобой кидали снежинки в и без того замёрзшее лицо. Неизвестно, как долго действовал этот буран, но он однозначно должен был задержать беженцев спасавшейся от Корифея Инквизиции достаточно, чтоб дать ей мизерный шанс нагнать их.

Ведь раненых надо укрыть.

И ждать, когда живот снова откроется, ей некогда.

Шаг.

Белая пелена вокруг моментально скрыла обзор. Ледяной ветер наотмашь ударил в правый бок невидимым ножом. Нет, несколькими ножами, пущенными друг за другом.

Шаг.

Закрывая лицо руками, она брела вперёд, пытаясь разглядеть хоть что-то. И не сказать, что не безуспешно: неизвестно, галлюцинации от мороза то были или нет, но, кажется, где-то вдалеке слабо просвечивало марево от костров.

Туда.

Найти темп, при котором можно экономить силы. Не сбавлять. Не останавливаться. Даже, если в лицо бьёт снег. Даже если мозг уже ничего не соображает. Даже если глаза отвратительно жжёт солью от заиндевевших ресниц. Даже если горло… нет, лёгкие начало драть от мороза. Идти вперёд.

Идти.

Прямо на ходу периодически активировать метку наполовину и активно тереться ею.

Идти.

Никто не поможет, кроме самой себя.

Идти.

Всегда так было. Всегда так будет.

Идти…

Буран постепенно стих, но тучи всё ещё не спешили рассеиваться и обнажать решето звёздного неба. Марева огней больше не было видно, но и сказать привиделись ли они, тоже было нельзя: жутковатого вида гора словно вылезла из ниоткуда и перекрыла обзор неба. А перед горой ельник, судя по обширному пустому пространству, обступивший то ли вырубку, то ли достаточно широкую дорогу.

Левую руку Кадаш практически не чувствовала. А это значит, что её запас тепла от Якоря закончился.

И без его отвлекающего воздействия она только сейчас поняла, что всю дорогу своим хриплым и абсолютно не мелодичным голосом бормотала под нос искажённый мотивчик какой-то дурацкой деньрожденной песенки, который пару-тройку раз слышала когда-то очень давно. И как только запомнить умудрилась? Лично ей никто такое никогда не пел.

«Ид… ти…»

Где-то в ельнике раздался волчий вой. Только их ещё не хватало! Она не сможет убежать. Она, замёрзшая, раненая и, как и все гномы, тяжёлая, в каком-то полубреду брела вперёд и проваливалась в свежий снег практически по колени. Из-за чего экономить силы стало просто невозможно: приходилось выдёргивать из сугробов ноги при каждом шаге. И с этими каждым шагом те становились всё менее лёгкими.

Из-за елей впереди выглянул подъём, вёдший в небольшую теснину между пиками. Оттуда должен открываться хороший обзор. Добраться туда… хотя бы туда, чтобы просто понять, насколько далеко ушли беженцы…

По животу побежало что-то тёплое.

И в этот момент сознание наконец-то покинуло Кадаш, и она рухнула лицом прямо в снег.

Светало.

***

***

Голова раскалывалась. Глаза словно склеили чем-то липким, а тело накачали металлическими тяжестью и нытьём. Но главное — вокруг было очень тепло. Даже приятно жарко.

Хив попыталась пошевелиться и невольно застонала от тут же отозвавшейся взаимностью сильной боли.

— Тш-ш… Вам лучше не шевелиться, Вестница.

Знакомый голос. Та андрастианская фанатичка, мать Жизель.

Глаза не открывались.

— Где… я…

Шёпот. Хрип. Едва живой. Она жива? Она жива.

— Вы в безопасности. Вас нашли охотники Инквизиции, недалеко от нашей стоянки, два дня назад. Словно сам Создатель направил…

Никакого Создателя нет. Как и сил на споры. Манера и тон речи сестры Церкви действовали успокаивающе, как, впрочем, и теплые мягкие шкуры, в которые гномка, судя по всему, была замотана. Краем уха, среди начавшегося религиозного потока слов, проваливавшаяся обратно в сон Кадаш выловила, что напавших на Убежище монстров давно не видно. И что её ранения обработаны и находятся под наблюдением целителей. Наконец-то можно хоть немного выдохнуть. Она дошла.

Она выжила.