Разрушенные стены. Ошмётки побелки разбросаны по полу, осколки также. Горы мусора из шприцев, бумажек и бутылок из-под пива. Неприятный запах мочи бьёт в нос. Из потолка торчит загнутый штырь, на него надета петля. Невысокая девушка уже кинула сумку под ноги. Оглянула комнату заброшенного дома ещё раз, уже хотела шагнуть с булыжника, как услышала позади себя голос и от испуга вцепилась в петлю ещё сильнее.

      — Тяжело, наверное, после суда.

      — Кто вы?

      — Трудно жить с такой способностью?

      Девушка опешила от таких слов. Она не понимала, кто мог знать о том, что она пришла сюда по завершению судебного дела. О её способности.

      Она обернулась и увидела высокого мужчину с волосами до плеч.

      — Кто вы? — повторила она вопрос.

      — Допустим, Фёдор. Ваша способность довольно интересная.

      — Из-за неё меня выгнали уже с третьей работы! Не мешайте мне, я не хочу никого видеть.

      — Неужели судебное дело так сильно подкосило вас? Если я вам предложу работать на меня, вы согласитесь?

      — Что ж вы пришли в этот день?

      — В моей работе, ваша способность изменять внешность, будет весьма кстати. Так что́?

      — У вас что привычка не отвечать на заданные вопросы?

      — Возможно. Но вы только подумайте, сможете отомстить всем, кто вас предал и сдал.

      — Я ничего не крала! Они выдумали это, лишь бы поживиться на этом.

      — Я знаю хорошего адвоката. Он поможет выиграть дело.

      Девушка опустила верёвку. Поправила юбку. Ей уже ничего не хотелось, всё казалось бессмысленным и пустым. Разве что-то может помочь после долгого разбирательства? После того, как адвокат из Согласия сложил свои руки. Она молча кивнула и слезла с камня. Фёдор расслабленно улыбнулся.

      — Если я соглашусь, вы обещаете, что я смогу работать?

      — У меня, конечно. Но разве это важно? Вы только что хотели покончить жизнь самоубийством.

      — Какой смысл жить, если без работы ты — никто и звать тебя никак.

      — Разве работа дает имя? Мне всегда казалось, что это не так.

      — Ой, да заткнитесь вы… Лучше скажите, кем я буду работать?

      — Тем кем вас обвиняли всю жизнь — шпионкой.

      Марина сидела в белой палате, напротив неё была Анна, что внимательно слушала всё это время.

      — Ты хотела уйти из жизни потому, что тебя всё время обвиняли в том, что ты нелегально использовала свою способность?

      — Можно и так сказать, но этот человек… Что он задумал?

      — Трудно объяснить в паре слов, но пришла я сюда в таком же отвратительном состоянии, что и ты. Я была в отчаянье от того, как муж себя подвергает опасности, сотрудничая с японцами. И чтоб хоть что-то с этим сделать: обезопасить его, стала работать с Достоевским.

На этих словах Цветаева глубоко вздохнула, Анна же придвинула тонометр и молчаливо стала измерять давление Марины.

      Отчётность нужно было вести. Над способностями крыс, что находились в Петербурге, часто проводили опыты. Слушая сердцебиение в стетоскоп, Ахматова отмечала, что оно было странно учащённым, словно Марина волновалась.

      — Ты когда-нибудь убивала? — неожиданно задала вопрос та.

      — Совсем недавно, точнее не я, а моя способность, но хрен редьки не слаще. А зачем тебе это?

      — Знать перспективы на будущее.

      На этом их разговор прекратился. Цветаева не стала уточнять, как так вышло. Ей молчаливо протянули таблетку. В той же тишине её выпили.

      Ахматова вышла из палаты, и тут же вернулась с мальчиком. Он выглядел лет на двенадцать. Низкий, с кучерявой головой и отсутствующим взглядом. Молча лёг на койку и смотрел прямо в глаза. Марина не решалась с ним заговорить. Он был пугающе худ и костляв. Продолжая его рассматривать она заметила серые разводы и ей показалось, что это просто грязь. Странно для такого стерильного места.

      Ничего особенного дальше не происходило. Её увели в соседний кабинет, где взвесили, измерили рост. Записали все хронические болезни, но ничего больше не сказали. Выходя из этого странного помещения, Марина чувствовала себя ещё хуже, чем до появления Фёдора в жизни.

Казалось все стало только плоше. Работать на кого-то, убивать, возможно. Все стало чернее обычного, хотя казалось, что может быть хуже оклеветанной в суде? Но сейчас, когда была подана апелляция, казалось, что её накажут не подпиской о невыезде из страны, а пересмотрят дело и дадут срок в двадцать лет.

      К ногам подошла белая кошка и начала мяукать. Из палаты вышел мальчик, выглядел он уже не столь отталкивающе.

      — Чья это? Выглядит миленько.

      — Жени, она кажется зовёт, — и он взял на руки, — давайте я вас познакомлю.

      Они прошли по длинному голубому коридору и вышли на кухню, где стены были обклеены жёлтыми обоями в цветочек. На подоконнике сидел паренёк лет восемнадцати и дёргал струны, что-то напевал. У плиты стоял высокий мужчина в зелёной кофте и курил, а рядом пил чай третий. У него была длинная белая коса.

      — Спасибо, Еся, что принёс Интеграл, — проводя по струнам, сказал кудрявый паренёк, — Вы должно быть Марина? Я — Женя. Это — Коля Гоголь и Михаил Афанасьевич.

      — Приятно познакомиться… А скажите трудно работать?

      — Ну, смотря какая способность и какое образование-с. Можно просто собирать по всему городу информацию, а можно постоянно препарировать подопечных. Вот вы кто?

      — Музыкант… по классу фортепиано.

      — Значит-с ничего грязного вам не дадут, если способность у вас неинтересная.

      — Я могу менять внешность!

— У-у-у, значит вам вплоть до убийства поручить могут.

      — Кто-то сказал убийства?

      — Приветствую, Саш! Как эксперименты над ядом, все ещё нужно три дня?

      — Ну, хочешь на тебе проверим? А это что за милашка?

      — Самоубийца не состоявшейся.

      — Зачем такой красавице на тот свет?

      — Вы! Вы не знаете, через что мне пришлось пройти!

      — Без разницы, если не ушли, значит слабы.

      — Тут я не соглашусь, — сказал впервые за пятнадцать минут Гоголь — Чтобы жить, да ещё на Достоевского работать, нужно иметь стальную выдержку. Жень, сыграй нам что-нибудь, мы с Интеграл просим, — и он поднял кошку и начал трясти прямо перед лицом Жени. Тот рассмеялся и провел по струнам. После чего начал громко бренчать. После чего вступил голосом.

      — Отразится в глазах Господня страсть

Лик словно выписан кистью Серова

Нет мне судьи, но до смерти боюсь

Бога, соседей и городового

Надумаешь падать — я тебя поддержу

Потемнеет в глазах — обычное дело

И руками всплесну, и на колени паду

И возвышу свой голос в неразумных пределах

Достоевский с нами, Достоевский жив, — на этой строчке все начали громко смеяться, кроме Марины, и пришла Анна. Женя продолжил.

 — Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив.

Они пьют водку, а я пью чай

Они берут тройку, а я прогуляюсь

Снежинки танцуют вокруг фонаря

Серый лёд под мостом, и я изумляюсь

Благости Божьей и его доброте

А также бездушью и бесчеловечью

Он тебя дёрнет за нос, когда ты в беде

Он тебе заткнёт пасть посреди твоей речи

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

У меня есть идея, а у вас её нет

Даже если — в народ, я её не забуду

А у меня нету денег, а у вас они есть

Как у вас их не станет, у меня они будут

Возлюби свою ничтожность, возлюби свою боль

Свой рваный пиджак и худые штиблеты

И гадюшник этот на пять рублей

Пьедесталом возвысь для себя над всем светом

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Теперь я пью водку, они пьют чай

Я читаю газету, я смотрю в окно

Пьяный извозчик лупит жену

Я, пожалуй, вмешаюсь — мне не всё равно

Эта девка рябая с распухшей губой

Является частью Господнего блага

И я за неё себе хвост оторву

Вот где страдания, вот где слава

Достоевский с нами, Достоевский жив, — тут уже начал подпевать Гоголь и Анна

Достоевский с нами, Достоевский жив

Июльский день, кружка воды

Лихорадка моя и сестричка моя

Вы — развратнейший тип, я тебя зарублю

Вот только встану с постели и займу два рубля

Лишь бы повезло в карты

Как бы повезло в карты

Если повезёт в карты

В карты?!

Французы, татары, немцы и мы

Грустный бэби, где ты бродишь со слезинкой своей

Если ты уже мёртв, значит, время и мне

Причаститься любви да подохнуть во сне

Чтобы не больно!

Чтобы не больно

Вместе с другом-врагом над телом её

Просидим всю ночь, и никто не войдёт

Я сделаю всё, ты не виноват

Пусть убийца — ты, зато я — идиот

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Достоевский с нами, Достоевский жив

Я не святой. Я больше скажу

Я гадок и подл — предавал, продавал

Но безмерно подлее любой из вас

Кто, как я, в облаках любви не летал

Не летал.

      И Женя закончил. Кухня наполнилась звуком аплодисментов и смехом.

      — Признавайся. сам написал? — спросил Александр.

      — Скучно было вот и написал, а что такого?

      — Когда тебе скучно-то бывает?

      — На парах по высшей математике. Препод там душный, каждый раз сальные шуточки насчёт наших студенток выкидывает.

      На мгновение Марине показалось, что все не так плохо. По крайней мере здесь присутствует ирония над самим собой. Ей налили в кружку чай, дали на руки Интеграл и сфотографировали.

      — В личное дело так с счастливой улыбкой, Марина, — произнесла Анна, — настрадаться ты здесь еще успеешь.