Женя стоял напротив вытянутого окна. Свинцовое небо давило, словно никогда не получится взлететь, узнать свободу и близость к солнцу. Фёдор сидел за столом и пил чай. Пустые глаза смотрели куда-то в пол.

      Достоевский позвал Замятина на встречу. И последнего искренне интересовало, получилось ли обыграть Агату?

— От лица главы Крыс, — Фёдор хрипел, и Жене показалось это странным, — выражу благодарность. Теперь все мы можем абсолютно безнаказанно собирать любую информацию и пользоваться ей. Агата в этом раунде проиграла мне. И ты тоже должен радоваться, ведь если бы прокололся, то по запросу Кристи вся информация о тебе ушла бы в Орден.

      Замятин оцепенел. Руки немного задрожали. Небо, казалось, вот-вот упадёт на него.

— Почему вы послали меня? — сказал, стараясь не смотреть в лицо. Если бы увидел ухмылку – выстрелил бы в голову Достоевскому. Контракт не позволял такой вольности.

— Мне хотелось, чтоб ты сам вершил свою судьбу. Согласись, было бы обидно, если бы какой-то рядовой вор из Крыс выдал себя, а досье ушло бы к Агате, ты бы убил, не церемонясь или...

— Совершил самоубийство. Но зачем ей "Гробовщик"? Ах точно! На вечере обсуждали "Главного Грешника Петербурга", а она посчитала "Гробовщика" за него, потому что я попираю волю Господа и — Женя обернулся.

— Богохульничаешь, оживляя трупов, да, — Фёдор подхватил и посмотрел в глаза Замятина. Женя тоже глядел. И не видел безумства, словно Фёдор выгорел, устал от всего, как и сам Женя. И усмехнулся.

— Один джентльмен обратился к Крысам в ночь на прошлое воскресенье. И сказал, что заплатит любые деньги, только бы передали бы письмо "Гробовщику", "Легенде"...

      Женя побледнел и потянулся за трубкой. Фёдор тоже закурил. Закашлялся. Тучи давили всё сильнее. Жене хотелось выброситься из окна, да только были они на втором этаже. Из кармана пиджака Достоевский достал письмо. Женя с удивлением для себя заметил, что Фёдор сегодня не в привычной чёрной водолазке, а в белой.

Дрожащей рукой взялся за край конверта. И взяв нож со стола, разрезав сгиб, вытащил свернутый пополам лист.

      "Дорогой(ая)" Легенда" (или же правильнее будет "Гробовщик"?) я искренне восхищаюсь Вами. Настолько, что я с удовольствием погрузился во все дела, которые приписывают Вам. Только узнав о том, что Вы появились в Англии, я перерыл все источники, запросил бесконечное множество информации, чтоб понять кто Вы. К своему несчастью, я лишь понял, что вам около двадцати, может чуть больше. Именно столько тел я оставил на главной улице. Я хотел, чтоб вы меня заметили. Но вы не пришли той ночью. Жаль. Тот эспер, что убил их, сам давно в земле, я позаботился. Но не будем об этом. Информации о Вас так мало... Вы этим и маните. Герой общества в тени. Если я верно понял, Вам мерзки убийства. Вы, наверное, до чёртиков ненавидите всех, кто убивал. И мне нравится эта черта. Я хотел бы обсудить с Вами Ваши цели, потому что хочу следовать за Вами. Вы весьма оригинальны в исполнении ролей. Уверен, что все, кого видели, и говорили, что это Вы – подставные лица, может даже мёртвые. Правительство считает Вас еретиком, но Вы новый пророк. Желаю с вами встретиться. В этот четверг ночью в церкви. Я обозначусь ещё раз в газетах, ищите там адрес."

      Женя поднял лицо. Лист уже помялся и стал немного влажным на краях, где он сжимал пальцы.

— Что за придурок? Куда следовать? В пропасть отчаяния? Кто это был? — Женя говорил быстро, заглатывая половину слова. Руки уже сжались в кулак.

— Оруэлл. Так представился этот джентльмен.

Женя уже жёг письмо.

— Фанатиков мне только не хватало. К чёрту, — пламя уже съело пол-листа, — Мне здесь ещё год жить. Нет. Нет. Нет. Ни к чему.

      И сам неожиданно для себя рассмеялся. Появление таких людей было лишь вопросом времени. Чем загадочнее личность, тем больше внимания ёбнутых она привлекает. Достоевский с грустью вздохнул, наблюдая как Женя заливается смехом.

— Знаете, обещание Гоголя купить мне гроб стало очень актуальным, передайте ему. А вы... Вы что-то совсем поникли. Хотя одержали верх над Агатой. Июль. Точно! Ха-ха, он же говорил, что день забыл закончиться в июле. Стало быть, годовщина?

— Да.

Женя рассмеялся.

— Тогда с Днём рождения, Демон Достоевского, Главный грешник Петербурга, — Замятин улыбался как-то саркастически. Фёдор ухмыльнулся. В чем-то Евгений был прав. Нынешний он, каким его знает все окружение, появился в день смерти Мишеля. Перерождение? Можно и так сказать. Но для строгости ворчливо кинул:

— Ну-ну, отставить фарс.

— Мне пора. За то, что я победил, отправьте мне досье на этого сумасшедшего. А Коле передайте, чтоб пил таблетки. Только пусть не смеет запивать их энергетиками! Отъедет так в дурку быстрее, чем успеет понять, что два плюс два – четыре.

Женя натянул перчатки и уже почти вышел из комнаты, как его окликнул Фёдор.

— Он сказал, что вы разговаривали. Что скажешь? — развернулся к Жене.

— Он… он как хрусталь. Мы говорили о многом, но все что я понял о нем – последние десять лет прошли как пытка. Пытка под стеклянным колпаком. О вас он ничего не говорил, можете не бояться. Хотя нет, всё же сказал кое-что. Что вы таким его никогда не примете, — и с этими словами Замятин вышел из комнаты, а после и из квартиры.

Фёдор, что всё это время держал сигарету, кинул её в блюдце к чайным пакетикам.

— Сделал всего две затяжки, какая досада…

      Фёдор погрузился в воспоминания о том, как Агата его нашла. Ему казалось забавным, что своим визитом в Петербург в феврале она устроила целую игру. Приезжала она на переговоры по делам эсперов. Был форум в Петербурге, и она была одним из гостей. Достоевский же давно хотел поговорить с этой женщиной. Она тоже охотилась за книгой, и располагала куда большей властью, чем Фёдор. У неё в подчинении армия эсперов. У него – всего лишь маленькая компания.

      Когда дело дошло до её выступления, Фёдор следил за трансляцией и слушал ее.

— Мисс Кристи, что Вы скажете по поводу недавних взломов? Что думаете насчет того, кто взял ответственность на себя? — вопрос из зала. Задал Маяковский. Его голос Достоевский узнает всегда.

— Главный Грешник Петербурга будет пойман, мы ведём расследования. Обязательно привлечём его к ответственности. После утечки данных пострадали множество эсперов. Туман, что частенько появляется в Японии и убивает эсперов, убил троих в Лондоне. Идут разбирательства.

      После этого разговора Кристи посещала несколько мест в Петербурге. Площадь Восстания, Зимний дворец, Васильевский остров и много что ещё. Фёдор послал Цветаеву за ней следить. По его данным, Агата сама искала Главу Крыс, но никак не могла подступиться к нему. А приходить к тем, что даже не скрывали, из какой они организации, она брезговала. Достоевский наблюдал за ней давненько. И вот, когда все подсказки были собраны Цветаевой и принесены, собралось всё в номер телефона, по которому звонить.

Достоевский не мог позволить, чтобы его вычислили по голосу, поэтому говорила Анна, а он лишь пользовался прослушкой и дал ей лист с требованиями, куда вписывал моментально после услышанного от Агаты.

      Он знал, что из всего Петербурга Агата нашла четырёх человек, что могли быть виновны во взломе. Гробовщик, Глава Крыс, Глава Согласия и Депутат по делам эсперов. Но после разговора с ней, Федору стало кристально ясно, что окончательные подозрения пали на Гробовщика. Остальных она отмела. Но также по телефону она сказала, что Крысы находятся под управлением ужасно умного человека. Ведь она не смогла отследить, кто забирал записки с подсказками. И что хотелось бы иметь такого партнёра у себя. Пригласила на вечер в июле, чтобы прийти мог любой из крыс. Но если бы она угадала, то Женя оказался бы в опасности. А у них был контракт, что обе стороны приняли. И пусть это всё формально, но терять такую ценную способность как «Мы» ему абсолютно не хотелось. К тому же Замятин и поговорить был мастак, понимал его планы и осознавал ситуацию чуть раньше, чем остальные.

      Достоевский встал из-за стола и начал расхаживать по комнате. Агата – сильный соперник, не будет скучно, однако… Она может захотеть себе в подчинение и его самого. В её речах часто проскальзывают идеи о книге. Но что именно она преследовала? Для Фёдора это было интересной загадкой. Быть может, она тоже что-то хочет изменить что-то в прошлом. Может, она тоже знает, что до книги мир был совершенно другим? А может, банальное желание власти над эсперами, что сгубит такой ум...

      Фёдор закрыл шторы. Ему не нравилось, что так светло в комнате. Сидя на полу в полутьме он рефлексировал то, что видел. Агата не скоро выйдет на связь. Это не страшно, если он захочет, он ей лично письмо положит на рабочий стол, прикрываясь служащим Ордена.

      В те три месяца, пока способность Мишеля исследовалась, Фёдор провел в различных уголках страны, а также в Японии, и ему действительно запомнилось...

      Духота, знойный вечер. Запах бензина смешался с запахом крови и подпортившейся человечины. И везде-везде мерзкий смех. В кроваво-алом закате на площади стоял мальчик и плакал сквозь улыбку. Его трясло, но он продолжал натягивать рот до ушей. Руки сжимали тряпичную куклу. Лицо её было разодрано. Он был совершенно один. Все взрослые, что к нему подходили, касались его и получали метку. Ребёнок продолжал истерически смеяться. Он что-то говорил, но до того невнятно, что было страшно представить, что происходит у него в голове.

      Это был тот самый ребёнок, за которым следил Дазай. Фёдор фыркнул.

«Если у тебя один раз сработала тактика по порабощению подростка, где главным пунктом было то, что ты авторитет и твоё признание нужно заслужить, не значит, что он сработает второй раз. Как вообще алкоголику можно доверить воспитание человека?» – появился вопрос в голове.

      Юмено уже устал стоять и сел, но остановить смех у него не выходило. Трупов вокруг него становилось всё больше и больше. Он уже мог сидеть на них, как на троне. Фёдор заметил, как нему приближается высокий молодой человек. После чего пинает его со всей одури и дает пощёчину.

«Надо же, спустя столько времени пришел» – мелькнуло в голове у Достоевского. Почему-то детей ему хотелось защищать от способностей и таких как Дазай. Он вполне осознавал, что и от него самого нужно детей держать подальше.

Кукла утихла. А вот ребёнок уже вместо давился слезами от боли.

— Я тебя ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ты поганый кусок гнили, сдохни! — голос скакал, звуки исчезали, ребенок захлебывался.

— Гниль тут только ты, — жестоко бросил Дазай.

      Фёдор боролся с желанием выкрасть несчастное существо прямо из-под носа Осаму и отдать Юмено в приличную семью. Вспомнилась Анна. Но отдавать ей мальчика рискованно. Меньше всего он хотел, чтоб в плане участвовал настолько маленький ребёнок.

Но тут Юмено утих, словно его усыпили. Дазай связал его веревками. Достоевский подошел ближе и заглянул ему в лицо. Там не было и намека на то, что он осознает, что происходит. Теперь он одна сплошная кукла. Не назвать живой, но и мёртвой тоже.

Фёдор смотрел над тем как Юмено небрежно закидывают в кузов машины и она, проезжаясь прямо по трупам, уезжает в закат.

      Сейчас в Англии ему стало интересно, как теперь чувствует себя Кьюсако. Как Фёдор понял, Осаму применил свою особую технику – запечатывание способности. Но… Навряд ли после всего случившегося ребёнок будет счастлив. Достоевский испытывал к нему благодарность и ему хотелось бы, чтоб Юмено жил счастливо, но судьба и книга распорядились по-другому.

      Зато из-за этого переполоха Фёдор наконец сумел достать информацию о книге. То, что удалось собрать, немного удивило его. А к Дазаю вызвало ещё большее отвращение. Ведь если верить полученным данным, первым эспером стал дед Осаму и книгу первым нашёл он, а после хранил у себя в семействе. Осталось выяснить, какое отношение этот человек имеет к созданию эсперов и почему именно такие способности.

      Достоевский обожал изучать способности. Это было его оружием. Продай информацию тому, получи от этого. Но ещё больше ему нравилось следить за тем, как менялось настроение общества. Фёдор делал это всегда. Часто сидел в кафе и слушал, что говорят, как реагируют на новые законопроекты, митинги и прочее. С девяносто четвертого он рассматривал общество как одну большую машину, которая всё никак не хотела становиться политически активной. Годы Союза сыграли свою роль. Не единожды он слышал от малознакомых людей, что политика – удел грязных вороваек, а они выше этого, стало быть и лезть туда не надо, без него разберутся. Достоевский лишь улыбался. Он прекрасно знал, что его влияние в Петербурге как «Главного грешника из Крыс мертвого дома» довольно-таки велико.

В его картотеке хранились множество папок с данными, он изучал и сравнивал, сколько государство тратит на эсперов и армию, и понимал. У него был доступ к тому, кто и сколько распихивает бюджет по карманам. Можно было бы убить кого-то из политиков, что были против изменения в судебной системе только потому, что им занесли крупную сумму в карман. Обличить их и лишить поддержки граждан... К своему сожалению Фёдор отмечал: люди совершенно не понимают, что бюджет строится налогами всех граждан. И что они имеют право влиять на принятие законов и вообще происходящее в стране. Он улыбнулся. Этим ему нравился Женя. Он всегда был в гуще событий, всегда мог залезть в память трупа и увидеть, кто же убил или что последнее видели глаза. Замятин постоянно крутился в политике. И даже здесь, в Великобритании, как бы он ни избегал этого, ему придется разобраться во всём, чтобы понять, чего от него хочет Оруэлл.

***

Пушкин сидел на лавочке и смотрел, как грузят коробки в небольшую газель. Огромные бурые тучи собирались под куполом неба. Им придется испытывать новый препарат. Он был слишком опасным, и если бы Согласие это делало официально, то Грибоедову очень сильно прилетело бы от общественности. Они разговаривали час назад с Александром Сергеевичем, и тот был рад, что смог договориться с Достоевским о испытаниях. Что уж за препарат – Пушкин не знал, но раз босс согласился, то наверняка очень важный.

      К Александру подошёл высокий парень, примерно тех же лет. Белые волосы собраны в хвост, сам он в классическом костюме, и с синим галстуком, было даже подобие погон. Выглядел он куда выше Пушкина.

— Здравствуйте. Извольте объясниться, куда вы это увозите? — голос был уставшим и измождённым.

— Тебе-то что? Иди спрашивай у начальства – а после харкнул на асфальт прямо под ноги мужчины.

Тот лишь скривил лицо и повторил:

— Куда везёте этот груз?

— Вот прилипала, ты вообще кто?

— Иван, Иван Гончаров.

— Слушай, пиздуй отсюда обратно в свою каморку строчить аналитику прогресса препаратов.

— Я не из исследовательского отдела. Я глава бухгалтерии. И мне нужно, — на последнее слово был сильный акцент, — знать, куда вы это везёте и какие суммы вы дали главе, чтоы не к чему было подкопаться.

— А ты бы понравился Боссу… Но говорить куда не буду. Знаешь, возможно, скоро что-то случится, так что держи визитку. Позвонишь, если совсем некуда будет идти, — Пушкин протянул картонку, на которой аккуратным почерком было выведено «Мастер» и номер.

— Вас зовут «Мастер»? — недоуменно поднял бровь Иван, — это имя вам не…

— Нет конечно, я всего лишь эксперт по ядам в нашей организации. А вот он... он следит за новоприбывшими.

      После этих слов Александр запрыгнул в кабину и завел машину. Спустя минуту уже был за поворотом улицы. Гончаров не стал следить.

      «С чего этот человек решил, что мне понадобится в скором времени помощь? Да, работа с отчётами и финансами не то, о чём мечталось в детстве, но что произойдет в скором времени?» – погрузился в раздумья Иван. Сам он был довольно серьёзным и печальным на вид. Все, кто его видели, когда у него горят дедлайны, обходили его стороной. Его педантичное желание сделать всё идеально выбешивало многих. Гончаров поднялся обратно к себе в кабинет, по пути напомнив кое-кому, что из-за них пришлось делать перерасчёт и теперь организация в убытках. Он всю жизнь искренне считал, что способность должна быть инструментом помощи и защиты, но не нападения.