Спустившись на первый этаж, Кристина остановилась. Она сейчас могла вернуться на половину прислуги через кухню, но там наверняка полно народу. А отвечать на многочисленные вопросы она пока была не готова. Поэтому, решив вернуться к себе по улице, повернула к входной двери. А снаружи царствовала ясная майская ночь. На высоком небе горели звёзды, а вокруг всё было залито светом даровых фонарей.
С этой стороны господского дома ей бывать ещё не приходилось, поэтому Кристина с удовольствием рассматривала фонтан, ажурные лавочки и большие окна, которые сейчас были занавешены дорогими портьерами. Чем дальше она отходила от парадного крыльца, тем темнее становилось вокруг. Но всё же освещённая дорожка не давала заблудиться. Уже подходя к дому для слуг, Кристина пожалела, что не попросила разрешения забрать с собой фотографию отца и портрет матери.
На улице было хорошо и внутрь идти совершенно не хотелось. А всё потому, что девчонки, небось, снова обсуждают таинственный подвал. Ведь она уже рассказала им, как вчера там заблудилась Марина Эдуардовна. Вот только сейчас слушать про призраков убиенной семьи ей совсем не хотелось. Потому что это вчера всё случившееся для неё было лишь очередной страшилкой. А сегодня она точно знала, что в том подвале убили её отца.
А ведь если бы он был жив, то её жизнь сложилась бы совершенно по другому. Она родилась бы здесь, в поместье. И мама не умерла бы, потому что ей точно нашли бы дарового лекаря. Она играла бы тут в саду, бегала в лес за грибами и точно забыла бы выучить уроки. А вечером, вернувшийся со службы отец, наверняка, наругал бы её за это. Но мама, поправив на плечах дорогую шаль, обязательно бы заступилась. А сама Кристина честно-честно обещала бы, что такого больше не повторится. Ведь ей не нравилось расстраивать отца, потому что он хоть и строгий, но очень сильно её любит…
От столь ярко представленной картины глаза защипало от слёз. Кристина бессильно опустилась на ступени и, обхватив себя руками, заплакала. Тихо, молча, потому что в приюте дети быстро учатся молчать, иначе встанет из-за своей занавески недовольная нянечка и выволочет в коридор, чтобы ребёнок своим плачем не разбудил всех остальных. Ведь заново уложить десять малышей — это тяжело. И тогда полночи придётся сидеть, прислонившись к стене, и натянув на коленки старую ночную рубашку, чтобы хоть немного согреться. Но это в новом доме в коридорах полы паркетные, а Кристина помнила ещё тот старый приют, в каменных коридорах которого гуляли зябкие сквозняки.
Время прошло, а привычка осталась. Слёзы лились из её глаз в полной тишине и только судорожно подрагивающие плечи говорили о том, что она плачет. Кристина не знала, сколько так просидела, но вдруг жесткая и неласковая рука вздёрнула её голову за подбородок.
— Ты где столько времени пропадала? — строго спросила Марина Эдуардовна. — Ночь на дворе.
— Их Светлость к себе позвали.
— И чего рыдаешь? Болит что?
— Нет, — тихо всхлипнула Кристина. — Я просто… Всё так неожиданно случилось…
— Тоже мне нашла трагедию! — фыркнула Марина Эдуардовна. — Не съели же тебя. Сидит она тут, себя жалеет. А ведь тебе, дуре, шанс дали свою жизнь сделать лучше. Вместо того, чтобы плакать о том, что потеряла, радовалась бы тому, что приобрела. Вам тут и так деньги платят, а ты, небось, большее получила.
Строгие слова Марины Эдуардовны привели Кристину в чувство. Действительно, прошлого не воротишь, но ведь впереди будущее. И оно обещало быть куда лучше, чем у всех приютских. Вытерев слёзы тыльной стороной ладони, Кристина кивнула.
— Да, я больше получила, даже больше, чем Яшка.
— Ну вот видишь, — фыркнула Марина Эдуардовна. — Яше меньше досталось, а он и этому рад от всей души. А ты обиженную из себя строишь. Ещё, небось, и выскочила из комнаты, не догадавшись даже поблагодарить за то что на тебя внимание обратили.
— Авдотья Никифоровна заметила, — чуть улыбнулась Кристина. — Если бы она Их Светлости не сказала, я так и жила бы в приюте, а теперь меня здесь оставляют.
— Вот видишь, кому нужна была бы голь приютская? А так, если капризничать не будешь, а станешь делать то, что тебе велят — заживёшь нормально.
— Я не буду капризничать, и научусь всему, — уже более уверенно улыбнулась Кристина вспомнив слова Михаила Александровича о том, что ей придётся многое выучить.
— Всё? Трагедии больше нет? — вскинула бровь Марина Эдуардовна. — Тогда марш спать!
Бабочкой вспорхнув по ступенькам, Кристина распахнула дверь девичей комнаты. Здесь, в поместье, она была общая для всех. Но им не привыкать. В приюте тоже спальни на пять-шесть человек. И только самые старшие живут по двое.
— Чего от тебя Варвара Андреевна хотела, Кристя? — тут же налетели на неё девочки с вопросами.
— Я в поместье остаюсь. Поскольку только я хожу в подвал, Авдотья Никифоровна за меня попросила, — и не соврала, но и правды не открыла Кристина.
А через десять минут она поняла, почему решение оставить его в поместье Яше объявили в последний момент. Да потому что за столь короткое время на неё вылилось столько зависти, сколько она и не ждала. И ведь это девчонки думают, что её прислугой берут. Правильно Их Светлость велели ей молчать, что она родовая.
На следующее утро улетевшую авиетку Кристина проводила облегчённым взглядом. Слишком тяжело ей далась последняя ночь в обществе приютских девочек.
— Марфу Потаповну о тебе уже предупредили, — сказала Варвара Андреевна, остановившись рядом. — Приютская одежда тебе не понадобится, но если нужно забрать что-то памятное для тебя…
— Ничего не нужно, — поспешно замотала головой Кристина. Ей совсем не хотелось брать в новую жизнь никакое воспоминание о жизни прежней.
— Тогда пойдём, я покажу тебе комнату, в которой ты будешь жить.
Когда Варвара Андреевна привела её в господский дом и распахнула дверь большой светлой комнаты с широкой кроватью и мягким ковром на полу, Кристина усомнилась.
— А разве я не в доме для прислуги буду?
— Вы, Кристина Фёдоровна, не прислуга, а родович. Если коротко, то в Род могут входить не только кровные родственники. Я, вот например, Их Светлости не родня, но при этом член Рода. Как и мой ребёнок. А вот Леонид Викентьевич в Род не входит, хоть и является его отцом. Наша комната, кстати, напротив. Теперь по распорядку. Сейчас вернётся авиетка и привезёт тебе пару платьев, Я заказала готовое навскидку, чтобы было в чём выйти на обед. К вечеру прибудет портной и там уже сама будешь смотреть, что тебе нравится.
— Так может мне двух хватит? — робко спросила Кристина.
— Не хватит. Мне тоже форму новую нужно, в эту уже живот не влезает, — усмехнулась Варвара Андреевна. — С завтрашнего дня вы с Яшей начнёте посещать школу в Шуваловке. Если бы Яша был один, то он добирался бы туда сам. Благо, тут недалеко. Но поскольку там будет учиться член нашего Рода, то Их Светлость распорядились, чтобы вас утром отвозили на машине и забирали после занятий. И главное…
Варвара Андреевна достала из кармана тонкий браслет и надела его Кристине на руку.
— Это гербовик — самый главный отличительный знак принадлежности к Роду.
— А сколько тут денег? — поинтересовалась Кристина, разглядывая браслет.
— Гербовик связан единым общим счётом Рода. Но во избежание растрат на него ставят ограничение. Тебе было установлено десять рублей в сутки. То есть ты можешь потратить десять рублей сегодня и десять завтра. Но потратить двадцать рублей в один день не можешь. Это понятно?
— Так много! — удивилась Кристина.
— На самом деле для родовых это мизерная сумма. Но тут Их Светлость поступили мудро. Пока ты не научишься обращаться с деньгами — больше тебе не надо. Если захочешь купить что-то крупное, вроде Эфирника, тебе следует сказать об этом мне. А я уже решу: надо тебе это или нет. Ну что ж, обживайся пока. А чтобы совсем не скучала — прочти вот это, — протянула ей Варвара Андреевна не очень толстую книгу. — Не обязательно сразу прочесть всю, но хотя бы пролистай и попытайся хоть что-то запомнить из теории, практику тебе покажут.
Варвара Андреевна вышла из комнаты, оставляя Кристину одну. Первые полчаса девушка, как испуганная кошка изучала то, что ей досталось. Это была не просто личная спальня, а ещё ванная и небольшой кабинет с рабочим столом и шкафами. Пока пустыми. А потом Кристина открыла данную ей книгу. Это оказалось пособие по столовому этикету с названиями приборов и указанием как и когда ими пользоваться.
А через час Варвара Андреевна принесла ей два красивых дорогих платья и велела переодеться. Выбрав нежно-сиреневое с красивым кружевным лифом, Кристина сначала долго крутилась в нём перед зеркалом, а после распахнула окно и уселась на подоконник, разглядывая сад.
— Тихо скрипнут половицы,
Стукнет ветка по стеклу.
Как же всё могло случиться,
Я представить не могу.
Вдруг весеннею порошей
Всё былое замело.
И на сказку так похоже
Стало всё моё житьё.
Сад оденется цветами,
Кот мурлыкнет под окном.
И наполнится мечтами
Старый, но уютный дом.
Я окно своё открою,
И на краткий миг замру.
Я не знаю, что со мною,
Но решилась. Я живу!
Я люблю, творю и верю —
Завтра нас удача ждёт.
Я открою окна, двери,
Тихо фыркнет дикий кот.
И весеннею порошей
В цвете яблонь и рябин
Улыбнётся мне хороший
Очень важный господин…
***
Закончив писать длинное объёмное письмо, Марина Эдуардовна вложила в конверт копию, снятую с последней общей фотографии воспитанников приюта. Качество было, конечно, отвратительное, но разглядеть два лица, обведённые ручкой, было можно.
А после, надев строгое серое пальто и берет, она покинула приют и присела на лавочку в небольшом скверике. Положила рядом с собой на скамейку конверт и что-то тихо прошептала. Минуту ничего не происходила, но вдруг открылось эфирное окно, в которое и провалился конверт…