Еся сидел в маленьком помещении, кругом было темно и душно. Снаружи ухали совы. Прошло две недели, и всё это время Мишель не появлялся. Стало быть, он всё-таки умер. Серёжа не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны, Мишель этого хотел, с другой стороны не нравилось, что это произошло из-за Чёрного Человека. Это не самый хороший финал для него, тем более того, кто помог вылезти из состояния овоща.

Ни черта не видно. В коленях была слабость, всё тело тряслось. Возможно, сегодня конец всему. Стало быть, это хорошо? Ничего страшного же не произойдёт, если он сегодня умрёт. Все исследования, наверное, уже закончились, а Мишель исчез навсегда… Не с кем общаться. Даже Женя уехал, а Анну он видел последний раз в то утро. Она уходя крикнула, что-то похожее на: «Ёбнутые, не буду я этого делать». Возможно, это об экзамене.

В руках был нож, вот только толку от него не было. Еся ни с каким оружием не умел обращаться. Может, дали чисто для приличия… Сказали, что выйти нужно, как только услышит, что стихло всё. Закончить жизнь в лесу? Наверное, так и надо, ближе к природе.

      Мыслями он всё возвращался к тому, что Чёрный человек захватил разум. У него была бутылка… Красные глаза мерещились везде. Пока он был в лаборатории, заметил, что чёрные отметины на руках стали больше и темнее. Становилось страшно, вдруг он снова возьмёт контроль и пойдет мстить всем тем, кто ему мешал. Сколько смертей в ту ночь могло произойти, если бы Мишель не влил подавитель...? В том, что это произошло благодаря ему, не было сомнений. Рядом с ним тогда нашли осколки, а последняя ампула пропала. И всё-таки не стоило смотреть на свою способность. Что он, не обошёлся бы без этого? А сейчас у него и поддержки не осталось.

      Внезапно Еся осознал, что уже с минуту нет никаких звуков. Он чувствовал, как от волнения к горлу подступает тошнота. Едва совладав с собой, он подошёл к двери, которую едва было видно в лунном свете. За окном опустилась белая пелена.

Рука застыла и не могла даже дернуться. Как каменная.

— Прекрати. Нам надо идти. Ничего же страшного не будет. Подумаешь… — в стену что-то громко врезалось. Сердце стало биться ещё быстрее, застучало в висках.

Еся боязливо открыл щелочку. Ничего кроме белого тумана он не увидел. Дымка стала постепенно пробираться в помещение. «Странно», – подумалось Есе. Но, собравшись с силами, приоткрыл дверь ещё на два сантиметра. И когда даже там ничего не оказалось, отпустил ручку.

Петли противно завизжали, как кикиморы из сказок. Никого. Он огляделся. Видимость была плохая. Выйдя на поляну, он выставил руку, чтоб понять насколько большой у него обзор, однако вдруг увидел два красных огня из-за дерева.

Нечто выпрямилось и стало видно третий – непонятно где, но вроде это его шея. Длинная и чрезмерно худая. Оно вышло из-за ствола и стало медленно приближаться. Еся начал пятиться назад.

А после, не оглядываясь, развернулся и пустился во всю прыть. Нож в руке едва держался. Начало сильно колоть бок, далеко он не убежал. Нечто не сбавляло темп и догоняло Есю. Он бросил нож, может отстанет. Однако тот даже не долетел.

Уже чувствовалась горечь на языке, ноги отнимались, а переставлять их было страшно неудобно из-за слабости. В голове мелькали все слова, что он слышал за последнее время. «Ты должен понимать, что это не просто тест», «Если всё получится, сможем отдать Сару в приют», «Он убьёт тебя, ты не понимаешь!», – и тут что-то резко схватило за руку и повело куда-то в сторону. Черный искал по кустам.

— Тише, тише, сейчас… — знакомый до ужаса голос. «Но он же мёртв… Уж не глюк ли от страха?» – подумалось Есе.

— Еся, ты же ничего не помнишь, да? Что я говорил той ночью?

— Ты…

— Нет, жив, я говорил, что, пока есть способность, меня нельзя убить. Надо разбить его кристалл… Но как? Где тот нож?

— Не знаю.

— Ладно, спрячься, он тебя ищет, а не меня.

И голос исчез. Темно было настолько, что Еся не мог понять куда ему сунуться, чтоб его не обнаружили, но при этом… Что-то здесь было не так. Возникла мысль, что Чёрный принял облик Мишеля. Ведь это, то чего боялся Еся последние две недели.

      Двигаясь наощупь, он нашёл какой-то валун, приставленный к ели, и сел туда. Ветки были низкие и очень колючие. Тут его не найдут, если он задержит дыхание. Он поглубже вдохнул. К своему сожалению, Еся понял, что львиная доля выносливости приходилась на черного, и что без него он сам ещё слабее. И то, что он в принципе смог побежать – чудо. Как победить это, Еся не понимал.

***

      Они были в небольшом заброшенном здании рядом с эпицентром тумана. Фёдор читал при луне, ему всё равно не было видно, что за пределами комнаты. Шибусава сидел на подоконнике и смотрел в стену.

— Интересно…

Фёдор ничего не сказал, лишь поднял взгляд на Тацухико.

— В тумане есть человек, похожий на тебя. С ним слилась способность…

— Всё-таки пришел. Значит, шансов выжить у Есенина теперь больше.

— Есть предположения, кто он?

— Только то, что он на постоянной основе не имеет тела.

      Тацухико хмыкнул и отвернулся. Он словно сказал, что жаль упускать такой редкий экземпляр. Он уже говорил Фёдору, если Достоевский запросит слишком большую и ценную вещь для коллекции на исследования – он заберет его душу. Тот лишь отшутился, что души у крысы нет, она продала её дьяволу.

      Фёдор встал с пола и пошёл по периметру комнаты. Из всех выбитых окон открывался один вид – белый туман, что застилал всё, и несколько деревьев. Способность его не трогала, и Достоевскому было это лестно. Видимо, тем наказанием за смерть Мишеля была всё же его способность, и пришло оно незамедлительно. И больше его не касалось. Он редко убивал с помощью дара и даже сам не знал всех нюансов работы способности. Просто грех, от которого нужно было избавиться.

***

      «Если слышишь меня, если это правда, пусть я проснусь в той проклятой белой комнате с отвратительным запахом, я не хочу, прошу тебя, пожалуйста, избавь меня от этого. Это всё неправда. Не хочу. Это ложь» – причитал Еся, задерживая дыхание уже пятый раз.

— Еся! — голос где-то далеко, стало только хуже.

«Как он мог выжить, столько крови было» – пронеслось в голове , – «Нет, это не он».

— Еся! Выходи, я нашёл нож.

«Хочет отмстить, но оно и правильно».

— Еся…

— Прости, я не хочу его видеть.

— Тебе всего лишь нужно выйти, я сделаю всё сам. Он здесь. Выходи.

      Серёжа продолжал сидеть и давить свои слёзы, ему одновременно и хотелось выйти, и нет. Было чертовски страшно, что всё это иллюзия. Шуршали ветки. Он лежал на холодном сугробе под елью, поджав ноги, и бормотал. Глаза почти ничего не видели.

      Кто-то ходил рядом, но словно все его реплики были записаны на диктофон, который включил Чёрный человек и сейчас ходит ищет его, приманивает. Что-то солоноватое полилось по глотке. А затем его начало выворачивать. Всё, что он ел сегодня, вылезло наружу, одежда стала тяжёлой, руки и ноги тряслись. Жидкость выходила какими-то комками. Он специально прикрыл рот, чтоб эти ужасные звуки не распространились на округу.

— Господи.

      Кто-то раздвинул тьму и протянул руку. Лица не было видно, но пахло приятно, сиренью что ли... Из-за горечи плохо чувствовалось.

Неизвестный протянул руку, Еся неохотно протянул в ответ липкую.

— Я не умер, идём, осталось немного, тебе всего лишь нужно выйти на поляну.

      Сережа с уставшим измождённым лицом посмотрел на спасителя. В силуэте угадывался Мишель. «Ладно, если так, то не страшно…» – Еся предпочитал молчать, крик тут не поможет. В горле стало сухо. Желчь стала чувствоваться очень отчётливо.

      Его куда-то вели, он спотыкался, чуть ли не падал, смотрел немигающим взглядом, но весь мир словно растворился в поганом тумане. Его отпустили, и послышались дальше шаги. Остановились. А потом два ярких пятна уставились на него. Еся впал в ступор и не понимал, кто это, почему он здесь. Вглядывался, руки дрожали, и он не знал куда их деть.

      Чёрное пятно стало двигаться в сторону Еси и вытягивать конечности. Оно явно хотело задушить, как тогда отец.

      «Ужасно, прекратите, я не хочу» – Еся упал на колени, а после и лицом на землю. Шаги становились всё громче, но сил поднять голову не было. Всё горело от холода, он бы и поел снег, да только зубы свело.

      Вдруг услышал мерзкий звон и крик. Чёрного или Мишеля? Засветилась шея.

— Ну вот, я же говорил, – к нему шустро подошли и подняли, — Теперь всё позади. Держи платок.

Однако Еся не отвечал. Не видел. Всё, что сейчас стояло перед глазами – чёрная пелена. И где-то вдали алый. «Заткнись уже!», – запах чего-то странного и противного, что-то солёное скатывается по щекам. «Меня продали сюда, S-76 и вовсе жил на улице, потому что сбежал от сумасшедшей бабки», – плечи словно по живому резали. «Надеешься, что тебя заберут?», – голова болела, а мир кружился. Голоса заполонили пространство. Что реально? Кто реален? Это сейчас происходит? А что такое «сейчас»? А чьё оно вообще, тело? Кто он? Существует ли вообще этот «он»? А «они»? Тоже были когда-то? Из прошлого? «Не смей разговаривать с ними. Ясно, уёбище?», – щека горела. Он будто тонул, но не мог понять, в чём причина. Тело не слушалось, оно словно отдельно от него жило.

Казалось, так всё и останется навсегда, и тянулось это долго. Пучина затягивала. Кто все эти люди? И люди ли они вообще? Будущее или прошлое? Где он сейчас…

Холодно. Одиноко. Больно. Ужасно.

      Мыслить дальше пары слов не выходило. Но от чего-то всё затихло. Темно. Ледяной и мокрый. Пальцы вцепились во что-то.

— Еся! – знакомый голос.

      Он что-то объяснял, но звуки как-то не складывались в слова. Однако он уже видел свет луны. Сжимал чью-то кисть. Постепенно вырисовывался силуэт. Кто-то нескладный, высокий, но почему-то близкий.

— Еся! Слышишь? Ну же… – явно надрывался.

«Я кому-то важен?», – проскочило удивление. Однажды поверил в это – и оказался в подполье.

Некто попытался поднять «его», но не вышло. Честно говоря, фигура не была атлетически сложена. Попытался разжать руку.

— Если слышишь, кивни.

Еся повернулся к источнику звука, и сделал попытку того, что просили. Хоть он и едва понимал, о чём говорят. Уже видно деревья и что-то белое повсеместно. Плотное, дальше стволов и не видно-то ничего. Слабо, но начали двигаться все части тела.

— Ты… Кто?

— Неужели забыл? – взволнованный голос.

— Я? Я не понимаю. Ты - теплый. – Язык едва шевелился, говорил Серёжа тихо и медленно, хотя в голове вертелась куча вопросов. Ему утёрли лицо.

— Я Мишель.

Пазл стал складываться. Он пришёл в лес из-за какого-то испытания, а сейчас лежит здесь. Стало быть, всё закончилось? А тот Чёрный ушел?

— А он?

— Ты справился. Всё хорошо получилось. Ничего? Совсем ничего не помнишь? Неужто слияние обратно так сильно ударило?

      Еся ничего не сказал, всего лишь повернул голову, боясь увидеть знакомое красное свечение. Ничего там не было.

— Ну ладно, надо выбираться.

Но Есе никуда не хотелось идти. Тело слишком непослушное, да и вдобавок здесь, под открытым небом, а не в душной комнате, куда как проще всё.

— А зачем?

— Пожалуйста, ты простудишься если продолжишь лежать. Надо тебя умыть. И кровь, и...

— Кровь?

— У тебя всё лицо в ней, Есь.

      Серёжа попытался привстать, согнулся, и тут же упал обратно. Было неприятно. Достоевский дал руку и потянул на себя. Выходило туго, Еся пару раз отпускал руку и падал обратно. Но на четвертый раз наконец поднялся.

      Тяжело дыша, он смотрел куда-то вдаль. В голову начали приходить связные мысли, и он смог вытянуть руку, чтоб посмотреть на неё. Она ожидаемо была даже в одежде слишком тонка. И тут он заметил, что сам Мишель выглядит подозрительно легко для середины весны.

— Я заболею? А ты? Ты же в одной рубашке.

— Ну откуда же у меня взяться теплой одежде, скажи, пожалуйста. Я взаперти был почти четырнадцать лет. Идём?

— Четырнадцать? — почему-то Еся только сейчас задумался, сколько должно исполниться Мишелю, если он старший брат Фёдора. — Если он выглядит как что-то около тридцати, то тебе примерно столько же?

— Прошу тебя, пойдем, - Мишель уже начал трястись и потирать плечи.

— А сколько мне? Я… Мне-то…

— Странно, что ты этим интересуешься… Давай по пути подумаем. Хорошо?

Еся кивнул. И ему вновь помогли, только уже встать на ноги. Почему-то в голове проснулось множество воспоминаний из прошлого. И первое, что ему пришло в голову «А во сколько я попал к ним?».

      Идя по дороге, он рассуждал про себя: «Если учился в шестом классе, значит, когда было двенадцать? А как те себя чувствуют, хоть кто-то выжил? Номера, у них должны быть имена. Своё помнил, потому что надеялся, что его заберет мать и узнает, если он назовётся. Но она не нашла».

— Еся, ты себя как чувствуешь? Ты хромаешь, – кажется, Мишель никогда не перестанет за него беспокоиться.

— А? Я… Не знаю, а что должен? – в груди всё ныло и то и дело замирало с каждым вопросом про прошлое, про себя, а тут...

— Боже… Я думал, тебе будет легче, когда ты его поборешь. На что только надеялся?

— Это была борьба? Он просто хотел придушить меня, – как-то невзначай спросил Еся и поправил сырые рукава куртки.

      Мишель не ответил, они медленно продвигались вперед по чаще леса. Куда – одному Достоевскому известно. Он обхватил его одной рукой, а Есину перекинул через собственную шею. Так они и брели.

 Под ногами хлюпало. Ветки били по лицу даже Сережу, а он был на целых полторы головы ниже Мишеля. Оба дрожали и быстро окоченели. В ботинках было сыро. Если бы остановились, уснули бы от усталости и уже не проснулись. Надо было дойти хотя бы до хижины. Её не было видно, и Еся не понимал, как далеко они зашли, где они вообще. Лес везде выглядел одинаково, а в потёмках и туманной завесе не было видно дальше пяти шагов. Мишель, казалось, вёл вообще куда-то в другую сторону, но было принято решение слепо довериться ему.

      Еся впервые за всё это время поднял голову. Сияли звёзды на фиолетово-черном небе, особенно ярко, так, как их не было видно из окна ночью. Словно на чёрное полотно брызнули белой краской. Здесь узнавались созвездия, которые когда-то кто-то ему показывал, как различать. В голове всплыл образ кого-то бородатого. И церквушка на окраине деревни. Запах полыни.

      Остановились. Еся, пользуясь случаем, присел. Прошлое, которое он помнил так плохо, начало проявляться. Взгляд опять устремился вверх. Там было что-то притягивающее. Словно это то, чего не хватало так долго. Среди хвойного запаха и старых шишек он чувствовал себя к месту. До деревни рукой подать, а там…

***

      Достоевский заметил две фигуры, что сидели на пригорке, и посветил на них фонарём. Тот, что был выше, повернулся лицом к Фёдору и улыбнулся. Достоевский замер. Захотелось кричать, да только это бы не помогло. Есенин, что сидел рядом, выглядел как-то необычно вдохновленно. А первого здесь быть никак не должно. Он мёртв. И будет таковым всегда.