Звенит звонок с последнего урока. Собираю вещи, прощаюсь с одноклассниками и направляюсь в комнату клуба «Любителей спокойствия и умиротворения». Остальные школьники уже там, тихо переговариваются и рассаживаются по своим местам. Прохожу к дальнему шкафчику в конце кабинета и беру оттуда оставленную ранее вышивку. Раскладываюсь и приступаю к работе над нежным букетом васильков. Через несколько минут входит Токугава-сенсей и хлопает в ладоши.

— Мы идём в тату-салон, я договорился. Но, — указательный палец резко взмывает вверх, — по официальным данным мы направляемся в парк.

Не начинается суматоха, никто не вскакивает со своих мест. Ребята чуть поспешно доделывают начатое и собираются. Убираю вышивку обратно в шкаф и вместе с вещами встаю около двери. Первым ко мне подходит флейтист-второгодник. Спрашиваю, бывал ли он в Киото, куда должна состояться поездка нашего класса в скором времени. Парень кивает и тихо начинает делиться впечатлениями. За беседой время пролетает незаметно, и вскоре мы уже идём по улице, втянув в обсуждение и остальных.

Тату-салон находится недалеко от промзоны и разрушенного склада, где проводит время неформальная молодёжь, катаясь на скейтах и устраивая хип-хоп баттлы. Над дверью звенит колокольчик, когда мы входим. К нам выглядывает владелец салона и, по совместительству, единственный работник. Тихо выдыхаю. Он наше Небо. В губе и в видимом ухе виднеется пирсинг, а чёрные волосы завязаны в высокий хвост. Токугава-сенсей, подходит и пожимает ему руку. Они кажутся ровесниками или даже бывшими одноклассниками, судя по теплоте общения. Небо перекидывается парой слов со всеми ребятами, а потом ему представляют меня. Кланяюсь, соблюдая все каноны японского этикета. Меня убеждают, что официоз можно отбросить и приглашают располагаться.

Мы приходим в тату-салон вот уже почти неделю после уроков. Ребята поясняют, что Небо вернулся из какой-то поездки в Тайвань, где обучался мастерству нанесения рисунков на тело у всеми признанного гуру. Когда разговор заходит о татуировках, каждый из школьников обнажает ту или иную часть тела и показывает свою. Каждый рисунок маленький, не превышающий пары сантиметров, но обозначающий общее единство, если приложить их друг к другу. Мне предлагают сделать такую же, но я уклоняюсь от ответа. Предлагают настойчивее, говоря, что Небо будет рад помочь и даже может сделать бесплатно. Обещаю подумать.

***

Он тихий. Он спокойный. Его ещё спящая Гармония превращает мысли в штиль. Мне тут с ними комфортно и уютно, как в пушистом одеяле перед горящим камином в зимние вечера, когда за окнами завывает вьюга, а тебе никуда не надо. А потом ты ловишь себя на мысли, что лежишь тут уже долго, тело уже чуть-чуть затекло и требует действий, пока мозги продумывают планы на ближайшие дни. Вот завтра надо будет позвонить друзьям и позвать всех на каток, или, если сегодняшний снег окажется липким, можно будет слепить снеговика. Ты засыпаешь и обещаешь себе завтра точно развлечься. Но на завтра ты опять лежишь около камина и опять думаешь, пока жизнь проходит мимо. Мы нашлись не вовремя. Здесь мне могло бы быть комфортно лет через десять, и желательно в том состоянии, которое было тогда. Это было бы спасение, это было бы то, что доктор прописал.

В этой тишине и этом спокойствии можно лечить раненные и разбитые души. Но я уже не нуждаюсь в лечении, мне пока не нужна помощь в собирании себя по осколкам. Плохо и больно было сразу по возвращении, когда я могла долго смотреть на оставшиеся от прошлой хозяйки тела метки соулмейтов и думать-думать-думать, о том, как сложилась бы её судьба с этими людьми. О том, как складывалась бы моя, не уговори будущая-я Шоичи на авантюру.

Шея не беспокоит. Я рассматриваю через зеркало — насколько это возможно — имя Бьякурана Джессо и думаю, что он был неплохим вариантом. Да, ко мне относились как к домашнему любимцу, и, окажись на месте меня какая-нибудь большая кошка, которую можно обнимать во сне, мало что поменялось бы. Но я ведь была счастлива, пусть и в немного извращённом понимании этого слова.

Имя Базиля также закрашено, но с этим человеком я не имею каких-то личных воспоминаний. У него тоже несколько имён, это значит — он имеет варианты. Я не знаю, сколько у него соулмейтов, но выбор он делает не в мою пользу. Дневник Тсуна Джессо начинает вести незадолго до свадьбы, боясь, что с ней могут что-то сделать, а она хочет хоть на страницах невзрачной тетради остаться собой. Ничего не происходит, но привычка остаётся. В ситуации, когда часть сильных бойцов оказывается недееспособна по различным причинам, а вопрос с необходимостью приостановки — пусть временной — боевых действий стоит наиболее остро, решение предлагает преемник консильери. На очередном внутрисемейном собрании, где уставшие и подавленные мафиози пытаются спорить друг с другом, обсуждая правильность того или иного варианта, искоса поглядывая на хмурую Тсунаёши, Базиль выступает вперёд и, указывая на безучастную меня, предлагает отдать в жёны Бьякурану. Тогда эта идея вызывает жёсткий протест всех присутствующих, впервые за долгое время выбивая из оцепенения и саму будущую невесту. Описание того дня, записанное в дневник, оказывается первым, расплывающимся от слёз.

Потом начинаются недели подготовки. Меня огораживают от дел Семьи пока идут переговоры с Мельфиоре о проведении встречи. Параллельно ко мне начинают захаживать Тимотео, Емитсу и сам Базиль, в компании еще нескольких представителей CEDEF. Нам нужно время, говорят они. Нам нужны врачи, которые оказываются заперты на другом конце мира, объясняют мне. Как только появятся врачи, мы первым же делом будем лечить его. Ну же, нам нужно время на передышку и обещание ненападения. Что толку, написано в дневнике. Какой смысл кого-то спасать, если после выздоровления мы не увидимся? А как же жертвенность, шепчут мне в ухо. И правда. Суицид ведь может быть не только физическим, но и моральным. Моё согласие они получают.

Тсунаёши приходит за день до официальной встречи с Бьякураном, на которой должно обсуждаться свадебное предложение. «Ты не обязана». Такая же уставшая, но ещё не настолько сломленная молодая женщина обнимает, упираясь головой мне в плечо. Я благодарна ей за это. «Нет, так будет правильно». Ночью я впервые спускаюсь в своё собственное подсознание, создавая для себя скалу, море и светило за облаками. Я буду тобой любоваться также издалека, моё солнце, обвитое сейчас проводами для поддержания жизни. В подсознание приходит сестра, в её теле Мукуро сейчас пытается строить себе карьерную лестницу в Мельфиоре. «Я заберу тебя оттуда только скажи». Наги тоже кладёт голову на плечо. «Обязательно».

Я так рада, что в этом мире при встрече соулмейтов не происходит ничего кроме закрашивания метки. Никто ни в кого не влюбляется при встрече взглядов — нет, влюбляется, конечно, но скорее из-за своей натуры и предпочтений, а не по воле судьбы. Никто не бросается на амбразуру во имя соулмейта — нет, и такие ситуации история и классическая литература знали, но опять-таки это происходит по воле самого человека. А ещё у каждого есть выбор. Быть или не быть, мы вольны связать свою жизнь с указанным человеком или не делать этого. Мы вольны уйти и вольны остаться.

Смотрю на метку на ноге, провожу по ней пальцами, а потом с мазохистским наслаждением и интересом начинаю прокручивать в голове всё, связанное с Базилем, начиная от его появления на нашем пороге в компании взмыленного и уставшего Емитсу, продолжая описанным в дневнике, и заканчивая прозвучавшем в будущем предложением «уничтожить». Смотрю на метку, которая будто начинает мерцать по краям. Вместе с визуальными спецэффектами приходит реальная боль. Не выдерживаю и закусываю кулак, в попытках перебить одну боль другой. Жжение на ноге прекращается. Вдох-выдох. С упорством овцы начинаю всё заново, на этот раз уже готовая к силе болезненных ощущений от выжигания метки.

В ванной, полной ледяной воды, лежу несколько часов, пытаясь привыкнуть к жжению и дискомфорту. Я не хочу — и не буду — винить этого человека за сделанный выбор, в конце концов я собираюсь поступить также. Я лишь намерена стереть с себя чужое имя, с чьим хозяином я не стану связывать свою жизнь, даже если мы останемся единственными выжившими на этой планете. Я могу уйти и этим шансом воспользуюсь.

***

Небо смотрит на меня спокойным взглядом и отнимает от грудной клетки иглу, так и не приступив к работе.

— Мы всегда будем тебе рады, но сейчас ты не готова быть здесь, — мужчина понимающе улыбается и отворачивается к столу с инструментами.

Медленно выдыхаю и сажусь, поправляя одежду. За меня сказали то, что в голове ещё только оформляется в мысли, не говоря уж о словах.

— Разве так можно? — Небо оборачивается, не совсем понимая вопрос. — Разве после того, как Хранители всех атрибутов собираются вместе, они не должны быть всегда неразлучны? Ну — я не знаю — время проводить, никогда далеко друг от друга не отходить? Холить и лелеять Небо, которому нельзя прекословить? — мужчина на это только хмыкает. Мне кажется, будь он более эмоциональным, то разразился бы хохотом.

— Кто вбил тебе в голову эти стереотипы? Нет, это конечно не обязательно. Основная наша с тобой взаимная задача поддерживать друг друга, Пламенем ли, словами. Ты вообще знала, — мужчина отходит к столу с эскизами, перекладывает и сортирует их, — что беспламенные также разделены на семь основных атрибутов? Загвоздка в том, что у них практически нет предпосылок для пробуждения, но вот найти среди всех людей тех, к кому особенно тянет они могут. Это создаёт примеры к выражению «лучшие друзья». Вы друг другу подходите, резонируете между собой, понимаете без слов, подстраиваетесь и подстраиваете — хотя зачастую это не нужно. Ты разве не ощущала того же, общаясь с ребятами? — медленно киваю. Мужчина возвращается к эскизам. — Мне — нам — нет необходимости удерживать друг друга рядом. Всё равно, если понадобится помощь, тебе придут на выручку, или ты сама придёшь за поддержкой. Не пытайся подстроиться под общее настроение — тебе сейчас это не нужно. Просто будь собой в той манере и активности, к которой привыкла.

— Мне бы ещё кое-что хотелось уточнить, — дожидаюсь пока ко мне повернуться и кивнут. — Я ранее была, скажем так, приставлена к одной группе пламенных, которым не хватало Тумана. У нас отношения стали складываться не лучшим образом с самого начала, и наш учитель сказал, что это потому, что я из другого «набора». Это действительно так?

— Нет, — мужчина хмурится. — Нет, это не так. Если ты не резонируешь с теми или иными атрибутами, это не значит, что вас рефлекторно будет отбрасывать, как магниты с одинаковыми полюсами. Вы просто посидите рядом, поймёте, что ничего не происходит, и разойдётесь. Другое дело, если вы не можете разойтись, — киваю на вопросительный взгляд, — тогда на первое место выйдет отношение Неба, но это опять-таки не будет являться определяющей точкой, — получается, Байрон был отчасти прав.

— Спасибо, — поднимаюсь и кланяюсь, выражая благодарность и почтение. Мужчина только машет рукой.

— Удачи, стрекоза, — удивляюсь такому обращению, но Небо, весело улыбаясь, указывает на колечко, что я ношу не снимая. Расслабляюсь и ещё раз благодарю. Над дверью салона звенит колокольчик, когда я наконец вырываюсь на свежий воздух из буквально насквозь продушенного спокойствием, пылью и какими-то благовониями помещения. Домой иду пешком, чувствуя себя свободной и чуточку счастливой впервые за долгое время.