Направленный прямо на него свет уже не слепит. Се Юйчень улыбается безликой толпе, ожидающей внизу. Шаг, взмах, поворот — представление продолжается, льётся мелодия. Ритм знаком, крутится кубиком Рубика в голове карта, и каждый вдох приближает к цели.

Толпа ревёт. Толпа близится, грозит захлестнуть волнами, как море — тысячи голосов, тысячи жизней, — щёлкает зубами у ног бессильно. Се Юйчень уклоняется грациозно и равнодушно, но не отступает. Разве можно отступить, когда так страстно просят исполнить на бис?

Возможно, Хэй Сяцзы дурно на него влияет. Что за нелепые фразы.

Однако это и в самом деле истина. Люди ли, призраки, все они одинаковы по своей натуре. Они жаждут; они подчиняются логике, пускай порой и весьма своеобразной; они сгорят.

Стрелки на компасе движутся. Се Юйчень танцует, чувствуя, как занимающееся пламя искрами щекочет кожу. До вспышки ещё далеко; чтобы сгореть сверхновой, нужно хотя бы стать звездой. Нужно больше. Больше сил, может, больше ярости.

Когда-то давно Сяцзы смеялся, что он не умеет танцевать. «Как люди, Хуа-эр-е», — щурился он, затащив Се Юйченя в джазовый бар (и даже прилично для этого одевшись). «Это слишком идеально, Сяо Хуа!» — цокал языком и раздражающе ухмылялся. И Се Юйченю совершенно не хотелось танцевать: хотелось дёрнуть невыносимого Хэй Сяцзы за ворот чёрной водолазки и увести… Подальше от чужих взглядов.

Слишком идеально. Недостаточно человечно. На Се Юйченя смотрели украдкой, словно на явившееся с небес божество или ожившую статую: красиво, но бросить взгляд страшно. Как будто его окружала незримая аура холода, ледяная стена из отстранённости и превосходства. Конечно, он знал, в чём причина. И знал, как это исправить. Просто… Не хотел. Иногда и расчётливый Се-е способен поддаться своим желаниям.

Хэй Сяцзы танцевал лучше: к нему люди тянулись, игнорируя все странности. Чёрные очки считались частью образа, насмешливая улыбка и колкие фразы — признаком горячего характера. Классический вальс, озорной свинг, импровизированный танец или нечто агрессивно-популярное — он, если выражаться современными терминами, «зажигал». И это удивляло. Обычно Сяцзы на лишние движения спровоцировать было крайне сложно, а в барах он и вовсе предпочитал проводить время за стойкой, наслаждаясь едой и напитками. Нет, бывало, просыпалась в нём шальная нечисть, жадная до веселья; тогда страдали все, кто не успел увернуться. К этой спонтанности Се Юйчень был привычен. К внезапным приглашениям на нормальную встречу, — почти свидание, ха, если бы он не знал Сяцзы лучше, — не совсем.

С чего вообще он решил проверить танцевальные навыки Се Юйченя? Поспорил, что в его репертуаре есть только оперные движения? Сомнительно. Однако Се Юйчень позволил себе шагнуть в подготовленную ловушку. Даже если мотивы Хэй Сяцзы были туманны, замыслы его не несли зла.

В том необъявленном вызове он проиграл. Немного досадно; впрочем, никаких убытков, более того, некоторая прибыль. Конечно, скорее эмоционального характера — плюс в копилку воспоминаний…

Что-то приближалось. Се Юйчень слышал, как оно движется в темноте пещер, но совершенно не беспокоился. Всё шло по плану. Запасному, а потому неудобному и опасному, но на восемьдесят процентов надёжному. С подмогой в виде Чжан Цилина — на девяносто два процента.

Он мог не любить зловещее предсказание Ци Цю, но оно было удобной подсказкой — «гори ярче, пылай ещё». Се Юйчень бесстрашно ей следовал. Любое ограничение может обернуться инструментом, а степень полезности зависит уже от того, в чьих оно руках.

Фонарик был его прожектором, камни — сценой. Под аккомпанемент бубнящего диктофона он кружился, затерянный глубоко под горами, до странности расслабленный и сосредоточенный в одно время. Хэй Сяцзы был прав: правильного танцора из него бы не вышло. Се Юйчень никогда не был танцором, не был и только певцом. Скорее, он был… исполнителем. Сухое и жёсткое слово, гибкая, как ленты, суть.

Се Юйчень исполнял оперу. Исполнял чужие желания. Исполнял собственные задумки. И не было никого, кто смог бы покинуть его выступление, оставшись безразличным.

Тьма подбиралась ближе. Се Юйчень готов был исполнить для неё похоронный плач. У него была неразборчивая мантра записи, несколько гранат, одолженный клинок и готовое сойти с ума веретено судьбы. И достаточно огня: тёмного удовлетворения, гнева, веры. Недостаточно, чтобы сгореть; хватит, чтобы перековать себя.

Приговоры тоже должен кто-то исполнять. На смерть, на жизнь…

Когда его откидывает взрывом, Се Юйчень хохочет в лицо череде призраков, людей и божеств. Пускай тварь утащила их вниз, пускай он ещё не закончил войну, а только перешёл ко второму акту…

Это состязание в танцах на краю бездны Хэй Сяцзы проиграл. Придётся ему смириться.

В конце выживут двое.

(Се Юйчень всегда добивается желаемого и отказывается отпускать.)