Ночь. Тишина. Всё молчало. Мир замер, и голосов людей не было слышно. Мишеля пугала такая тишина. Он привык вслушиваться, но в такие моменты ему казалось, что он снова за оградой, и мир его не воспринимает. Он отчаянно хотел говорить, однако не знал, что именно сказать, не понимал за что цепляться.

      Он оттягивал этот момент на подольше, умолял Есю не засыпать так рано. Здесь никто, кроме них, ночью не жил. Правда, мог задерживаться Михаил Афанасьевич или Анна, но они казались какими-то слишком занятыми, чтобы просто начать разговор. Он плохо спал и всё ждал, когда Еся проснётся, чтобы снова можно было хоть кому-то что-то сказать.

      Но этой ночью всё пошло не так. В лабораторию пришел Евгений. Выглядел он ещё более уставшим, чем тогда, когда они виделись последний раз в аэропорту. Он ничего не говорил. Он был тих. Он просто сел на стул в палате и смотрел долго на Мишеля. Достоевскому было страшно. Ведь он обычно не молчит, а всегда говорит о том, что его волнует. И кроме того, Мишель на третьей минуте начал сомневаться, что Женя его видит.

      Замятин подошёл к окну, открыл его и снова повернулся к Мишелю. Последний не понимал, смотрят на него или нет. Но заговорить было страшно. Женя стоял долго и вновь потом вернулся к стулу.

      — А…

      Замятин склонил голову на бок и издал смешок. Мишель ожидал другой реакции. Ему было трудно сказать, чего на самом деле он ожидал от Жени.

      — Хотите со мной поговорить? — как-то печально вздохнул Замятин.

      Мишель вздрогнул. Он не видел этого человека почти два года и… Всё же не был уверен, всегда ли Замятин был другим или это просто очередная роль, которую он разыгрывал.

      — Да, наверное, да… — Мишель как-то тихо озирался по сторонам, пытаясь найти тему для разговора, потому что в лоб спросить было ужасно, невыносимо больно. Он же таким мог стать из-за задания Фёдора.

      — Тогда пойдёмте в другое место. В лесу может погуляем?

      Мишель смотрел на него и пытался понять, что же не так. И даже когда они вышли, Мишеля не покидало чувство: слишком сильно изменился.

      Он не видел Женю с момента отъезда. С братом и другими людьми, что имели связь с Евгением, он не общался на эту тему. Да и это не то что волновало Мишеля. И вот сейчас он сам приходит ночью в лабораторию. Булгаков дал ему ключи? Они о чём-то договорились?

      — Вы, кажется, хотели говорить со мной.

      — Да, но… Вы слишком изменились или мне так кажется? И почему вы пришли ночью?

      Женя оторопел, но этого не было видно в тени деревьев.

      — Вы здесь давно в качестве пациента? Потому что когда я только пришел, то и думать не мог, что за новенький, о котором говорил Михаил Афанасьевич.

      — С момента, как я помог Есе в тумане Тацухико…

      Женя вновь удивился, но старался не подать виду.

      — А, так моё предположение было верным. Вы теперь можете поддерживать тело в реальности?

      — Вы так говорите, словно я никогда не умирал… Так что вас заставило измениться?

      — Фанатик. Он… я не могу говорить, мне кажется уши есть везде, но он как-то догадался, приблизился ближе всех к Гробовщику. Я правда рассказал бы больше, но я думал, вы видели, вы же следуете за Фёдором. И тогда вы, наверное, видели, насколько импульсивно я отреагировал на письмо. Но впрочем, это неважно. Теперь мне куда интереснее знать, как вы смогли справиться с одиночеством на долгие годы, о котором мне рассказывали ещё до Англии, — Женя сел под дерево, — и сохранили свою человечность.

      — Но я не живой человек! — Мишель крикнул это достаточно громко. Женя рассмеялся.

      — Да… вы эспер, но это не отменяет факта, что вы живы до сих пор. Работая с Фёдором, видя горы трупов с детства, я, знаете, могу точно сказать, что вы не ведёте себя как мёртвый. По крайней мере сейчас, здесь, со мной. Мишель, вы живы. Вы нечто большее, чем просто способность.

      Мишель замер. Слова, которые он хотел услышать от Фёдора. Слова, в которые не хотелось верить. Казалось, его обманывают, но он знал Женю. Он всегда был честен с ним в вопросах жизни и смерти. Раз он и здесь остался таким же, значит осталось проверить другую тему.

      — Вы всё ещё придерживаетесь своей идеи?

      — Да… фанатик показал мне, что власть Легенды над его умом велика. Но я почему-то до сих пор не вижу у нас в стране в думе ни одного представителя эсперов. Видимо, этот старый хрыч и его общество, — Женя ухмыльнулся, — слишком нас боятся и не хотят давать нам власти, легальной власти. Только всё больше и больше обкладывают эсперов правилами и обязательствами, волокитой и глупыми законами. Единственное, что мне понравилось в Англии — там эсперы на государственном уровне могут доказывать, что они заслуживают тех же прав, что и обычный человек. И у них есть представители, которые часто ругаются с Агатой. Фанатик мне это тоже открыл. И за это я скажу ему спасибо.

      Мишель стоял и слушал его понимая, что в корне человек остался тем, кем был.

      — Вы опять будете ходить на митинги? — потёр руки Мишель.

      — А вы, кажется, любили мне составлять компанию, я не прав? Кроме того, хочу вновь увидеть, что я не один остался на планете Земля из нашей страны, кто думает иначе. Будь наше государство действительно ориентированно на всех граждан, Контра бы не появилась и мне бы не пришлось уйти в подполье. Выборы через полгода, и мне хотелось бы, чтобы был хотя бы один представитель из эсперства. Если я найду такого, я даже могу помочь ему — поставить свою подпись и данные паспорта. Я готов. Но если вновь власть перейдёт к тому, кто поддерживает этот кощунственный режим, я встану и заявлю свою волю. И думаю, что Гробовщик тоже.

      Мишель улыбался. Похоже, Замятин как всегда был в настрое бороться. И он тоже сел под дерево. Ночь была на удивление тихая, и уже не было так страшно. Но непонятное чувство от слов, что он живой, остались.

      — А вы, как обычно, всю прогулку тихо промолчали, и говорил только я, — сказал Замятин.

      В голосе не было укора. Женя был привычно спокоен.

    — Да, но больше меня интересует то, почему вы здесь ночью, — спросил Мишель.

      — Мне нужно отдохнуть от огромного количества людей, я хочу побыть в глуши мира, но и далеко уехать не могу. Поэтому дня три, ну может максимум неделю, я поживу здесь, в пристрое. Я договорился сегодня с Булгаковым, он дал мне ключи и взял с меня обязательство следить за вами с Ёсей. Правда, если об этом узнает Гоголь, он тут же появится. Вы с ним говорили?

      — Да, но так, как с вами, — нет. Он не готов.

      Когда они вернулись, уже светало, Женя ушёл, а Мишель смотрел, как потихоньку поднималось солнце. Сегодня, должно быть, снова Анна придёт.

      Еся проснулся от шума на кухне. Он ожидал, что это Мишель, но тот мирно спал на кровати. Солнце только встало, Анна так рано не приходит. Неужто Мастер заглянул проверить, как они?

      Он боязливо вышел из палаты и почувствовал запах домашних блинов. Но Мастер не умел их стряпать. Еся выглянул из дверного косяка. У плиты стоял Женя и переворачивал блины. Он повернул голову и улыбнулся.

      Но вот его черный человек… Говорил ему мерзкие вещи.

      — Замятин ты знал, что ты не заслуживаешь жизни с таким образом? Даже не то что жизни, а счастья в жизни. И свободы. Ты никогда этого не получишь, стоит умереть, не правда ли?

      Еся услышал это настолько отчётливо, насколько это было возможно. Словно он призвал сейчас Чёрного. Видеть здесь Женю было странно. Он редко здесь был просто ради них, но Еся слышал, что Мастер взял отпуск на неделю, как и все врачи лаборатории. Неужели следить за ними будет Замятин?

      Еся вышел из-за угла и посмотрел вновь на Чёрного. Тот всё еще говорил ужасные, злые мысли. Еся решил промолчать о том, что он отчетливо слышит Чёрного Замятина, а значит он на пределе. Ему показалось, Евгений это и сам понимает, раз приехал в такую глушь.

      — Еся, будешь манку? Я недавно сварил, там осталось немного. Не думал, что ты так быстро встанешь, — и он посмотрел на Есю.

      Серёжа увидел лишь измождённое усталостью лицо, и продолжающего говорить черного. Его не было видно, но зато отчётливо слышно.

      Еся кивнул, и ему положили в тарелку ещё горячей каши и кусочек масла, а сам Женя отвернулся к плите и перевернул блин. Есть с таким звуковым сопровождением было неудобно. Хотелось закинуться подавителем, чтобы не слышать то, что тревожит Замятина. Он же всегда скрывал своего Чёрного, так что неудивительно, что после поездки в Англию, когда Замятин вымотался, он взял верх.

      — Поспи, а то он тебя сожрёт. Не хочу видеть здесь труп ещё раз — сказал Ёся, доев кашу.

      Женя виновато рассмеялся.

      — Он не уйдет, если я посплю, он со мной уже полтора года и только сильнее жрёт меня во снах.

      — Расскажи Анне, — и Еся ушел с кухни, не в силах слушать этот шум.

      Оставшись один, Женя напевал себе под нос незамысловатый мотив. Он очень хотел спать, но не мог себе позволить, чтобы не было чего-то к чаю. Он в принципе плохо питался и пообещал себе, что хотя бы здесь будет заботиться о себе и своём желудке.

      Замятин смотрел на все как-то отрешенно. Он не замечал множество вещей и теперь, когда закончил с готовкой и сел за стол, чтобы выпить чай, вновь вернулся мыслями к Мишелю. Как ему удалось пережить такой опыт, Женя не понимал. Еся прав по поводу проблемы, однако говорить с Анной снова на эту тему… Он боялся, что не сдержится и расплачется прямо у неё на глазах.

      Допив чай, он ушел в пристрой. Обычно там ночевал Булгаков, когда слишком задерживался или эксперимент требовал постоянного наблюдения. Комнатка — ничего необычного — кровать на пружинах, голые стены, стол и стул. Было ещё подобие шкафа, правда дверцы не было. А запах хвои приятно подкупал и усыплял. Женя не вдавался в подробности, рассматривать всё не хотелось, он как можно быстрее разложил вещи по местам и лёг спать.

      К тому времени уже пришла Анна и очень сильно удивилась наличию еды. Она этому обрадовалась и пошла проверять, как пережили ночь пациенты. Особенно её волновал Мишель: когда она уходила, он всё ещё не имел физической формы. Но зайдя в палату, выдохнула с облегчением.

      Еся сидел на кровати и смотрел в окно, ждал, когда проснется Мишель. Он потирал костяшки и что-то шептал, делая вид что не замечает Анны. Ахматова пожала плечами и ушла в лабораторию.

В сущности, ей нечем было заняться. Эксперименты прекратились на неделю, второй врач и сам Булгаков в отпуске, фельдшер тоже. Но она не могла оставить просто так ни Есю, ни Мишеля. Она чувствовала ответственность. Еся умел готовить, как и Мишель, это она узнала в ходе наблюдения за ними в последние месяцы. Но никто из них не варил манку. Значит, здесь есть кто-то ещё? Почему она тогда не видит обуви этого человека? Они общались с Есей, и поэтому он сегодня её проигнорировал?

      Анна вернулась в палату. Мишель уже проснулся. Он виновато поздоровался и больше ничего не сказал. Лишь взглядом умолял выйти из комнаты. Ему точно было что обсудить с Есей. Анна не стала допытываться их, если они хотят — всегда могут поговорить с ней.

      Наверное, ей даже на руку было то, что появился кто-то, кто будет следить за ними. Но узнать, кто этот человек, хотелось. Она пошла в единственное место, где еще не была — в пристрой.

      Когда же она по коридору вышла туда и открыла дверь, увидела спящего Женю. Анна не стала его будить и вернулась обратно в лабораторию, пытаясь скрыть своё удивление. Ей казалось: Женя если и захочет покоя, уедет обратно в Воронеж или куда подальше. Однако, видимо, Достоевский дал ему указания, как и Булгакову, чтобы они были поблизости.

      Сам Фёдор уехал в Германию и в любой момент мог вызвать туда же Михаила Афанасьевича, стало быть и Женю тоже, раз он здесь? Или у него более личные вопросы и он хочет поговорить с Есей? Или же… Анна не знала, в каких взаимоотношениях Мишель и Женя. Лишь то, что они знакомы и Женя помог спасти Есю.

      Она не заметила, как погрузилась слишком глубоко в свои мысли. Прошло уже достаточно времени. Давно было за полдень, когда она вынырнула из своих рассуждений. Вышла и заметила, как все трое сидят за обеденным столом.

Женя из-за своего роста ниже среднего казался лишь подростком, особенно когда побреется. Мишель же вызывал противоречивые чувства. Фактически, подростком он не был, но лицо всё еще казалось немного детским.

      — Мишель, окажите честь, сыграйте нам что-нибудь. Добрый день, Анна, — Женя посмотрел на неё и улыбнулся, словно ничего не было, и той встречи тоже.

      — Как-нибудь потом. Я хотел бы погулять с вами в лесу. Еся, если хочешь, можешь присоединиться.

      — Еще чего. Боюсь, моя голова просто не выдержит ваших чёрных людей. В таком шуме я даже не пойму, о чём идет речь. Буду подслушивать ваши страхи, а оно мне не нужно. Уж тебе ли не знать, Мишель.

      — Но ты все эти годы слушал меня, — Достоевский как-то печально посмотрел в кружку с чаем.

      — Но это же не значит, что я твой единственный собеседник. Уверен, вам есть что обговорить с Гроссмейстером, и что оно мне абсолютно не интересно. Вы всегда обсуждаете политику…

      Женя и Мишель тем же днём прогулялись еще раз. И тогда Анна ушла на остановку, потому что теперь была уверена, что пациенты в надёжных руках.

      Под конец вечера Мишеля всё же уговорили сыграть Чайковского. Слушая фортепиано, Замятин вновь забылся сном. А когда Достоевский закончил произведение, Женя встрепенулся. Сон, впервые за долгое время, был не кошмаром, а воспоминанием о деревне.