Утро началось... как обычно. На Кагекао вылился стакан холодной воды. Как отвратительно.
— А-А-А!!! — раздался вопль сразу на две комнаты. Кагекао сбросил с себя одеяло ногами и подскочил на кровати так, что, упав, стукнулся ногой об её край. — Зачем же, зачем?! Холодно!
— Вставать пора уже, зову-зову, ты не слышишь, — равнодушным тоном сказала миссис Эртон. — Мне что, к каждому так подходить и будить? Нет. Все уже встали сами.
Каге промолчал и только опустил голову. Вода стекала по щекам, шее, почти вся футболка была уже мокрая. Мокнуть с самого утра было делом неприятным, но это был единственный способ и разбудить, и полностью прогнать желание спать. Нога саднила. Каге посмотрел на ушибленное место — оно было чувствительным, наступать теперь будет больно.
— Вставай давай, и иди в столовую, быстро. Я пока кровать застелю.
Кагекао тряхнул головой, и с его волос градом посыпались капли. Женщина быстро покинула комнату, и мальчик поднялся с пола. Опаздывать на завтрак не хотелось, да и желудок уже во всю урчал, требуя поторопиться.
Ванная комната, всегда унылая и мрачная. Она всё ещё открыта, как странно; обычно её закрывали почти на весь день, а тут дверь открыта. И никто не выгоняет. Для него оставили, что ли?
Каге посмотрел в грязное, давно не мытое зеркало и вздохнул, — пластырь на щеке, ещё со вчерашнего дня, размок и отклеился. Попытавшись приклеить его обратно, полностью оторвал. Кровоподтёк так и не зажил, хотя боль от удара всё же притихла; стоило опасаться других детдомовцев — могли ударить по больному.
«По всему телу синяки, кто же так живёт!» — ворчала медсестра, обрабатывая раны тем детям, кто дрался слишком много или любил делать гадости. Каге никогда не понимал тех, кто любил драться. Как будто это показывало всю крутость и авторитет...
Быстро умывшись холодной водой ещё раз, Кагекао направился в столовую. Там уже стоял весёлый, если можно так сказать, детский гомон. Непонятно, чему они так радуются — каше из старой крупы, изъеденному жуками хлебу или несъедобным котлетам, которые делались неизвестно из чего, только не из мяса?..
— Ого, а ты сегодня поздновато, — сзади кто-то несильно стукнул Каге по плечу, и тот вздрогнул, не решившись обернуться.
— Да спать просто хочется... — грустно ответил он. — Вчера спать не дали, поздно лёг... — он оглянулся и увидел за своей спиной Кая. — Как ты мог подняться в такое время без проблем? Меня будили холодной водой!
— Поберегись сегодня. Сторонись старших, не стой у них на пути. — Кай словно бы проигнорировал вопрос и вдруг стал будто серьёзнее за несколько секунд. И напоследок взяв со стола кусок хлеба, он вышел из столовой. Каге не придал его словам значения — били его уже не в первый раз, и пора бы уже привыкнуть к тому, что это может произойти в любой день и по любой причине. А старших и вовсе боялись все, даже воспитатели. Так что никому и в голову не могло прийти, что сегодня может что-нибудь особенное случиться.
После завтрака Кагекао направился в свою комнату. Но по пути он снова наткнулся на того пацана, с которым подрались вчера. Он словно бы нарочно, проходя мимо Каге, зацепил его плечом.
— Нарываешься? — процедил сквозь зубы мальчик и резко развернулся в другую сторону.
— А если да? — так же злобно ответил пацан и сделал шаг в его сторону.
Драки не избежать. Кагекао сжал кулаки. В следующую секунду они оба уже были на полу, сцепились. Каге мстил за те унижения, которым его подвергали раньше. От природы злопамятный, он не мог простить многого из того, что ему доставляли другие. В основном это были дети постарше, те, кто уже давно освоился в детском доме. А сейчас же он просто-напросто сорвался.
Каге бил изо всех сил и целился чаще в лицо, в нос или даже в слабые места. Тот отпихивался тоже, не давая зайти ему слишком далеко; но его удары были какие-то неуверенные, поддаётся, что ли? Наконец, пнув соперника в живот, Кагекао удалось освободиться от мёртвой хватки.
— Вот же сволочь... — прошептал соперник, потом встал и стряхнул с себя грязь. Отдышавшись и перестав кашлять, пацан поднялся с пола и вновь кинулся на Каге. Тот, однако, среагировал быстро. Выкинув вперёд кулак, он с силой ударил того по лицу, но вдруг... пальцы разжались.
Соперник отскочил назад и заорал, как резаный — вся щека у него была распорота до крови. Из царапин выступила кровь. Кагекао опустил голову и удивлённо посмотрел на ладонь. Ногти будто преобразовались, на концах пальцев чёрные острые когти, похожие на кошачьи. «Надо же... И откуда это у меня?» Его глаза от шока были широко раскрыты, в то время как соперник валялся на полу и выл от боли.
— Получил, что хотел! — сам собой вырвался хриплый вопль. Пацан сел на колени и поднял на Каге глаза, полные ненависти.
— Пошёл ты на хер!
— Сам иди! Нехрен лезть было в столовой ко мне! Как будто я собирался терпеть!
Мальчики продолжали кричать друг на друга и ругаться до тех пор, пока их кое-кто не остановил.
— Да прекратите вы уже, а! Как петухи, чёрт бы вас подрал!!!
Соперник резво поднялся на ноги и помчался куда-то в сторону столовой. Кагекао оглянулся, и ещё не успел ничего сообразить, как мозг отдал команду: «Бежать как можно быстрее!!!»
— Ну-ка стой! — Каге шмыгнул в спальню. — Стой, мелкий засранец!! — Он закатился под ближайшую кровать и испуганно затих там.
Дверь комнаты распахнулась. Каге пролез поближе к стене и зажал нос пальцами, чтобы не чихнуть. Тяжёлые шаги, видимо, надзиратель с кое-какой целью выслеживает его, только интересно, для чего? Только не...
Кагекао сжался в клубок от страха. Только сейчас он вспомнил рассказы детдомовцев об увлечениях этого человека, от которых руки начинали трястись, в горле вставал ком, и тот, кто слушал, начинал паниковать.
— Вылезай, говнюк!
Этот человек неизвестно каким образом скрывал от полиции свои действия. Он ловил детей, в особенности мальчиков, затаскивал к себе в комнату и там... делал с ними ужасные вещи. Если было уж совсем плохое расположение духа, то могли быть и травмы, хуже. Некоторые после таких действий кончали с собой спустя несколько недель или же мучились до конца жизни. «Чёрт возьми, в этом «доме» все взрослые будто сговорились. Долго ли ещё терпеть это?!» — лихорадочно думал Кагекао, стараясь совершенно не шевелиться. Надзиратель подошёл к окну. Долго он там что-то стоял, будто высматривал кого-то, а потом развернулся и медленно пошёл к выходу.
Сердце Кагекао колотилось, как у воробья. «Что же делать, что делать... Я надеюсь, он не сделает ничего со мной...» — он почти не дышал от страха, сковавшего всё тело. Надзиратель заглянул под одну из кроватей, значит, можно убежать через другую сторону кровати... Нет, он уже встаёт, только не шевелиться...
— Я вижу тебя! — И в этот момент в ногу, как раз за ту, которая была недавно ушиблена, вцепились сильные пальцы, потянув так, что мальчик вскрикнул и рефлекторно дёрнул ногой. Вырываться бесполезно. Участи не избежать.
Куда он сейчас его потащит? И что будет?..
***
Крик. Крик в пустоту. Рот зажимает большая и твёрдая ладонь, в то время как другая рука шарит под одеждой. Кагекао дёргается и извивается от страха и омерзения, он пытается хоть как-то противостоять этому противному человеку. Но всё тщетно, мужчина только сильнее давит на рёбра, грозя сломать, выкручивает руки. Кагекао шипит, пытается кричать, но наружу вырывается неопределённое мычание. Боль в ноге усиливается от напряжения. И наконец...
Дикая боль. Раздирает и пронзает всё тело, заставляя биться в бессмысленной истерике и орать так, что не помогает даже ладонь. Надзиратель убирает руку и вдавливает лицо мальчика в подушку. Тот начинает задыхаться, поднимает голову, но... этим он делает себе только хуже. Громкий крик боли разносится по комнате, слышно даже, кажется, за её пределами. Надзиратель ударил его по шее ребром ладони, и этот крик оборвался, окончившись жалким бульканьем.
Это дело продолжалось не так уж и долго, но для несчастного Кагекао эти минуты казались часами. Часами ада.
Когда он пришёл в себя, насильника рядом уже не было. В комнате горел свет, и это только мешало. Каге протёр мокрые глаза и только сейчас заметил, что он лежит на чужой кровати, раздетый, избитый... Сил шевелиться не было. Но нужно было идти.
На полу валялась одежда. Одевшись, даже несмотря на ужасную боль во всём теле и свежие синяки, он тихо, на цыпочках идёт к двери, но тут снова сильная и грубая рука хватает его за ворот. И когда он успел тут появиться?!
Каге завопил от страха, перед глазами тут же пролетели недавние события, творившиеся здесь, но надзиратель поднёс к лицу мальчика свой кулак и произнёс, прижимая его к стене:
— Скажешь хоть кому-нибудь — убью. — Каге подавился криком и притих; в его глазах отражался животный страх.
Разумеется, он и не собирался жаловаться. Он робко кивнул и, отведя пустой взгляд в сторону, высвободился. А теперь — к двери, выходу, подальше от этого кошмарного места.
По щеке скатилась слеза. А ведь совсем недавно он дрался с тем мальчишкой, что задирался без особой причины, лежал лицом в пол под старшими, по-доброму знакомился со странной девочкой... И вот теперь его так оскорбили, растоптали, надругались над его телом и душой. Невыносимо больно, но он молчит. Что толку от жалоб и откровений? Никто не поможет, будет только больнее.
— Эй, а ну иди сюда! — грубый окрик, Кагекао втянул голову в плечи и оглянулся, готовясь к худшему. К нему быстрыми шагами направлялся парень, один из тех, кто жил с ним в одной комнате. Судя по его виду, бить точно будут.
— Поберегись сегодня. Сторонись старших, не стой у них на пути.
Кагекао медленно стал отходить назад, высчитывая момент, когда можно будет убежать. Да, ему было страшно, да, он боялся. Но, впрочем, чего? Если побьют, стерпит; если сильно побьют, обратится в медпункт.
Парень схватил Каге за плечо, сжал как можно крепче и придавил к стене. Яростно вглядываясь ему в лицо, он так и готов был вмазать по лицу со всей силы. Казалось, он был очень зол. Кагекао опустил взгляд и снова напрягся.
— Признавайся, болван, ты разболтал про всё то, что творилось сегодня ночью? — Каге промолчал, не зная, что ответить. За такие проступки побить могли сильно, но он знал, что за своими словами нужно было следить основательно. — Я тебя спросил! Ну?! — длительное молчание выводило его из себя.
«Нет, не я!»
— Да оставь ты его, не видишь, опущенный он, — протянул насмешливо кто-то, кто стоял неподалёку, у самой двери.
— Чё?
— Да я говорю тебе, реально опущенный, — теперь уже два презрительных взгляда, от которых становилось гораздо страшнее. В лоб прилетел кулак, ткнулся резко, презрительно. И Каге даже не успел ничего сообразить, как в живот так же вмазали коленом. «Ну всё, сейчас завалят на пол и убьют. О, за что же мне это всё...»
Но парни разошлись. Кагекао поднял голову и осмотрелся, по-прежнему не веря, что побоев удалось избежать. Ноги тряслись от пережитого страха, сердце колотилось как бешеное. «Они назвали меня опущенным... Значит ли это, что меня больше не будут бить? И слово-то какое, «опущенный». Только бы надзиратель ничего со мной не сделал...»
— Хей, привет! — неожиданный и добродушный возглас заставил его опять втянуть голову в плечи. Кай, как обычно, улыбается, по-доброму, кладёт руки ему на плечи... И Каге пытается вновь натянуть на лицо улыбку, но выходит лишь жалкое подобие:
— Привет. Как дела?
— Всё хорошо, — отвечает Кай и вдруг перестаёт улыбаться. — Твоя улыбка фальшива.
Он проводит ладонью по щеке мальчика, и тот отводит взгляд в сторону.
— Что произошло?
Кагекао не ответил. Равнодушно приняв это, убирает свою улыбку.
— Обсуждают какие-то гадости. Что с тобой? Что опять стряслось? — Каге опускает голову. — Отвечай! — снова молчание. — Что с тобой сделал... охранник?!
Мальчик вздрогнул и поднял на Кая глаза, полные слёз. «Я не скажу ему, нет-нет, ни за что». Кай не выдержал и снова задал ему один и тот же вопрос:
— Что сделал с тобой этот извращенец?!
Молчание. Кагекао аккуратно убирает руку парня с плеча и уходит быстрыми шагами. «С ним явно что-то не так...»
Мальчик юркнул в спальню. Никого. Его кровать была по-прежнему застелена, другие тоже, но забиться сейчас хотелось в какой-нибудь угол, свернуться калачиком и затихнуть, чтобы никто не потревожил, хотя мало кто мог зайти в комнату — у большинства были свои дела за стенами таких комнат. Но, поразмыслив некоторое время, Кагекао всё же решил сесть на свою кровать. Она была мягкой, или же ему так казалось, поэтому идея сесть в уголок быстро отпала.
Слабое движение ноги тут же отозвалось болью. И правда, ушибов на теле прибавилось, но сильнее всего болела шея, как раз в том месте, где его ударили с размаху в попытке заткнуть. Кагекао провёл пальцами по тому месту и тихонько всхлипнул: боль была адской. Ещё болело где-то внутри, как будто его пустили по кругу.
За окном уже порядком стемнело, но почти никто из мальчишек не спал. Каге сначала хотели вытолкать из спальни и не пускать, но потом кто-то подал «замечательную» идею — уйти в другую спальню, можно даже к девчонкам. Другие нашли эту мысль просто гениальной и сразу согласились, пусть это и могло иметь последствия. Уходя, один из них, Альберт, фыркнул:
— Я с пидором в одной комнате спать не буду!..
Эти жестокие слова словно бы оставили очередной болезненный след в и без того израненной душе Кагекао. Он ничего не сказал парням в ответ, а только отвернулся к стенке и тихо заплакал...
Тело болело, болела и душа. Сердце разрывалось, и слёзы лились по щекам градом. От боли даже немного подташнивало, и пришлось сесть.
Кай... Он снова зашёл в комнату с каким-то озабоченным видом, и вместо того, чтобы попытаться натянуть на лицо улыбку, Каге хмуро отвернулся и уставился в одну точку.
— Что с тобой?
Этот вопрос... Мальчик не хотел на него отвечать. Слишком уж безобразно он себя чувствовал, чтобы разговаривать с людьми на такие темы, он мог даже непроизвольно разрыдаться и выложить всё как на духу. Ему этого не хотелось. Но проигнорировать такие слова означало признать, что Кай ему чужой. Вот он сейчас протягивает руку к его голове, осторожно касается волос, проводит по ним... Не в силах сказать ни слова, Каге прикрыл глаза и тихо, утробно… заурчал.
— Э-э, — удивился Кай. — Да ты и не человек совсем!
— Что?.. — ответил наконец тот. — Что это значит?
— Ты... я не знаю... ты не похож на человека.
— Ты говоришь странные вещи. — Каге посмотрел на него с долей недоверия. — Но всё же... Я и сам стал замечать кое-что странное.
Он опустил голову и посмотрел на свои руки.
— Когти... Клыки... Всё это так странно. Может, я и правда не человек?
— Успокойся, — Кай снова погладил его по голове, — утро вечера мудренее, спать ложись.
— Что? — Кагекао растерялся от такой перемены темы.
— Спать ложись, говорю, — парень добродушно улыбнулся, — а то завтра опять будут поливать холодной водой. И успокойся, прошу... Я ведь знаю, что надзиратель с тобой мог сделать.
Каге робко кивнул. Любое движение причиняло ему невыносимую боль, но он так ничего и не сказал Каю, даже не показал часть той боли, что сидела в его душе и мешала прислушиваться к словам друга.
— Но, впрочем... То, что со мной сделал ОН... Это была последняя капля.
Последняя капля...