Синобу налетела на меня бешеным вихрем, зеленый ворох ее волос хлестнул меня по лицу. Она прижала меня к себе так сильно, что я почувствовала, как отчаянно колотится ее сердце. Все слова, которые я собиралась сказать в качестве приветствия, мгновенно выветрились из головы. Я нерешительно опустила руки ей на плечи, однако она тут же отстранилась и оттолкнула меня. Спина глухо ударилась о деревянную дверь. Синобу снова заключила меня в объятия, и на этот раз наконец заговорила:

— Я чуть с ума не сошла, господи…

Впервые в жизни я слышала ее голос таким… пустым. И все внутри меня мгновенно опустело.

— Откуда ты узнала? — спросила я.

— Итто, — ответила она, переведя дух. — Он позвонил мне посреди ночи. Мы до утра искали тебя по всему городу. Ребята из банды все еще ищут, а я осталась здесь на случай, если ты вернешься.

Стыд прокатился по животу, сводя внутренности неприятным спазмом. Проклятье, не надо было вообще ничего ему рассказывать. Даже представить боюсь, как сильно они оба переживали. А я…

Синобу отступила назад, оглядывая меня с ног до головы в чужой одежде.

— Это… — начала было я, но она меня опередила:

— Аято.

Ее губы поджались на долю секунды, но вместо того, чтобы снова начать меня отчитывать, она ограничилась кратким:

— Хорошо, что ты была с ним.

— Серьезно?

Куки закатила глаза и уткнулась в телефон. Воспользовавшись моментом, я прошла к своей кровати, плюхнулась на нее. Жестковата — не так приятно спать, как в постели Аято, — но явно лучше, чем на дубовом матрасе Итто, торчащие пружины в котором, вероятно, оставили у меня на теле с десяток синяков.

— Если с тобой рядом был тот, кто мог помочь и с кем ты была в безопасности, неужели не очевидно? Но учти, что ваши отношения мне все еще не нравятся. — Она подняла глаза от экрана и пояснила: — Пишу Итто, что ты здесь.

Я качнула головой: парень явно из-за меня не спал всю ночь. Я умудрилась поставить на уши буквально всех — надеюсь только, что и Тэцуо я доставила проблем.

Матрас прогнулся: Синобу села возле меня. Вздохнула. Я испытала непреодолимое желание извиниться перед ней — уже в который раз, — но чего я не ожидала, так это того, что это сделает она.

— Прости, — ее рука взметнулась к виску, устало потерла, — наверное, я так часто веду себя как твоя мамочка.

Я невольно скривилась.

— Синобу, если бы ты вела себя так же, как моя мать, я бы с тобой не общалась.

Ответом мне послужил ее глухой смех.

— Ты же понимаешь, о чем я, — она посерьезнела, однако напряжение, кажется, все-таки спало. — Я знаю, что ты была расстроена, а я только подлила масла в огонь.

Я не смела нарушать ее поток мыслей — я попрошу прощения, но сначала все же дождусь, когда она выскажется.

— Может быть, все дело в том, что я сама никогда так не влюблялась. Я видела, в каком ты состоянии, и все равно наговорила тебе все это. Прости.

Тишина повисла так надолго, что мне показалось, я оглохла. Я откашлялась, пытаясь рассеять возникшую неловкость. Синобу озвучила то, что происходило в моих мыслях — то, что я бы ни за что не решилась озвучить самостоятельно.

— Я тоже виновата, — тихо отозвалась я. — Прости, что заставила тебя волноваться.

Синобу стремительно вскочила с моей кровати и, уперев руки в бока, обратилась ко мне с грозным взглядом.

— С тебя вину никто не снимает. Синохара Тэцуо! Уму непостижимо!

Я робко пожала плечами, сжимаясь под натиском ее негодования. В последний раз она так сильно злилась, когда выяснилось, что я с ним переспала. После этого он и вышвырнул нас обеих из бара, не заплатив за работу ни копейки.

— Что еще ему надо натворить, чтобы жизнь тебя хоть чему-то научила?! Скажи спасибо, что я могу замолвить за тебя словечко перед Хэйдзо.

Мне было ужасно неудобно втискиваться в ее гневную тираду, так что я не стала упоминать, что Аято уже пообещал разобраться с полицией.

— Помнишь огромное поместье у подножия горы Ёго? — вдруг заговорила подруга, когда мы обе валялись на кроватях, занимаясь своими делами: я черкала что-то в своем альбоме, а она, как обычно, читала книгу.

— Ну? — лениво отозвалась я, сокрушаясь, что утопила телефон и теперь не могу даже поболтать с Аято. Синобу одалживать свой наотрез отказалась — «чтобы я подумала над своим поведением».

— Это имение Камисато.

Я подскочила, как ошпаренная.

— Да ну? Огромная территория за забором? Откуда ты знаешь?

Синобу фыркнула.

— Это все знают, — ответила она и ненадолго замолчала, призадумавшись. — Держу пари, его новая квартира совсем не похожа на семейную резиденцию.

Не знаю, к чему именно она клонила, но я вдруг пустилась в размышления о том, что заставляет людей отказываться от комфортной, сытой жизни. Почему Аято отказался от такого наследия? Почему Синобу перестала общаться с семьей и променяла родителей на меня — легкомысленную, бестолковую и явно приносящую убытки?

У меня, в отличие от них, выбора не было. Моя мать сгинула в притоне, едва мне стукнуло восемнадцать, а отца и вовсе не знала ни я, ни она. Она даже не пыталась изображать из себя прилежного родителя. Получив известие о ее смерти, я не почувствовала ничего — лучшее свидетельство того, насколько никудышной матерью она была.

— Тебе ведь не нравится такая жизнь, Синобу, — я все же решилась спросить, — почему ты не вернешься к семье? Почему не найдешь нормальную работу вместо того, чем занимаешься здесь?

Она захлопнула книгу и села, поворачиваясь ко мне. Грифель моего карандаша сломался ровно в этот самый момент, и я, досадливо вздохнув, отложила его в сторону. Потянулась за новым.

— Кто тебе сказал, что мне не нравится? — ее голос прозвучал неровно и даже резковато, больше, чем она, скорее всего, ожидала. Она кашлянула. — Мне не нравится, когда вы с Итто доставляете мне лишние проблемы. Но это не значит, что по этой причине я хочу вернуться к семье и к своей прежней жизни.

— И все-таки? — не унималась я — я ожидала ответа на другие вопросы.

Синобу вновь улеглась, сложив руки на животе. Уставилась в потолок.

— Потому что я хочу решать за себя и не хочу, чтобы это делали родители. Хочу быть свободной и делать то, что мне хочется, и тогда, когда мне этого хочется.

Она вдруг подскочила на постели, устраиваясь в позе лотоса, ее взгляд сфокусировался на мне.

— Хочешь знать, откуда я знакома с Яэ Мико?

Я изо всех сил пыталась не показать прожигающего любопытства, предвосхищая захватывающую историю. Сдержанно кивнула.

— Я работала в ее издательском доме. Точнее… Я проходила у нее стажировку. Это должно было занять три месяца… но меня не хватило даже на один.

Она развела руками, а я прикусила зубами кончик карандаша в попытке сдержать улыбку — это так на нее похоже.

— Я никак не могла просто уйти спустя две недели — мне бы пришлось выплачивать ей неустойку, — ее лицо исказилось гримасой, — сумма оказалась… В общем, сумма была такой, что вместо издательского дома я месяц работала у нее в казино.

— Ну, теперь все встает на свои места, — я искренне развеселилась, а Синобу метнула свирепый взгляд в ответ. И подушку в придачу.

— Оказалось, что я неплохой дилер, — девушка усмехнулась, — и Яэ решила заплатить мне. Гораздо больше, чем я была ей должна за неотработанное время в издательстве. Так она решила переманить меня к себе.

— Ну так… в чем проблема?

Куки выдохнула.

— Я не… о, Семеро, мне просто не нравится Яэ Мико. Мы с ней не сошлись. И в казино я работать не пойду.

Она схватилась за книгу и вновь притаилась меж страниц — я решила, что разговор закончен. Однако когда я взялась за свой альбом, она подорвалась с места и метнулась ко мне, заглядывая через плечо:

— Чего ты там рисуешь? — вкрадчивым тоном заговорила она, а я смутилась, пытаясь прикрыть свое художество. Тщетно. — Ууу… Ты и правда влюбилась, подруга.

Она потрепала меня по макушке, как маленькую собачонку, и щеки у меня вспыхнули: на листе бумаги красовался портрет Аято.

***

Руки проскользили от крепкого торса к шее, распаленной от нарастающего желания. Я прижималась ближе, сетуя на шершавую ткань, которая мешалась и раздражала кожу грубым трением; Аято простонал в поцелуй, податливо открывая рот и сплетаясь языком с моим. Никогда не думала, что обычных поцелуев в одежде я буду ждать так долго, но, видят Архонты, это еще не все…

Я перекувыркнулась, оказываясь на нем сверху. Нетерпеливые пальцы проникли под тонкую футболку и мягко очертили кубики пресса. Его мышцы напряглись. И не только они.

Я задвигала бедрами. Аято разорвал поцелуй и запрокинул голову, сбивчиво дыша… Мои губы припали к его шее, почти кусая, руки поползли выше к его соскам… Однако он внезапно поймал меня за запястья.

Я тут же оказалась прижата спиной к постели, и Аято навис сверху. На щеках у него расцвел румянцем отпечаток возбуждения, глаза были будто подернуты пеленой. И все же он остановился.

— Прости, не сейчас, — хрипло заговорил он и улыбнулся, — у меня сегодня гонка. Мне пора собираться.

Мне захотелось придушить его на месте, но он по-прежнему крепко удерживал мои предплечья над головой.

— Ты серьезно? — выпалила я. Влажное, горячее чувство между ног вмиг стало некомфортным, а еще секунду назад я хотела его член в себе.

— Да, милая, — он наклонился, чтобы чмокнуть меня в губы. — Разумеется, мы продолжим позже… при одном условии.

Я вырвалась из его хватки и сердито уселась на краю кровати. Сердце все еще колотилось от желания вперемешку с негодованием.

— У тебя для этого еще и есть условия? Может, мне надо где-то расписаться? Предупреждаю, без Синобу никакие бумаги я не подписываю, — съязвила я.

Аято продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. Его руки легли мне на талию, и я дернулась, тело натянулось струной — любого прикосновения сейчас хотелось избежать, пока я не остыну.

Впрочем, он не обратил на мою взвинченность особого внимания.

— Будешь моим талисманом?

Изворотливо, по-кошачьи он заглянул в мои глаза, ожидая ответа. Я приподняла брови — мне нужно было чуточку побольше деталей.

— Талисманом, — повторил он, как будто во второй раз это имело больше смысла, — это значит, что ты будешь сидеть со мной в машине на гонках.

— А так можно? — неуверенно поинтересовалась я, чувствуя себя полной идиоткой: я и не думала, что в гонках куча разной терминологии, в которой я совершенно несведуща.

— Конечно. Это одна из традиций. Но это, тем не менее, совсем не обязательно.

Я поднялась с постели, небрежно одернула футболку, сложила руки на груди.

— И что от меня требуется?

Требовалось от меня немного — сидеть в машине и поддерживать гонщика. При идеальном раскладе — быть его второй парой глаз. Правда, по словам Аято, в первый раз можно обойтись исключительно первым пунктом.

Я смятенно оглядывалась по сторонам. Крики людей были сегодня необыкновенно пронзительны, колотя по оголенным венам металлическими барабанными палочками. Я вздрагивала от каждого особенно громкого возгласа, порывалась заткнуть уши, но все-таки старалась держать себя в руках.

— Эти девушки у стартовой линии — грид-герлз, — Аято изо всех сил пытался отвлечь меня разговорами, вводя в курс дела. — Они здесь в качестве помощниц, ну и для красоты, конечно.

Для красоты — это мягко сказано. Идеально вылизанные, стройные, в явно небюджетных обтягивающих тряпках. С досадой я подумала, что они и правда выглядят весьма изящно и симпатично. В этом им не откажешь. Они отвлекали на себя внимание не только гонщиков, но и толпы: в этом, возможно, был смысл — чтобы лишний раз не нервировать водителей, которые и без того на взводе перед гонкой.

— Это заезд на короткую дистанцию. У финиша тоже толпа, которая будет встречать победителей. После окончания многие ломанутся к нам… не пугайся сильно, — он оставил легкий поцелуй у меня на виске, я лихорадочно вдохнула, успокаивая разбушевавшиеся эмоции.

— Все в порядке, — продолжил Аято, — я буду с тобой. Доверься мне.

Я честно ему доверяла, но мандраж от предвкушения чего-то нового сжал органы тисками и не позволял расслабиться. Просвистел сигнал. Аято взял меня за руку, ободряюще улыбаясь, и повел к машине.

— Эй, куколка! — вскрикнул мужской голос из толпы, вынудив меня непроизвольно оглянуться. Я не думала, что обращались ко мне, однако, кажется, так и было: парень послал мне воздушный поцелуй и бросил вдогонку: — зачетные ножки!

Аято рассмеялся и подтолкнул меня к пассажирскому сиденью. Я послушно села, вонзилась ногтями в собственную ладонь. Ремень безопасности скользнул по моей груди, я беспокойно проследила за ним глазами: если нужен ремень, значит, все серьезно.

— Не бойся, куколка, — усмехнулся он, — так ты будешь твердо оставаться на месте и не мотаться из стороны в сторону на лихих поворотах.

Вскоре он уже сидел у руля, ожидая сигнала на старт. Мои руки потели; кусая губы, я пристала к окну: девушки и парни кричали, размахивали плакатами и какими-то флагами, сквозь стекло их выкрики разобрать было сложно. По губам я видела, как многие скандируют имя Аято, что заставило меня улыбнуться и, пожалуй, даже придало толику спокойствия. Яэ Мико сегодня участие не принимает — интересно, кто другие фавориты.

Автомобиль сорвался с места прежде, чем я успела осознать: гонка началась. Пальцы судорожно вцепились в сиденье. Образы за стеклом сменялись так быстро, что закружилась голова. Я жадно вдохнула и собрала в себе остатки сил, чтобы посмотреть на Аято: он улыбался, хотя по выступающим челюстным косточкам я догадалась, что он исключительно напряжен и сосредоточен на дороге. Я посмотрела вперед, на трассу — пусто. Значит, пока мы держимся впереди.

— Расслабься. Это веселее, чем ты думаешь, — искренне задорные ноты в его тоне не оставили мне и шанса — мои губы растянулись в неуверенной улыбке.

Однако стоило ему притормозить на повороте, и тревога вернулась с новой силой, когда меня тряхнуло так, что ремень больно вдавился в грудную клетку. Я вперилась взглядом в зеркало заднего вида: другие участники догоняли, и ехали они так быстро и так близко, что в голову прокралась неприятная мысль — сейчас они воткнутся на всей скорости нам прямо в зад, а я бодро и жизнерадостно пролечу через лобовое стекло прямо до самой финишной прямой.

— Аято… — срывающимся голосом позвала я. Он набирал скорость.

Его губа была закушена: он целиком и полностью сфокусировался на дороге, изредка поглядывая через зеркало на своих противников. Они все еще не отставали.

Я начинала жалеть, что согласилась на это. И подумать не могла, что я такая трусиха… Желудок отчаянно ворочался, совершал неописуемые кульбиты, едва ли не меняясь местами с легкими, сердцем и черт знает чем еще. Когда уже закончится эта проклятая трасса?

Секундное прикосновение к окаменевшим от ледяного пота пальцам привело меня в чувство: Аято отвлекся буквально на мгновение, чтобы легко сжать мою ладонь в своей руке.

«Я буду с тобой. Доверься мне.»

Я приложила все усилия, на которые только была способна, чтобы выровнять дыхание. Рука Аято теплым, призрачным следом осела на фалангах. Он вновь набирал скорость. Отражения других автомобилей теперь не приближались, а финишные флаги уже виднелись в поле зрения. Воодушевление заструилось в груди, импульсы чистого восторга электричеством прошлись по всем конечностям…

Я несдержанно вскрикнула, когда мы пересекли линию. Завизжали колеса, задымились; завизжали люди, которые ждали победителя. Я посмотрела на свои руки: кисти пробивало такой сильной дрожью, что они смазывались перед глазами. Пульс гремел в ушах. Грудь высоко вздымалась. Аято вдруг перегнулся через сиденья и рывком, почти грубо впился поцелуем в мои губы. Влажно, чувственно, кипуче-пылко — я и не подозревала, что он таким бывает. Что ж, получается, я выполнила свое условие.

— Пойдем, — тихо, на выдохе выговорил он, отстегивая меня от кресла. Волосы у него взмокли, как и у меня, былое напряжение стекло по виску каплей пота. Я кивнула и выбралась из машины.

У капота аплодисментами нас встретил довольный Тома. Вдоволь нахлопавшись, он поклонился нам обоим. Другие зрители, в свою очередь, тоже быстро поспешили к нам; я неловко одернула юбку и смущенно выдала подобие улыбки. Здесь мне сейчас быть не хотелось… Но Тому я отчего-то была рада видеть.

— Господин Камисато, — усмехнулся он, — вы сегодня в ударе. Поздравляю.

Аято похлопал его по плечу, и они оба рассмеялись.

— Здравствуй, Тома, — вклинилась я, ограничившись лишь скупым кивком головы вместо полноценного поклона.

— Рин, — он просиял, — с боевым крещением?

Девушки, которым повезло оказаться за оградой, запрыгали вокруг Аято, взяв в кольцо и отрезав от нас двоих. Усилием воли я заставила себя переключить внимание на Тому: мое мнимое спокойствие держалось на одном лишь доверии к парню. Я была почти уверена, что мне не о чем переживать. Почти.

К тому же, мне нужно было кое-что сказать Томе, раз уж он пришел нас поддержать.

— Как видишь, — я всплеснула руками, изо всех сил держа уголки губ приподнятыми. А вот Тома, напротив, радовался искренне.

— Знаешь, твое появление тут произвело фурор. У Аято раньше никогда не было талисмана.

— Приятно слышать, — отозвалась я, чувствуя, как разговор начинает набирать странные обороты.

Это ощутил и Тома. Он хотел было сказать что-то еще, но вдруг поджал губы, переступил с ноги на ногу. Снова улыбнулся.

— Говори уже, — не выдержала я, позволив своему лицу наконец расслабиться.

Тома обреченно выдохнул.

— Хотел извиниться за то, что рассказал тебе все. Я не имел права этого делать. Он должен был признаться тебе сам.

Смутное облегчение тепло зашевелилось внутри — как будто чувство долгожданной завершенности наконец-то наполнило все мое существо. Я совершенно не злилась на Тому, хоть и нечто едва различимое все-таки заставляло меня ждать от него этих слов.

— Ты ни в чем не виноват, — честно ответила я, — ты был прав. Тем более, мы уже обсудили это с Аято.

В глазах у него заплескалась новая мысль, и тут же угасла, когда его взгляд внезапно переместился на кого-то позади меня. Прежде чем я успела обернуться, голос Аято коснулся моего уха:

— Помяни дьявола. Вы тут обо мне сплетничаете?

Я прыснула, и Тома подхватил:

— Да. Распускаем о вас самые грязные слухи, господин.