Кима не задавала вопросов, когда Рейес ввалился ровно минута в минуту перед началом еёобеда и предложил провести его вместе, за пределами здания, потому что он нашёл очень хорошее кафе. Её смутил чужой энтузиазм, нездоровый блеск в глазах, но после двухчасовых совещаний в начале рабочего дня – все тут выглядели либо восставшими из мёртвых, либо желающими поскорее умереть самой скорой смертью, либо такими, как Рейес.

Воодушевлёнными наркоманами.

Кима не задавала вопросов и тогда, когда Рейес крутил головой в поисках того самого очень хорошего кафе, заставив её едва не круг по кварталу сделать, и всё время сверялся с картой в телефоне. Навигатор в её машине издох ещё в начале прошлой недели, а чинить его – ни времени, ни желания абсолютно не было.

И уж тем более Кима не задавала вопросов, когда Рейес сделал удивлённые глаза – кафе действительно оказалось вполне себе, за исключением довольно мощной толпы студентов; шустрые официанты носились от столика к столику, то и дело забегая за барную стойку, чтобы помочь с заказами, шутили, смеялись, таскали из подсобки дополнительные стулья. Довольно уютная, несмотря на энергичность, атмосфера.

Были тут, конечно, и не только студенты, но тех, всё же, было преимущество. Даже как-то забавно смотреть, как цветастую толчею иногда разбавляют люди в чёрно-белых одеждах и строгих костюмах. Контраст был не то, чтобы слишком заметный, но всё же ей бросался в глаза. Она даже успела поностальгировать по студенческим годам.

Рейес, переговорив с подбежавшей к ним девочкой, подталкивает Киму к лестнице,отрывая её от созерцания огромной очереди за барной стойкой – видимо, тут можно заказывать еду навынос; второй этажоказывается совсем маленьким – всего на пять столиков, на довольно большом расстоянии друг от друга, с небольшими резными деревянными перегородочками.

Дышится тут свободнее, но тише не становится – весь гомон, доносящийся снизу, по-прежнему отчётливо слышен.

Девочка, безмолвно следовавшая за ними, кладёт на стол меню и ослепительно улыбается, указывая на небольшую чёрную кнопку на столе.

– Когда будете готовы сделать заказ, официанта можно вызвать с помощью неё.

Рейес улыбается в ответ и, повесив свой пиджак на спинку стула, принимается изучать меню.

Столик выбрал крайний, рядом с лестницей – как раз можно было наблюдать за суетой ниже этажом. Там всё также носятся официанты, сверкая именными бейджами в свете солнца, и продолжают улыбаться.

Говорить и, уж тем более, спрашивать, что они тут забыли – Киме не хочется.

Хочется съесть чего-то сладкого, не думая о работе – даром только, что документы всё равно взяла, которые не успела просмотреть.

Рейес ёрзает на мягком стуле, часто вздыхает от того, что на тёмных брюках останутся потом светлые ворсинки, и принимается постукивать рукой в перчатке по столу.Пролистывает всё меню от начала и до конца, смеётся с нелепых и непонятных названий молодёжных новомодных извращений с кофе. Бегающая рядом официантка говорит, что это не самые худшие варианты, и что на них год назад грозились подать в суд за оскорбление чувств чёрнокожих.

Кима невольно фыркает, медленно листая аккуратные ламинированные страницы, и, когда чувствует вопросительный взгляд на себе, нажимает на кнопку.

Рейес заказывает себе странную молочно-кофейную бурду с горой зефирок, название которой Кима даже не хочет знать, а себе берёт обычный американо без сахара, сверху заказывая ванильный кекс.

Когда заказ приносят, искренне извинившись за задержку, Рейес успевает извертеться на стуле, как неугомонный ребёнок, и всёпоглядывает на первый этаж, а точнее, – она прослеживает за его взглядом – на дверь.

– Так, –говорит, наконец, Кима хрипловатым голосом от долгого молчания и откашливается, звякнув своей чашкой по светлому блюдечку, – Рейес. Что происходит?

Тот картинно вздёргивает брови, смотрит на неё и разводит руками, откидываясь назад на стуле.

– Обед? – Предполагает он насмешливо и снова глядит вниз. – Разве нет?

Обед, конечно, это сильно сказано.

Кима осторожно проводит рукой по волосам и закидывает ногу на ногу, под столом задевая его брючину. Молчит немного, а потом наклоняется вперёд и сцепляет руки в замок, выпрямив спину. Рейес поводит плечом, всей кожей ощущая острый взгляд, но не поворачивается.

– Как дела у Зии?

– Зи… – Рейес осекается и всё же смотрит на Киму, спрятавшись за безразличным выражением лица; Кима знает его, как облупленного, он ей ближе, чем братья, господи, она проводит с ним больше времени, чем с семьёй, больше, чем нужно вообще, и эта сволочь всё ещё пытается изображать из себя что-то.

Надеется, что она не разберёт его эмоций.

Чёрта с два.

– Неужели ты запомнила её имя?

– Я помню их все. – Кима хмыкает, самодовольно улыбается и отламывает от кекса небольшой кусочек тяжёлой, блестящей металлической вилкой.

Рейес дёргает уголком рта, словно пытается не скривиться, и, подтянув к себе огромный стакан с напитком, начинает топить зефирки трубочкой.

– Мы расстались.

Кима медленно кивает. Это неудивительно, учитывая, во что, обычно, оборачивались их встречи. Хотя было забавно слушать их ссоры, даже по телефону – Зиа была француженкой, и гонора у неё было как надо.

И Рейес, обычно не слишком эмоциональный, если не брать в расчёт все его детские, порой, глупые шуточки и море усмешек, превращался в живое подтверждение едва ли не всех стереотипов о горячих латиносах.

– С чего вдруг? У вас же были такие прекрасные отношения.

Рейес смеётся и глядит как-то нежно и насмешливо.

– Ты такая злорадная, Кима.

– О, это только начало моей маленькой мести.

– Неужели ещё злишься из-за моих шуток про бардачок?

– Немного, – Кима отламывает ещё кусок кекса и скармливает его Рейесу, – так всё же, Рейес, что мы тут забыли? Ты тут никогда не был.

Рейес медленно сжёвывает кекс, притапливает ещё одну зефирку и делает, наконец, глоток. Морщится, хмурится и тут же отпивает ещё.

– Сладко. – Он вздыхает, снова опуская глаза вниз. – В общем… Помнишь того парня? Которого я чуть не сбил?

Кима прикладывает руку к лицу и шумно выдыхает. Больше, в принципе, объяснять ничего не требуется, кроме, разве что, одной вещи.

– Ты в своём уме? Ты что, рыл под него?

Рейес мгновенно нахохливается, поджимает губы и скрещивает руки на груди, расставив ноги пошире.

– Не рыл я! – Он даже подаётся вперёд немного, так злится. Кима тихо хмыкает.

–Не рыл, хорошо. – Кима кивает. – Тогда откуда ты знаешь, что он сюда ходит?

– Я… Из его инстаграма.

У Кимы отчего-то шевелятся волосы на руках – то ли от смеха, то ли от страха.

– Инстаграм. – Медленно повторяет она и делает страшные глаза. Рейес уныло скашивает взгляд в бок и проводит рукой, затянутой в тёмно-серую кожу перчатки, по волосам, растрепав их; несколько длинных прядей падает на лоб.

– Я… да. Я его загуглил. Двадцать первый век, что я могу сказать, – и как-то смущённо глядит исподлобья.

– Ты полез гуглить мальчишку, которого чуть не сбил. Я повторю свой вопрос, Рейес. Ты в своём уме?

Рейес надувает губы и отворачивается, возвращаясь к созерцанию беспокойного муравейника внизу, едва ли не дёргаясь каждый раз, когда дверь кафе открывается.

Боже ж мой, думает Кима и в один мах выпивает свой значительно остывший кофе, да он же запал на него.

– Ему восемнадцать точно есть?

– Да. Недавно исполнилось, – Рейес не прекращает пялиться на людей внизу, немного щурясь. – Зовут Скотт, есть сестра, Сара, учатся оба в университете N, но не знаю на кого. Не писал.

Кима замолкает, отрезает от кекса ещё кусок, лязгнув вилкой по тарелке. Мимо снова пробегает официантка и едва не запинается о выставленное колено Рейеса. Тот извиняется, но ногу так и не убирает.

– Ты даже не скажешь ничего про разницу в возрасте?

– Зачем? – Кима давит на полную нижнюю губу тупыми зубцами, окончательно смазывая помаду. – Если вы каким-то чудесным, магическим образом зайдёте дальше «случайных встреч» и «привет-пока», то в отношениях ты старшим явно не будешь. Вы будете на одном уровне.

Рейес издаёт короткий смешок, искренне веселясь; вокруг глаз тут же расползаются лучики-морщинки, делая его гораздо старше, чем ему есть на самом деле. Мужику скоро двадцать девять, а ведёт себя – как ебливая школьница. Благо, что не на работе.

– Ауч, Кима, как жестоко.

– Но я надеюсь, твой Скотт окажется умным мальчиком и не вляпается в тебя.

– Пока не мой, но мне нравится формулировка, – Кима поднимает брови, и Рейес смеётся. – Не про вляпаться. Ты больно бьёшь по моему самолюбию, дорогая.

– Практика, – Кима не удерживается и подмигивает ему, улыбаясь. – Очень много практики.

И тут же добавляет, глянув в глаза:

– Откроешь сейчас рот для очередной шутки, и я тебе этот кофейный сироп, что ты заказал, в штаны вылью.

Рейес прижимает пальцы к уголку губ и проводит по ним, словно бы закрывая рот на замок. Даже воображаемый ключик кидает прямо в Киму.

Выпендрёжник, думает она, но ключик ловит и бросает его за перегородку, вниз. Рейес грустно следит за полётом, но тут же меняется в лице – настораживается, щурится сильнее и едва не вскакивает со стула.

Кима тоже смотрит вниз, как раз тогда, когда за тем самым Скоттом закрывается дверь. На одной руке виснет похожая на него девчонка – сестра, видимо, – а на другой чёрнокожий парень, который выше на полголовы, но идёт почти на полусогнутых. Чуть поодаль – ещё одна девчонка, кажется, куда старше, чем вся компания, но чёрт их разберёт, эту молодёжь. С ними теперь никогда не угадаешь.

Вон, тот же Скотт выглядит так, будто ему шестнадцать только вчера было. Даже щетина не спасает. А ведь на фото был без неё.

Они пристраиваются в очередь, и Кима с интересом наблюдает, как Скотт старательно игнорирует друзей, висящих на нём и говорящих одновременно прямо ему в уши.

Рейес бегло осматривает компанию, но глазами жрёт – нет, правда жрёт, – только Скотта, который, судя по лицу, хотел бы оказаться где-то ещё, но не здесь. Он медленно сканирует нижний этаж на наличие свободных мест и, видимо, не найдя таких, смотрит наверх, прямиком на Рейеса и Киму.

Замирает немного напряжённо, даже отсюда видно, и всматривается в Рейеса, будто пытаясь понять – он или кажется? Тоже по-дурацки щурится.

Что за люди, думает Кима, продолжая наблюдать, нет бы очки носить. Или линзы.

Рейес расплывается в улыбке, поднимает брови и кивает на дверь, произнося беззвучно губами «выйдем?»

Когда Скотт кивает, на них смотрит уже четыре пары глаз.

Рейес достаёт из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, нераспакованную, и зажигалку, суёт в карман брюк и спускается вниз, сверкая довольной улыбкой чеширского кота. Даже плечи расправляет и одну руку в кармане оставляет.

– Как петух, – смеётся Кима, – распушился. Вот ведь…

***

Скотт пытается не краснеть, когда Сара, как попугайчик, запомнивший только одну фразу своих хозяев, спрашивает «это он? он? он?!», а Лиам всё пытается дознать – кто он-то? Кора молчит, поджав губы, глядя на спускающегося к ним мужчину, и шикает на них, помогая отодрать цепкие ладошки сестры.

Вывалившись из кафе первым,– Рейес даже толком спуститься не успел,– Скотт пытается перевести дыхание. Сердце колотится где-то в горле, и он не понимает от чего – толи по тому, что они всё же снова встретились, толи потому, что выглядит Рейес крайне… не так, как тогда.

Выбивается из сложившегося образа с этими своими тёмными брюками, идеально белой рубашкой, не застёгнутой до конца, и, господи, подтяжками.

Скотт, правда, не знает, что хуже:это или если бы Рейес нацепил галстук.

Хочется одёрнуть себя, стукнуть по глупой, пустой бошке – какой ещё образ, Скотт, ты о чём вообще, милый? Ты видел его раз в своей жизни и всего-то полчаса, из которых двадцать минут – вы молчали. А потом ты увидел в бардачке не его машины – резиновый дилдо, блядский ты ж боже мой.

И та дурацкая Симфониетта, которую до дыр заслушал, до тошноты. Каждый раз попадается в плейлисте, и каждый раз у Скотта духу не хватает её переключить. И душу дерёт, собака, своими никчёмными фанфарами.

– Привет, – раздаётся из-за спины, и Скотт вздрагивает, оборачивается, едва не нос к носу оказываясь с Рейесом. От него приятно пахнет кофе и чем-то свежим, бодрящим, как холодный морской воздух.

Голову сразу как-то странно ведёт, и это то ли от запаха, то ли от страха – он не рассчитывал на новую встречу. Даже не надеялся.

Думал, вспоминал зачем-то яркие блестящие глаза, насмешливый рот и ужасный, дерущий слух акцент. Скотт потом, ночью, попытался представить себя на его месте, и тошно стало совсем. Липкий, противный страх нагнал его совсем поздно, когда уже нужно было забыть обо всём этом. Но то ощущение неизбежности, когда на тебя несётся на огромной скорости машина, а ты не знаешь в какую сторону дёргаться – не хотело отпускать. Если бы не сестра, которая как-то почувствовала его настроение и вернулась в его комнату, – не уснул бы в ту ночь.

– Привет, – голос у Скотта вздрагивает и немного сипит от волнения, он тут же краснеет и прячет глаза, опуская их на лакированные, немного запылившиеся ботинки. Рейес хмыкает близко с ухом, оттесняя Скотта к стенке подальше, чтобы не мешался прохожим, и встаёт рядом.

Очень сильно рядом.

Скотт стукается лопатками о бетон, по-прежнему не поднимает глаз на Рейеса.

Тот задирает рукава рубашки, Скотт видит мелькнувшую перчатку на одной – правой – и даже не успевает подумать, что может быть под ней. Рейес облокачивается на стену рядом, очень близко с головой Скотта.

– Ещё бегаешь через дорогу там, где не надо? – Негромко спрашивает он, и у Скотта слабеют коленки от этого голоса. Если бы Рейес наклонился самую малость ниже – сказал бы прямо в ухо, можно было бы почувствовать, какое тёплое у него дыхание.

Скотт одёргивает себя, мол, о чём ты тут вообще думаешь, извращенец.

– А вы? – Он осмеливается поднять глаза и тут же жалеет об этом. В горле пересыхает, и ничего, кроме чужого одеколона, вокруг не ощущается. Никаких больше запахов или даже звуков. Даже сердце, бившееся, как в припадке, словно замирает.

Микроинсульт, маленькая смерть.

Умереть хочется по-настоящему, провалиться сквозь асфальт, к самому ядру земному, и сгореть, чтобы никто и не вспомнил, как звали.

Что это за чувство вообще? Страх? Предвкушение? Азарт? Он никогда не ощущал себя в компании взрослого мужчины так. Из-за аварии? Из-за тех слов?

Боже, какой стыд-то.

– Я? – Рейес крутит в руке коробочку сигарет. Подбрасывает, ловит за скользкую обёртку, перекручивает и снова подкидывает. Его голос звучит смешливо и ласково, или Скотту хочется так думать. Боже. Господи. Мой.

Пачка сигарет не вскрыта, но новенькой не выглядит – у неё вмят уголок, и вообще прозрачная плёнка упаковки кажется грязноватой, посеревшей.

Бросить пытается?

Он ведь думал о нём, о Рейесе, всю грёбаную неделю, снова не к месту думает Скотт, придушив тяжкий вздох в зародыше. Даже когда Лиам утащил их с Сарой и Корой гулять едва не до самого утра, умудрился купить слишком много пива, и, когда они валялись в парке на траве, глядя в затянутое облаками ночное, пасмурное небо – даже тогда вспоминал.

Отец под утро дал им с сестрой знатного леща, но под строгим взглядом мамы поостыл и всучил, зачем-то, аспирин.

Они с Сарой дружно забыли про то, что зарядки на телефонах почти не было, и последний звонок от Скотта отцу был около пяти вечера. Мол, мы пошли гулять с Лиамом, будем поздно, не скучай.

В итоге, пришли не поздно, а даже рано.

Да и голова у них не болела до тех пор, пока они не получили фирменный отцовский подзатыльник.

Аспирин пришлось взять.

– Вы всё так же гоняете по улицам и сбиваете законопослушных пешеходов?

– Из тебя не ахти пешеход.

– Как и из вас – водитель.

– Какой есть, – смеётся Рейес очень тихо и очень по-доброму. У Скотта сразу по всему телу мурашки, и присесть хочется. Почему это похоже на флирт?

Потому что это он и есть, идиот, звучит в голове внутренний голос, очень похожий интонациями на сестру.

– Ты мне так и не представился, – Рейес улыбается и, наконец, прячет пачку сигарет в карман. Скотт следит за этим движением и зависает на том, как топорщится этот самый карман. От сигарет. Там лежат сигареты.

Тебе нравится Кора, напоминает себе Скотт и кусает щёку изнутри, глядя Рейесу прямо в глаза.

Но ты никогда не представлял её руку у себя в штанах, говорит Сара в его голове самым ехидным своим тоном и лыбится, как идиотка.

Господи, блять, мой, думает Скотт, глядя как тёмные, густые брови приподнимаются, а насмешливо-снисходительное выражение лица становится немного растерянным. Он слишком долго молчит, да?

Скотт святым никогда не был и периодически залипал на порносайтах – под звуковой аккомпанемент дело как-то легче шло.

Но он никогда не представлял кого-то конкретного. Абстрактные лица, тела, голоса. Так легче, да и, в самом деле, не Кору же. И не Лиама.

Они друзья.

А на друзей не дрочат ночами, сжёвывая край подушки.

Рейес, вот, например, другом не был, но легче не становилось.

Чужой акцент даже снился ему ровно две ночи, а потом, наивно подумал Скотт, попустило.

Конечно, ага.

Рейес переминается, переносит вес с одной ноги на другую и быстро облизывает губы.

Розовый кончик языка, быстро показавшийся и тут же исчезнувший, оставляет на чужих губах влажный след.

Хочется расплакаться от стыда за себя, потому что всё это похоже на какое-то помутнение. Ну не бывает так, чтобы задело за полчаса, господи, не бывает.

– Скотт, – произносит он быстрее, чем Рейес снова раскрывает рот, собираясь что-то спросить.

Например, не собираешься ли ты грохнуться в обморок?

– Меня зовут Скотт. – И зачем-то добавляет ещё: – Райдер.

– Очень приятно, Скотт, – тягуче произносит Рейес и придвигается ближе, на пару сантиметров, но всё же, и протягивает руку, – Рейес Видаль.

Скотту приходится куснуть себя за язык, чтобы сдержать смешки, очень похожие на истерические.

– Скотт…

Не произноси моё имя, думает Скотт и отводит глаза, резко вспоминая, что они на улице. Около кафе, в котором, наверное, волнуется Сара. И Кора. А Лиам пытается поспорить с ними, что он про них забыл и ушёл.

А он бы, наверное, ушёл, ведомый, словно на поводке, этим странным, пугающим чувством. На душе становится как-то погано от таких мыслей, и Скотт морщится.

Сразу как-то попускает.

Он ведь не настолько мудак и придурок, да?

Чужой запах больше не щекочет ноздри так,как в первые минуты, притупляясь порывами ветра – сегодня довольно холодно, и, спасибо внутренней чуйке, что он догадался надеть просторные штаны и толстовку.

Скотт снова поднимает глаза и даже улыбается, уже не так натянуто и нервно. Он приподнимает брови, глядя немного снизу вверх – он сполз немного по стене, а Рейес как стоял ровно, немного наклонившись к нему, так и стоит, как каменное изваяние.

Памятник пик-ап мастеру.

От своей же шуточки становится очень смешно и весело, и Скотт улыбается шире, искреннее.

Только вот у Рейеса глаза вмиг чернеют.

Дышать снова становится трудно.

– Скотт, – повторяет Рейес глухим, надтреснутым голосом и тут же сглатывает, дёргая кадыком, – не хочу показаться навязчивым, но… мы уже второй раз случайно встречаемся. Может, это вовсе не случайность?

Скотт хочет сказать, что если они также столкнутся в третий раз, то да, кто-то свыше явно намекает – город-то не маленький.

Хочет сказать, что иногда случайности действительно просто случайности.

Хочет сказать, что Рейес не в его вкусе, и что такие подкаты на него не действуют, а о том, что это подкаты сомневаться не приходится.

Скотт вообще много чего хочет сказать и ему, и себе заодно, и мирозданию.

Но он говорит:

– Дадите мне свой номер?

И Бог ему свидетель, или кто там на небе живёт, он ещё никогда не ощущал себя таким смелым и таким идиотом одновременно.

Пока Рейес не начинает диктовать ему свой номер.

Под рёбрами снова колет страхом, трусостью, хочется позорно сбежать к сестре под крылышко, спрятаться за Лиама с Корой, мол, простите, погорячился.

Рейес не просит его номер в ответ и только смотрит этим жутковатым взглядом, в котором плещется толи голод, то ли понимание.

Его окликают, и с Рейеса словно маску сдирают; он переключается очень легко и ловко, почти незаметно, но Скотт, отчего-то, всё видит.

Двойное дно, вспоминает он, а может – дна там и вовсе нет.

Женщина красивая и высокая, она сжимает губы добела, явно злая, и стискивает в руке рейесов пиджак, словно нашкодившего кутёнка за шкирку, который обоссал любимые туфли от Пьера Кардена, но Скотту она заочно нравится. Особенно глаза.

Может из-за неё Рейес забывает спросить его номер, а может он – самоуверенный козёл.

Одно из двух.

Скотт бросает на него последний взгляд, пряча телефон в карман толстовки, и тот ему подмигивает, скрываясь в салоне низенькой, серебристой Субару, перед этим успешно словив брошенный в него его же пиджак.

Женщина садится на водительское сидение.

Слишком сильный контраст по сравнению с тем, как выглядел Рейес в буггати.

Да, определённо второе, думает Скотт, заходя обратно в кафе на ватных ногах и с пустой головой. Ему в четыре руки машут со второго этажа.

У сестры горят глаза – ей срочно нужны подробности, а Лиам просто рад, что Скотт не свалил.

Коры не видно.