В белой палате лежал Еся. Он уже четко осознавал, что находится в совершенно другом месте нежели подпольная лаборатория, где его пичкали подавителем. Место уже приелось, здесь было чуть менее скучно. Мастер разговаривал с ним на равных, и это немного облегчало жизнь. Но Еся продолжал считать себя никчемным и никому ненужным. Из развлечений было смотреть на то, как преломляются лучи света в графине, да листание книжек. Последнее давалось с трудом. Он не мог сосредоточиться на чем-то продолжительное время. Все выходило из-под контроля, смысл слов терялся. Еся надеялся, что в скором времени все вернется на круги своя, и он сможет, как когда-то давно, читать книги.

      В детстве он часто читал книги, прячась от реальности и избегая проблем. Еся и сейчас был бы не против сбежать от гнетущего состояния.

      В соседней комнате сидел Булгаков и играл с Женей. Но это Есю не интересовало. Он наблюдал, как эти двое сближаются и доверяют друг другу все больше и больше. Это было странно. Казалось, сам Еся доверять мог только белым стенам, что его окружают. В глубине души он завидовал, что к Мастеру приходят в гости Женя и Анна. Последняя совсем недавно переехала в съемную квартиру и стала реже появляться в лаборатории. Как и еда на столе Еси.

      Ахматова была более чутка к проблемам других и готовила на всех, соблюдала строгую диету для себя, а блюда были разнообразными и красиво поданными. Булгаков же готовил сносно, но далеко не такое огромное количество блюд и не так красиво. Есе даже было немного жаль, что Анна так старалась, а он все равно не чувствовал вкуса.

      Хотелось поговорить с Мишелем. До жути. Он давно не появлялся в лаборатории, с того момента как Достоевский уехал в Японию. Пусть Фёдор уже приходил сюда, но Мишель так и не объявился. Ёсе начало казаться, что никакого Мишеля не существовало, и это он все выдумал, только потому что было одиноко и скучно. Истинная галлюцинация, не более. А сейчас его нет потому, что ему недавно назначили таблетки, как и Гоголю. Те же самые, потому что никто не поверил его рассказу и сочли за бред и видения.

      Это больно било по остаткам самолюбия. Не все ещё уничтожила судьба. Правда в судьбу еся не верил. Он лишь знал, что все случившиеся — это следствие его действий и действий других людей, даже тех, кто мало связан с ним.

      Смотря в потолок, он умолял чтоб Мишель объявился сейчас и рассказал, чего нового произошло в жизни. Он уезжал с братом в Японию и там должен был выйти в реальность, но Еся надеялся, что Мишель так не сделал. Он все обещал показаться в физической оболочке. Это, наверное, было жутко страшно со стороны наблюдать, как тело создается заново от костей до кожи и нервных окончаний.

      За стеной смеялись, а запах табака проник в палату. Еся чихнул. Выйти и сказать им, чтоб заканчивали курить, не было сил, да и с чего это они должны были подстраиваться под него? Еся не знал, как разговаривать, когда что-то не устраивает, ибо привык молчать в случае неудобств. К тому же через минуту он уже не чувствовал горький запах.

      Он перевернулся на бок. В глазах начало темнеть. Силуэты больше не различались, все пропало из вида. Нет больше стен, окна, закрытого белыми шторами, бетонного пола. Лишь чувство что душно, а в груди щемит от боли. Он начал громко кашлять и задыхаться, но просить о помощи даже не думал. Это всего лишь пустяк, не первый раз такое. Правда последние три недели это состояние не приходило.

      В палату вбежал Булгаков, повернул на спину, накапал каких-то капель и аккуратно влил в глотку Еси, когда кашель успокоился. Почувствовав прохладу в горле и облегчение в дыхании Еся спросил:

      — Что вы мне дали?

      — Валосердин. Такой случай уже описывался в твоей карточке и там был прописан он, поэтому решил держать по близости-с, и смотри-ка не прогадал-с. А сейчас я дам тебе снотворное, а то скрипишь на всю лабораторию. Ты же не спишь нормально, верно?

      Ёся ничего не ответил, лишь потупил взор и сфокусировался на полу. Ему протянули какую-то белую таблетку. На вкус она оказалась как сахар. Еся закрыл глаза и почувствовал, как в голове пустеет и тяжелеют веки.

      — Спокойной ночи, — и Булгаков закрыл за собой дверь, оставив свет включенным на случай, если посреди ночи Сережа проснется.

Следующие несколько дней Еся почти не помнил, потому что ничего выдающегося не случалось. С каждым днем опасения, что Мишель лишь создание помутненного рассудка усиливалось. Он все не появлялся. Это было обидным и страшным. Что-то в голове все равно противилось осознанию тому, что он сумасшедший. Ещё и черный человек подначивал.

      — Ты никчемный вот он и не приходит. Он нашел более лучшего собеседника. Было бы хорошо, если б ты сдох, мерзость хренова. Кто вообще позволил тебе жить?! — говорил хриплый низкий голос около уха.

      — Заткнись, — отвечал Еся рассматривая черные прожилки на руках. Хотелось проверить: пойдет ли черная жижа из вен, если он вскроется. Но коли он так поступит, Черный человек будет ликовать и захватит ещё больше места, укрепиться и будет еще больше власти иметь над телом. Да и банально лень было все это делать.

      И вот в один из таких дней Еся подошел к зеркалу в ванной и в полутьме отодвинул занавеску. Ему было страшно до ужаса, темень и черный человек — главные страхи его жизни. Сердце бешено стучало, но внешне это никак не проявлялось.

      — Ты только посмотри на себя, мерзость! Когда ты уже сдохнешь?

      — Заткнись… — в глазах стало темно, во рту почувствовал привкус железа, и сам упал на кафель с оглушительным шумом. Его обвил черный туман и стал плотным как кокон. Словно Еся так перерождался и обретал новый облик.

На шум пришел Мастер. Обнаружив тело в полумраке, лишь в свету одного единственного луча из маленького оконца, выходящего на кухню, он вздохнул. Поднял костлявое, худое тело на руки, цыкнул и пошёл в палату. При свете фонаря кокон ослаб и постепенно развеивался. Когда Еся очнулся, он не помнил, что произошло и с глупым выражением лица смотрел на Булгакова. В носу стоял запах крови. Дышалось тяжело.

      — Вот скажите мне, сударь, вы можете хоть пару дней без приключений прожить?

      — Но ведь черный человек сильнее меня.

      — Ну ты преувеличиваешь, неужели это он заставил тебя идти в заведомо страшное место, чтоб овладеть тобой?

— Нет. Я хотел доказать себе, что ничего страшного в отражении нет.

      — Но побоялся видеть отражение, и поэтому решил смотреть в полумраке? Не кажется ли тебе, что так ещё больше страха ведь у воображения больше простора для игры-с.

      — Наверное…

      — Думай в следующей раз, что делаешь. С завтрашнего дня начинается обучение.

      Ёсе было интересно как он начнет обучение, если голова даже на одной странице не может с концентрироваться. Что придумал Булгаков, чтоб внимание оставалось всегда? Промелькнула мысль, что программу составляла Анна, она все же преподаватель в ВУЗе.

      Булгаков вздохнул и посмотрел еще раз на Есю. Черные разводы постепенно исчезали с шеи. Кровь, которая шла из носа, смешалась с чем-то черным. Из предположений это была физическая сущность черного человека. Оставлять пацана совсем не хотелось, больно много раз он за неделю встречал приступы, связанные с черным человеком. Значит дозу слишком сильно понизили. Тогда было единолично принято решение выдать подавитель на три капли больше, чем в плане.

      Когда Еся выпил, сразу стало легче, он словно не замечал, что его ломает без подавителя, что способность стала сильнее. Слабость наполнила тело, даже руку поднять было тяжело, ноги тянуло и неприятно сплющивало. Булгаков ушел со спокойной душой.

      И как только он это сделал, в дверях появился Мишель. Казалось, Еся потерял все эмоции, но этот приход обрадовал его. Руки задрожали от желания сделать приветственный взмах, но поднять их он не смог.

      — Извини, пожалуйста…

      — Не стоит извинятся перед мной, — шепотом произнес Еся.

      — Ты стоишь извинений.

      — Нет. Расскажи лучше, как прошла поездка, как мир?

      — Можешь не говорить шепотом, Булгаков ушел из лаборатории.

      — Не слышал скрипа железной двери. Может тогда покажешь свою физическую оболочку?

      — Не думаю, что она отличается от моего призрачного тела, да и кричу я страшно.

      — Разве это важно? Или это больно?

      — Я уже привык и почти не чувствую боли. Извини, я не хочу, чтоб ты видел это зрелище. Не думаю, что тебе по силам вытерпеть то, как создается тело с нуля из воздуха.

      — Мне все равно, давай.

      Есе на самом деле интересно посмотреть на это, но он старался не показывать своего волнения. Мишель кивнул. В следующую минуту в комнате начала появляться некая дымка, а лицо Мишеля искривилось в гримасе. Ёсе это показалось странным, нервных же окончаний пока нет. Взвесь начала принимать форму тела и облепливать духа. Постепенно ноги становились более видимыми, Еся даже мог поклясться, что видел, как образовываются мышцы. И вот спустя минуту вопль пронзил палату. Это показалось странным Есе, ведь Мишель сказал, что привык уже.

      — Ты чего кричишь?

      — Не выходил уже больше полугода все копил, вот и больно. Извини если напугал.

      Послышался стук в дверь. В палату вошёл Женя весь в крови. Удивленно взглянув на Есю он тихо произнес.

      — А где Михаил Афанасьевич…

      — Никому не говори, что видел! — выпалил Мишель.

      — Но разве вы не хотите увидеть брата? Еся говорил, что вы брат Фёдора — со странной улыбкой произнес Женя.

      — Он еще не готов.

      — Так значит все было правдой?