сумрачной комнате сидел Фёдор за столом. Он писал программу для очередного взлома европейский базы данных, а если быть точным для «Ордена часовой башни» и «Согласия». Работа была муторной: код пишешь часа три и потом ещё столько же, если не больше, исправляешь ошибки.

      Волосы были сальные, глаза красные, слезились и лихорадочно светились безумным блеском, под ними были тёмные круги. Усталость ломила тело, он чувствовал каждую косточку, но предпочитал забивать на это: не первый раз болит и беспокоит.

      Быстрые удары о клавиатуру раздавались по комнате. В голове уже стояли сцены, как он получает информацию об эсперах и опытах на них из организаций. Ликование уже подкатывало к горлу, этот лёгкий мандраж перед победой окрылял.

      Согласие и Орден были несколько похожими организациями. Оба проводили исследования, выявляя пределы способностей эсперов, сотрудничали с армиями и разрабатывали лекарства на базе нейролептиков, транквилизаторов. Последний пункт интересовал Фёдора больше всего, ибо Гоголь и Еся были психически больными людьми, и зачем вставать на грабли, если это за тебя сделал кто-то другой?

      Он понимал головой, что на каждый организм они влияют по разному, но хотелось исключить преждевременный летальный исход из-за несовместимости. Врач, который назначил им лекарства, предупреждал: если не помогут, придется сотрудничать с кем-то из организаций. Но проще было выкрасть их.

      Гоголь молчал о том, как влияют лекарства на него. Не выглядел жизнерадостным, словно устал носить маску шута и все больше времени проводил в кровати, говоря о том, как хочется чтоб все страдания прекратились. Он постепенно превращался в Есю, а этого не нужно плану. В окружении должен был быть ещё один убийца, и пусть Николаю это было в тягость, овощ убивать попросту не может.

      Бывали моменты, когда Гоголь устраивал истерики, и Фёдор не понимал, то ли лекарства не действуют, то ли он их не принимает. Потому что выслушивать в три утра по телефону как ему страшно оставаться одному, потому что чувство одиночества гложило его, было трудно. Он звонил постоянно, и это раздражало Достоевского. И не свойственно Гоголю, обычно он этого не показывал. Скоро идти за новыми таблетками, а ему только хуже стало.

      Достоевский подозревал, что это от укола, который ставят Николаю каждые две недели. Как стало недавно известно, действующее вещество было одинаковым с таблетками, только в два раза сильнее. И это видимо не подходило Гоголю. Еся же показывал себя чуть лучше без укола. По его словам Мишеля он больше не видел.

      Фёдора несколько волновало такое положение дел, ведь если все так продолжится план придётся переделывать в сотый раз. Один раз уже был, когда Гоголь присоединился к ним, второй, когда был найден Женя и в третий — появление Еси на горизонте. Каждый новый виток добавлял информации о эсперах. Единственное, что отмечал Фёдор — собирались вокруг него точно такие же ненавистники способности. Они бы могли открыть коалицию против одарённых, но в этом не было нужды.

Так же меняли положение новые законы о эсперах, а за год принималось таких по два-три. Были мало значимые такие как: налог на бездетность эсперов, хотя он мог тоже сыграть роль, если б пришлось пригрозить кому-то. Девушек эсперов государство вообще за людей не считало и всячески ограничивало. Так например, способность против насильника использовать было до сих пор нельзя ни в коем случае. О тонкостях мира эсперок Фёдор знал из уст Анны.

      Последняя была весьма выгодным вложением, и Фёдор знатно радовался, что такой человек у него в команде. Для него она была интеллигентной девушкой, которая хорошо поддавалась считыванию и даже не пыталась скрыть от Достоевского своих эмоций или мыслей. Ей можно было всегда пожертвовать, но она ещё один обладатель интересной способности, похожей на Эдгара Аллана По из Гильдии. Изучая пределы с ней, они строили теории, какие черты присуще этому типу способностей. А именно — извлечение из мира человека и помещение в странную среду. Если По нужно было написать роман или рассказ, чтоб затянуть человека, то Ахматовой было достаточно просто поймать взглядом противника. Недавно был случай, когда он отправил Анну на задание, ей предстояло впервые замарать собственные руки в крови, сотрудничая с Фёдором. Это был глава одной мелкой преступной организации, что не хотел сотрудничать и разглашать информацию о районе, который он держит. Сколько эсперов, какие способности и прочее. Демон мог бы отправить и Булгакова, но тот последнее время был занят, да и прибить Ахматову к рукам было бы не прочь, ведь она наконец-то отпустила выкидыш и смерть мужа, а значит не имела больше претензий к миру эсперов. Да, она бы так возненавидела Фёдора, но она сама согласилась на предложение. И до этого быв одним из самых лучших информаторов, стала рабочей пешкой правосудия.

      Код был окончен. Отпив холодного чая из побитой кружки, которая путешествовала с ним по разным квартирам и номерам вот уже девять лет, Фёдор встал. Осмотрелся. Было холодно, тоскливо и хотелось спать. Это были вторые сутки без сна.

      В голове стояли события прошлого. Он все структурировал и относил в разные папочки плана у себя в голове. Убийства Жени — отлично и прекрасно работают на план. Это было в нем и особым пунктом — знакомство с такой работой. До этого он был простым уборщиком для Фёдора. Смышлёным, конечно, но не более.

      В тот вечер Достоевский наблюдал за Замятиным. Он показал себя во всей красе. Фёдору было приятно наблюдать, как его работа дала плоды.

      Когда он встретил Женю, тот показался немного ветреным, неуверенным в себе мальчишкой. Такой никогда не сможет работать жёстко и радикально. Но зерно принадлежности к крысам у него было. Он ненавидел эсперов и военных, считал их лишними, и эта схожесть помогла вылепить идеального работника. Он отличался от всех своим трудолюбием и упёртостью.

      Фёдор лёг и продолжил рассуждать у себя в голове, расслабленно вздыхая. Замятин убил резко и даже неожиданно. Казалось бы, он должен был сказать что-то на прощание, но лишь пошёл к Булгакову.

      Звук уведомления. База данных взломана. Фёдор вернулся на рабочее место. Перед ним были открыты множества папок и во всех них была информация, скачав их он приступил к чтению.

      Среди всего прочитанного было много интересной информации такой как — способность главы Согласия — Льва Толстого, Война и Мир. Суть способности — карта местности в реальном времени объёмная, где серединой был сам Толстой. Радиус действия — десять километров. Весьма интересная способность, было отмечено Достоевским. Так у него всегда преимущество на любой территории.

  Так же было написано о широко известном военном на Кавказе — Михаиле Лермонтове. Он тоже состоял в Согласии и был одним из заместителей Толстого. Была приложена фотография. Это был молодой человек с тёмными волосами, в синей военной форме эсперов, с выразительными глазами. Ничего особенного внешне, но это позволяло прятаться в толпе и быть незамеченным. О способности сказано не было, что удивило Достоевского. Либо её скрывали, либо её попросту не было.

      Так или иначе, когда Фёдор закончил, уже был рассвет. И в это время ему позвонил Булгаков.

      — Доброе утро, Фёдор Михайлович, — донеслось из трещащего телефона.

      — Ближе к делу.

      — Ко мне тут обратился Николай. Просит чтоб вы приехали.

      — А что ж сам не позвонит?

      — Утверждает, что в телефоне живут человечки которые подслушивают разговоры.

      — Он таблетки вообще пьёт?

      — Говорит, что да. Я, конечно, успокоительное…

      — Так что от меня надо?

      — Ваше разрешение на начало опытов над ним.

      — А кто проводить будет?

      — Тут Пушкин приехал.

      — Совсем забыл, но зачем тебе моё разрешение?

      — Чтоб все было официально.

      — Чай не в поликлинике работаешь.

      — На самом деле он угрожает мне ножом, если я с вами не поговорю.

      — Забавно. Раз поговорил, значит ты в безопасности.

      — Я бы так не был уверен.

      — Я иду спать.

      — Если меня не станет виноваты будете вы.

      — И что с того?

      — Спокойной ночи, сударь, — обиженно бросили и скинули трубку. Фёдор лишь пожал плечами. Стало интересно, что хотел Гоголь, раз даже угрожал. Ворочаясь в кровати, он всё думал, как влияют лекарства на Гоголя, и как ещё это может помешать плану. Если тот убьёт Михаила Афанасьевича — будет нехорошо. Лишиться исследователя было бы очень не кстати.

К Булгакову у Фёдора было несколько претензий, но понимая, что все из перечисленных никак не влияли на дальнейший план, Достоевский не делал замечания. Взять бы ту же зависимость от морфия, с которой последнее время Михаил Афанасьевич боролся. Эта пагубная привычка мешала воспринимать Булгакова, как достойного человека. Но Фёдору на это было все равно.

Ещё одной привычкой было это проклятое «-с». Словно тот играл в девятнадцатый век. Фёдор считал это за позёрство. Однако работу свою Булгаков выполнял на высший балл, вон человека к крысам привёл, да не абы какого, а целого работника министерства внутренних по делам эсперов.

Маяковский был важной фигурой в плане, так можно было собирать информацию о том, что планируется правительством. Простой служащий, но уже воровал информацию и сливал её. Его воля была сломана, когда Брик отказалась от него. Когда Достоевский с ним лично познакомился тот был потухшим и расстроенным, немного озлобленным на мир. Это подходило работнику Крыс.

Постепенно освещение в комнате менялось с алого на золотистое, солнце поднималось все выше, а Достоевский начинал засыпать. Во сне тот продолжал крутиться и бормотать себе под нос, блаженно улыбаясь. Ещё периодически скрипя зубами. День готовил ему новых проблем.

Минутная стрелка медленно кружила по циферблату часов делая за кругом круг. Вокруг летала пыль. На столе стояли чашки с водой и чаем, ветер перелистывал страницы книги. Смятая простынь лежала на полу, а сам Фёдор скрутился калачиком и мирно сопел. Казалось он походил на милого ангела.

Разбудил его звонок. Долгий и протяжный звонок в дверь. Полусонный, не понимая, что происходит, он подошёл к железной двери. Долго мялся и не хотел открывать, но звонок не отпускали и он здорово бил по голове своим звуком. Наконец открыв дверь, Достоевский увидел Александра.

Крепенький высокий молодой человек. С коротко стриженными рыжими волосами в серой куртке. В руках была дорожная сумка. Выглядел он уставшим и злобным.

      — Что надо? — сиплым голосом спросил Фёдор.

      — Перекантоваться.

      — А почему у меня?

      — Босс, обижаешь. Не в лаборатории же ночевать.

      — Но ты приехал именно в неё, чтоб проводить исследования над своими ядами. Почему бы тебе не снять квартиру?

      — Ну хотя бы потому, что у меня всего десять тыщ, а там надо платить ещё залог, — несколько смущённо ответил Пушкин.

      — А номер в отеле или гостиницы чем не устраивает?

      — Ну…

      — Вот и иди. Нехер здесь появляться. Ещё чего недоброго подумают.

      — Ну хотя бы позвонить дайте, чтоб номер зарезервировать, мой сел.

      — Телефонный аппарат тебе в помощь, я нормально не спал, а соображаю лучше тебя.

      — Обижаете, Босс. Вы все же на порядок лучше мыслите.

      На этих словах достоевский закрыл дверь. И ушёл дальше спать. Пушкин же постоял немного около двери, развернулся и шурша курточкой ушёл обратно.

      Достоевскому не было суждено больше поспать, его окончательно разбудил звонок Булгакова.

      — Какие вы сегодня все настойчивые, — поднимая трубку говорил Достоевский.

      — Лучше сюда приедте. Он требует вас, чтоб поговорить.

      — Дай ему трубку или поставь на громкую связь

      На другой стороне телефона замолкли, а после произнесли: «Говорите».

      — Не буду я говорить. Там живут человечки. Они подслушивают, я раскромсаю телефон…

      — Ты же понимаешь, Коль, что это не поможет, — уставшем голосом ответил Фёдор.

      — Ты не мой друг, ты подделка.

      — Ты таблетки принимаешь? У тебя опять психоз?

      — Это не психоз. Это правда.

      — Жди, приеду с врачом.

Натянув водолазку и джинсы вышел в прихожую. Это был маленький узенький коридор. Особо не разглядывая в полумраке место, обулся, вздохнул и вышел из квартиры, направляясь к Булгакову на другой конец города. По пути позвонил Лукьяненко — врач психиатр Гоголя, и сказал чтоб тот шёл с ним.

      — Извините, а с чего я должен идти до вас?

      — Как я понял у него опять психоз. Он никому не доверяет и угрожает Булгакову ножом.

      — Н-да, говорил же что придётся менять лечение. В амбулаторных условиях подобрать лечение для шизофрении очень сложно. Нужно постоянное наблюдение. Хорошо, я приеду, но вы заплатите в два раза больше, хорошо?

      — Ладно.

      Идя по улицам до следующей остановки, Фёдор наблюдал, как листва вертится на ветру. Красиво, элегантно и грациозно, как танец. Достоевский любил гулять осенью. Прохладно, нет злосчастной жары, даже дышать легче. Прохожие куда-то торопились, Фёдор же шёл размеренно. Ему стоило поторопиться, но он так не считал. Булгаков всегда может отобрать нож с помощью способности. Другое дело, что она вызовет еще большее раздражение у Коли. Как бы тот не стал биться головой об стену.

      В голове всплывали мысли о прошлом. Как он играл в шахматы с братом. Мишель любил различные настольные игры, но шахматы особенно. Он был готов играть со всеми, часто играл с противниками, которые сильнее его, лишь для того чтоб повеселить себя. Ходил на различные турниры. С его смертью Достоевский так и не прикоснулся к шахматам. Вспоминая, как они играли натягивалась улыбка. Что-то было особенного в нем. Федор хотел придти на могилу, включать любимые произведения, прибирать, но этому всему не было суждено сбыться.

      Когда Достоевский добрался до лаборатории было уже двенадцать дня. Его встретил Булгаков. Уставший, злой и осунувшийся Михаил Афанасьевич. Руки заметно дрожали, и тени лежали под глазами. Халат был уже не первой свежести и с дыркой, видимо Гоголь все же напал на него. Он ничего не сказал, лишь открыл железную дверь, за которой скрывалась комната с прутьями на всех стенах и окошках.

      Постели на кровати не было, в углу валялся кровавый бинт, и на полу лежал сам виновник торжества. Комната была простецкая без углов и других острых предметов, видимо нож он стащил из ящика в кухне.

      — Ну, что хотел?

      — Мне невыносимо больно в душе. Что-то угрожает мне, но я не понимаю что.

      — Пока что угрозы исходят от тебя. Чья кровь?

      — Моя, я хотел отпилить руку.

      — Зачем.

      — Она следит за мной.

      — И даже сейчас? Ты же можешь её просто своей способностью спрятать.

      — Так останется связь с телом, кровь в неё будет циркулировать с помощью портала.

      — Посидеть с тобой?

      — Нет, не надо. Зря пришёл, мне хуево.

      — Спасибо, папаша, значит я мог не приходить и спокойно работать над базой данных.

      — Бесишь. Только и носишься со своим планом.

      Федор хотел ответить, что может прекратить его страдания только одним щелчком по голове и он будет мёртв, но Гоголь был важен для дальнейших исследований. На нем можно было ставить опыты, он мог помогать в них же.

Фёдор молча вышел из комнаты, в это же время зашёл Лукьяненко. Весь запыхавшейся, с уставшим лицом и помятой одеждой. Кивнув Фёдору, пошёл за Булгаковым в комнату, где сидел Николай.

Достоевский вышел на улицу, но прежде попросил у Булгакова сигареты и зажигалку. Он не стал подслушивать разговор между врачом и пациентом, лишь слушал как шелестят листья и вдыхал дым. В дали показалась смутно знакомая фигура, рядом с ней шли Еся и Женя, Фёдор не стал подходить к ним, но не мог понять с кем те двое разговаривают. Еся в принципе не охотник за выходом на улицу. А тут еще с кем-то. Разговор был оживлённым, но до демона доходил только смех. Глухой, размазанный.       Отвернулся, чтоб не прерывать идиллию и пошел за лабораторию шурша ботинками.