Утро встречает меня прохладой из-за оставленного открытым на ночь балкона и першащим горлом из-за него же. Вопреки тому, что спать я легла скорее ранним утром, чем поздней ночью, организму этого хватает — просыпаюсь я без будильника, когда нет ещё и семи. Лежать дальше, нежась в комфорте, чревато повторным засыпанием, которое почти наверняка обернётся повторным, куда менее приятным, подъёмом.

Открываю глаза и тут же счастливо жмурюсь — у меня теперь новый дом, такой, как я и хотела. Кремовые стены, светлая мебель и пол, много пространства и света, большие окна и широкий балкон с уютными креслами. По стене над головой пляшет солнечный зайчик, а из-под окон слышен стук шагов и каблуков спешащих на работу людей.

Организм всё больше просыпается, температура медленно после сна поднимается, и под пледом становится жарко. Выпутываюсь из пледа и аккуратно выползаю из-под руки обнимающего меня во сне Такеши. Парень всё-таки сдался Морфею как только помог помыть ванную комнату и загрузить в шкаф все купленные полотенца, уходовые средства первой необходимости и бытовую химию. Я к этому времени как раз успела вымыть в спальне большинство шкафов хотя бы снаружи и застелить постель чистым бельём, которое надо будет на днях опять перестилать, раз спали мы в уличной одежде. Такеши пришёл из ванной и лёг на новый плед, временно выполняющий роль покрывала, со словами «я там всё вымыл, прилягу только на пять минут, пока оно сохнет, а потом ты скажешь, что сделать ещё». Через полчаса я, еле растолкав соулмейта до хоть сколько-то осознанного состояния, вытащила из-под него плед вместе с новым одеялом и помогла устроиться на подушках, укутав сонного и до неприличия милого парня, пообещав ему скоро вернуться, чтобы цепкие пальцы наконец отпустили моё запястье и можно было спокойно домыть полы.

Такеши продолжает всё также крепко спать, укутавшись в одеяло с головой кроме левой руки, и тихо сопеть. Аккуратно прикрываю в спальню дверь и иду в ванную приводить себя в порядок после ночи, скрывать круги под глазами патчами и пшикать противовоспалительным раствором в горло, чтобы не разболеться.

Остальное утро продолжается не с кофе — потому что его нет — а с мытья холодильника, кухонных хотя бы столов и распаковки чайника. Без пяти восемь отключаю стоящий на беззвучном режиме будильник, пишу короткую записку, переодеваюсь и перемещаюсь во двор дома Савад. Нана-сан не выглядит особенно удивлённой, открывая мне заднюю дверь и приглашая на, наконец, кофе. За столом уже сидит Реборн и цедит из маленькой чашки вкусно пахнущий эспрессо, судя по цвету. С благословенного кивка хозяйки дома навожу себе сладкую бурду из растворимого кофе, сливок, сахара и маршмеллоу. Аркобалено провожает напиток-сахарную бомбу весьма красноречивым взглядом, но никак не комментирует, молча попивая свою — на мой вкус — гадость.

Тсуна начинает греметь наверху, собираясь, где-то через пятнадцать минут после моего прибытия. Реборн смотрит на наручные часы и недовольно цыкает на очередном слишком громком ударе о пол чего-то тяжёлого. Нана-сан, тоже уже сидящая за столом с кружкой полной очередного варианта кофе, поднимает голову и смотрит в потолок с беспокойством, но так и не встаёт со своего места, бросая косой взгляд на неподвижного и молчаливого репетитора-киллера. Собирается Тсуна в рекордные восемь минут и внизу оказывается с кое-как приглаженном шухером на голове и в школьном спортивном костюме, отличающемся от моего только расцветкой.

— Нами, мы идём?

Киваю, оставляю уже пустую чашку, надеваю оставленные в прихожей кроссовки и выхожу вслед за Савадой на улицу. Останавливаемся на тротуаре, переглядываемся и нехотя начинаем сначала идти, а потом по не озвученному согласию бежать по тротуару, огибая район.

***

Необходимость, наконец заняться своим телом и физической формой приходит неожиданно и слишком чётко. Я слабая. Слишком слабая для девушки, собирающейся войти в мир мафии на правах одной из главных исполнительниц Десятой Вонголы. И вопрос даже не столько в силе и способностях, сколько в реальных физических возможностях.

Я помню, как раньше могла спокойно донести из магазина несколько килограмм продуктов или без проблем дотащить сетку с картошкой от грядок до дачного дома через двенадцать соток участка. Я помогала с ремонтом и транспортировкой всего необходимого, начиная от огромных упаковок с утеплителем и заканчивая новой батареей. Я могла устроить перестановку в комнате с определёнными трудностями, но без посторонней помощи. Больше я не могу ничего из этого. Я знаю, что моё тело раньше не было однозначно здоровым, там присутствовали лишние килограммы, но я была уверена в своей силе, хотя бы в её толике. Сейчас, глядя на себя в зеркало, хочется лишь обнимать себя за острые плечи худыми руками и что-то делать. Параметров прошлого тела не достигнуть в принципе хотя бы по росту, но увеличить выносливость и гибкость, сделать упор на то, в чём могу стать хороша сейчас.

Слишком много неприятных примеров перед глазами, слишком наглядно происходит демонстрация разницы моего «сейчас» и «тогда». Начиная от драки с пьяным соседом на одной лестничной клетке, когда нескольких толчков находящемуся не в себе мужчине было достаточно, чтобы больше не лезьте ко мне с младшей сестрой, спешащим домой. И неспособности сейчас достаточно сильно ударить хоть кого-то из нападавших на меня людей, вставить своими силами нож в чужую грудную клетку, а потом его вытащить без помех. Я действовала без конкретной тактики поначалу, убеждаясь в своей несостоятельности в области силы на пропущенных ударах и неспособности что-то противопоставить. Через несколько болезненных тычков, конечно, в голову приходили умные мысли о смене тактики, но не закреплялись достаточно, чтобы не наступать на эти же грабли в следующий раз. Туман стал спасением и благословением, но не панацеей. Волшебные способности, которые необходимо скрывать от большей половины населения планеты, в принципе не могут стать ничем, кроме временных мер и последнего шанса — слишком отчётливо в голове стоит дребезжащий замогильный голос стража Вендиче, чтобы окончательно увериться, что Пламя можно использовать где и когда вздумается в любых объёмах.

Я уже никогда действительно не смогу отказаться от Тумана, не смогу запечатать своё Пламя в теле, добровольно ограничив себе использование. Байрон любил приводить примеры из жизни своей или чужой, поясняя что-то о наших способностях и возможностях, раскрывая прописные истины или сакральные тайны мира мафии для подопечных. Нескольких запечатавших в себе Пламя умельцев, которым посчастливилось получить долг от своих боссов и попросить в счёт уплаты свободу от теневой стороны, няня Мэри знал лично и не скупился на красочные рассказы. Их жизнь меня не впечатлила, особенно понимание, что большинство этих людей оставшиеся годы влачили своё существование — жизнью бытие старых знакомцев не мог назвать даже Байрон.

Я никогда не смогу отказаться от Пламени, но и использовать его всегда не смогу. Гуляя по улицам, заходя в магазины, кафе, муниципальные здания, заглядывая в окна проезжающих машин, я всегда стараюсь находить взглядом камеры, чтобы не попасться, чтобы никто не увидел появляющееся из воздуха что-то или кого-то посредством перемещения. Приходится постоянно просчитывать угол обзора камеры, её поворот, чтобы не привлекать к себе внимание, чтобы не вызывать подозрений в чём бы то ни было — что угодно из воздуха появляется только в фильмах и только по желанию художников-аниматоров.

Возвращаться приходится всегда к одной простой аксиоме — Пламя не является панацеей, которую можно использовать в любой момент острой необходимости. Решение так и не заданной задачки тоже простое и только одно — тело должно иметь хоть какие-то зачатки способности за себя постоять. Всё очень легко и просто, почти изящно. Но безумно трудно начать.

Тсуна жалуется на аналогичную проблему — ей не хватает физической подготовки для использования своих техник достаточно длительное время, если говорить о том, что беспокоит прежде всего. Если говорить о более масштабных проблемах, то Небо является Пламенем более жёстким, чем тот же Туман, и у Савады есть определённые трудности с контролем. Связывает подобные проблемы девушка с тем, как её начинали учить использовать Пламя, выпуская всё в силе предсмертного желания с помощью пули. Тсуна делится своим наблюдением: Небо либо горит слишком ярко, видимое всем окружающим, либо его нет вовсе. Неосознанно Пламя пробирается в голос и во взгляд в минуты эмоционального напряжения и особенно сильной уверенности в себе и своих словах, но появляется и исчезает без ведома хозяйки. Со своим запросом Тсунаёши идёт к собрату по несчастью — к Кавалонне Дино. На все расспросы старший товарищ рекомендует не забивать голову ненужными мыслями и открещивается распространённой фразой «Это всё из-за подростковой перестройки организма, вырастешь — и всё наладится само собой» и «Ты научишься этим пользоваться, понимание придёт». Такой вариант не устраивает девушку, да и мне кажется диким во время рассказа, потому что есть шанс элементарно не дожить до завершения взросления.

Тсунаёши не хватает уверенности в себе, мотивации и дисциплины. А ещё очень хочется выпустить наружу ребёнка-безумца и поэкспериментировать с собой и своими способностями. У Савады есть какая-то форма предвиденья, работающая по принципу «холодно/горячо», но скорее с «и так нормально сложится/надо срочно что-то делать», способное в придачу определять правду и ложь. По какому принципу эта способность работает Тсуна пока не знает, идти к Реборну не хочет, а с друзьями попытки проваливаются, потому что либо правда и так известна, либо ложь слишком незначительна для распознавания по мнению способности, либо приходится делиться чересчур личным. К этому не готова ни сама девушка, ни её близкие друзья. Идея с экспериментами пока откладывается в дальний ящик.

Общая проблема с телом предполагает возможность совместного решения. Тсунаёши делиться желанием начать бегать по утрам, пытаясь отдышаться после кросса вокруг школы в качестве наказания от Реборна за нарушение правил тренировки. Это кажется неплохим началом хотя бы для улучшения выносливости, и я соглашаюсь.

***

Лёгкие горят, ноги ощущаются свинцовыми и еле переставляются. Рядом пыхтит красная Тсуна, то и дело поправляя выбивающиеся из причёски и прилипающие к влажному лбу волоски. До дома Савады остаётся ещё пару улиц, но зато мы примерно выяснили свой предел, и что убегать так далеко в первый день не стоило. Тсуна стоически уже в третий раз отказывается от перемещения и продолжает тянуть меня вперёд, обещая перейти с бега на шаг вон у того дома с зелёной крышей. Вздыхаю тяжело, насколько позволяет сбитое дыхание, и продолжаю переставлять ноги — Тсуна также говорила про прошлый дом с зелёной крышей. Но оно того стоит. Просто обязано стоить.

— А потом ты поедешь со мной в Икеа, — сиплю, всё же останавливаясь у дома с приметной крышей и опираясь руками в колени.

— Ты только меня позвала? — Тсуна отталкивается от столба и берёт меня за руку. Дальнейший путь она обещает проделать пешком. — Или кто-то ещё из ребят будет? Что вообще купить нужно?

— Купить нужно буквально всё, — огромные магазины шведской фирмы, в которых можно было собрать безделушки для создания уютной атмосферы в квартире или расстановки акцентов и ярких пятен в интерьере, завораживали всегда. Я не собираюсь отказываться от привычного и любимого скандинавского стиля. — Из ребят присоединиться Такеши. Он помог вчера, так что, если он так и не ушёл к себе домой, сегодня тоже, скорее всего, присоединиться. Что?

— Нет, ничего, — Тсуна поспешно отворачивается, пряча слишком широкую улыбку и хитрющие глаза. — Если покупок будет много, может позовём ещё кого-то? Хаято и Рёхей-семпай могут помочь с тяжестями, а девчонки — с подбором чего-нибудь эдакого, — Тсуна вертит в воздухе кистью.

— Ну, я думаю можно, но, — тяну с сомнением, — сейчас же последние свободные деньки, у всех уже планы.

— Ты же никого не заставляешь, — Тсуна беспечно пожимает плечами. — Всё добровольно. Желающие присоединяться, у кого дела — нет. Только это, — девушка чуть притормаживает перед поворотом на свою улицу, не позволяя и мне свернуть за угол, — я Энму-куна тоже позову, ладно?

— Конечно, зови всех, кого посчитаешь нужным.

Заворачиваем за угол, и теперь уже на моих губах пляшет широкая улыбка, а глаза прищурены. Столько впечатлений, а ещё только девять утра. Это будет знаменательный день!