В Японии я оказываюсь около пяти часов вечера из-за разницы часовых поясов. Выхожу из тупика, куда переместилась и ещё квартал иду в сторону больницы, где должна лежать сестра. Клиника оказывается большой и высокой, с чистыми окнами и цельным фасадом какого-то бледно-голубого цвета. Вхожу в раздвижные двери и иду к стойке регистрации. Молоденькая девушка приподнимает голову и улыбается, увидев меня.

— Девочка, ты куда? — добрые глаза внимательно «ощупали» с ног до головы, и, я уверена, оценили и общую бледность и худощавость, и тонкое пальто не по погоде.

— Я навестить сестру пришла, — рапортую, стараясь сделать голос как можно более детским, отсутствующие щёчки надуть, а улыбку превратить в ангельскую. Кажется такой образ в странах Азии считался милым? — Не подскажете, в какой она палате?

— Прости, но на сегодня приёмные часы закончены. Давай мы лучше позвоним твоим родителям, чтобы они тебя забрали, а завтра ты можешь прийти пораньше вместе с ними, — девушка подходит ко мне и протягивает руку, чтобы взять мою ладонь.

— Я не спала сутки, пережила покушение, убила человека и спрятала его труп, инсценировав свою смерть, — пока выговариваю параллельно накладываю иллюзию. Она слабая, я это и сама понимаю, но девушка беспламенная и ей хватает, да и как только я уйду, иллюзия спадёт. Взгляд девушки стекленеет. — Если вы не хотите узнать предел терпения и человеческих возможностей, скажите, пожалуйста, — опускаю глаза на бейджик, — Наоми-сан, на каком этаже и в какой палате лежит Нагаи Нагиса?

— Да, секундочку, — девушка медленно возвращается за стойку и открывает какую-то программу на компьютере. — Ваша сестра находится в палате 406, четвёртый этаж.

Направляюсь к ближайшей лестнице и успеваю скрыться на ней, пока иллюзия окончательно не спала. На нужном этаже направляюсь к единственной палате, в которой только что хлопнула дверь, на удобном стуле рядом сидит ещё одна посетительница.

— Тсунами-чан! — меня замечает чуть полноватая пожилая женщина с седыми висками. У неё увлажняются глаза, но она поспешно смаргивает слёзы, поднимается и идёт мне навстречу.

— Фуджиоко-сан, — поспешно иду к ней и попадаю в кольцо чужих рук. Меня сжимают в объятиях. Женщина всё-таки не выдерживает и начинает плакать. Успокаивающе глажу её по спине, но отстраняюсь, когда из палаты выходит пара.

— Мама! — грустно улыбаюсь и спешу к так и замершей при виде меня очень красивой японке, похожей на моё отражение в зеркале, как две капли воды, с поправкой на возраст. Называть её матерью выходит по инерции. Эта женщина, наверное, любила своего ребёнка, как и её дочь её саму. Вспоминаю свою родную маму и в груди тяжелеет. Я помню и немного скучаю. — Мама, как ты? Как Нагиса? Я прилетела сразу как узнала и…

— Тсунами, ты почему не в школе? — холёный мужчина рядом с матерью смотрит строго и чуть надменно. Спотыкаюсь, не дойдя пары метров. — Я оплатил тебе учёбу в Англии не для того, чтобы ты сбегала чуть что. Я куплю тебе билет на ближайший рейс. Возвращайся.

— Нами, милая, Джейсон прав, — мама — нет, родительница — смотрит чуть обеспокоенно. — Нельзя бросать так всё. Отправляйся лучше обратно, мы заберём тебя на выходных.

— Подождите! — прерываю их. — Вы вообще о чём?! Там же Нагиса в палате! Что с ней?! К ней можно? Что говорят врачи?

— Нами, прекрати! — мать чуть поводит плечами, будто ей не нравится мой тон. — О чём ты? С Нагисой всё в порядке!

Больше не слушаю, обхожу взрослых по кругу и направляюсь к двери, из которой только что вышли родители. Врываюсь в палату и чуть не задыхаюсь от удушливой волны Тумана, которая обрушивается на меня, стоит только переступить порог. Какофония чувств и эмоций висит в воздухе словно кисель, через который еле удаётся пробраться к окну. Распахиваю его и вдыхаю морозную свежесть улицы. Та-а-ак, а Туман это у нас явно семейное.

Смотрю на распластавшуюся на кровати девочку всю в проводах и приборах. Пытаюсь анализировать наведённые эмоции, и, Господи, чего тут только нет: ничтожность, незамечание, незначительность и скрепляющая все остальные жалость к себе. Смотрю на сестру другими глазами. Детка, что ж у тебя за желание показать миру свою крошечную натуру и страдания, да ещё чтобы тебя за это пожалели?

Стараюсь по максимуму растворить чужую иллюзию и вывести её из палаты. Выхожу в коридор к родителям и настойчиво советую ехать домой, подкинув в прокомпостированные младшей сестрой мозги идею о важных гостях. Оглядываюсь на Фуджиоко-сан — единственную не попавшую в плен чужих эмоций. Женщина вздыхает и на вопрос покаянно признаётся, что в своё время имела связь с якудза, там же научилась продираться через чужие иллюзии. Потом задолжала нашему родному отцу и после его смерти благополучна пошла выплачивать долг нам, его детям, приглядывая и направляя. Вздыхаю и предлагаю ей тоже отправиться домой, я всё равно планировала остаться пока в больнице. Возвращаюсь в палату и смотрю на Наги, сонно моргающую.

— Сестра, ты как настоящая, — девочка пытается снять кислородную маску. Подхожу и снимаю чужую руку с прибора. Не выпускаю чужие холодные пальцы из ладоней и присаживаюсь на край кровати.

— Я скучала, сестрёнка, — улыбаюсь, наклоняюсь и аккуратно целую куда-то в район макушки — лицо закрыто кислородной маской и бинтами. Из единственного видного сейчас глаза — на месте второго повязка — начинают одна за другой скатываться слезинки, теряясь в таких же длинных и лохматых волосах, как были у меня ещё вчера.

— Я тоже очень скучала и боялась что ты не приедешь, — в груди щемит. На месте этого ребёнка представляю свою младшую сестру и сразу становится хуже, на глазах наворачиваются слёзы. Нет. Прекрати. Теперь это твоя сестра, твоя семья и твоя жизнь. Именно теперь и именно сейчас. — Ты надолго приехала? — в чужих глазах надежда напополам с отчаянием.

— Пока ты не поправишься, — улыбаюсь ободряюще, чуть сжимая чужую ладошку. Наги дёргает пальцами в ответ. — Спи, сестрёнка. Сон — лучшее лекарство.

— Угу, — девочки всхлипывает и слабо улыбается. — Посиди со мной чуть-чуть, — просит уже засыпая. Рука расслабляется через несколько минут.

Высвобождаю аккуратно своё запястье, чтобы не потревожить, и перемещаю из коридора скамейку для посетителей. Кладу под голову саквояж, снимаю пальто, чтобы укрыться им, и укладываюсь. Безумно долгие сутки. Об остальном я буду думать завтра, и мне всё равно, чьей тёзке принадлежат эти слова.