Хаято несколько раз стучит в дверь их с Ямамото номера, прежде чем открывает дверь универсальным ключом, позаимствованным у отвлёкшейся горничной. В комнате пусто — нет ни друга, ни его девушки.

На столике, прислонённая к графину с водой стоит записка с лаконичным содержанием: «Гуляем, вернёмся к ужину». То есть раньше, чем через пару часов обоих можно не ждать. Да и не хватится их никто: муштра и подготовка начнутся только завтра, когда как раз завершатся последние приготовления.

— Засранцы!

В Хаято в последнее время слишком сильно играет ответственность, поэтому максимальный бунт, на который он оказывается способен — пригласить Хару на первый этаж в комнату для досуга гостей отеля. Там уже, устроившись за стол к скучающему крупье, он учит девушку играть в блэкджек. Они пока единственные посетители, и можно позволить себе чуть расслабиться и порадоваться первым собранным комбинациям и чисто номинальным выигрышам Хару.

Ужин проходит в общем зале ресторана, открытом при отеле. Рассадка распределена на несколько столов по пять или шесть человек за каждым. Хаято и Хару оказываются в компании Такеши, Нами и помощницы Емитсу, Ореганы. Молодая женщина здоровается с подростками, а потом до конца трапезы утыкается в планшет. Кому какое дело до этикета, тем более что она работает с документами. Хаято уже к первому блюду абсолютно не до того — Хару не умеет нормально обращаться с ножом и вилкой, а привычные для девушки палочки в ресторане при европейском отеле не сыщешь.

Нами, сидящая напротив Хаято, постоянно привлекает внимание своей радикальной стрижкой — такими короткими волосы не были даже при первой встрече. Высокая прямая чёлка на половину лба и каре, открывающее кончики ушей и бритый затылок. Смену имиджа заметили лишь некоторые, но за их реакциями было забавно наблюдать — по сравнению с прошлым привычным хвостом до лопаток слишком кардинальное изменение.

Сидящий по левую руку от Нами Такеши внимание привлекает яркой улыбкой и фонтаном впечатлений. Хару слушает чужие приключения последней пары часов с энтузиазмом и лёгким флёром зависти — пока друзья гуляли по узким улочкам, наслаждались архитектурой и друг другом, она сидела в отеле и вряд ли выберется из него до окончания поездки во имя безопасности.

Ужин проходит в непринуждённой атмосфере для Хару и Такеши и нервозной для самого Хаято и Нами, которая безмятежно улыбается на все вопросы соулмейта, поддерживая беседу, и до побелевших пальцев сжимая свои приборы. В конце концов с вилкой и ножом Хару справляется, а Орегано покидает столик до десерта, забирая с собой часть напряжения и позволяя подросткам общаться более спокойно.

***

— Кто скажет, что ждать от этих переговоров?

Орегано стоит спиной к телевизору, висящему на стене трёхкомнатного номера, отданного под рабочий штаб и пункт дислокации охраны. Гостиную переименовывают в переговорную и устраивают там первое совещание по подготовке неопытных детей к предстоящей встрече с акулой бизнеса, стремительно расширившей за несколько лет после смерти родителей территорию влияния своей Семьи.

Саму оратора, говорящую на японском, и рассевшихся на диване и креслах подростков отделяет друг от друга журнальный столик, заваленный бумагами с графиками, списками, картами и текстом. Тоннами текста, расчёрканного разноцветными маркерами.

— Нам? Ничего серьёзного, — Нами сидит на подлокотнике одного из кресел. Умостившаяся в самом кресле Тсунаёши бросает на подругу заинтересованный взгляд и чуть заметно расслабляется.

— С чего вы так решили, синьорина? Поясните, — Орегано смотрит спокойно и безэмоционально.

— Вы сами сказали, что переговоры будут состоять из двух частей: официальной с договором о взаимной искренней любви, дружбе, жвачке; и рабочей, на котором будет обсуждение и подписание конкретного соглашения с конкретными пунктами, описанием возможных неустоек и их последствий. На обоих этапах Тсунаёши декорация и подтверждение легитимности, а мы не больше группы поддержки. Так что нас не ждёт ничего серьёзного.

— Верно, только официальная часть будет заключительной, — Орегано оглядывает девушку внимательнее. — Вся работа уже была проделана на предыдущем этапе переговоров. Сколько всего бывает этапов?

— Три, — ответ даёт сам Хаято, когда пауза затягивается.

С раннего детства ему в голову вкладывались понимания: ни один человек не может быть талантлив во всём, ни одно Небо не удержит небесный свод в одиночку или согнется под его тяжестью, как Атлант. Не всегда будет семеро, справляющихся со всем вместе. У кого-то будет трое соратников, у кого-то девять, а кто-то разделит тяжесть бытия с одним, не допустив остальных ближе.

Встретив Тсунаёши Хаято делает много, чтобы обязательно оказаться первым среди ближайших: лучшим в объяснении школьного материала, самым понимающим законы мафии, универсальной поддержкой в битве. Места лучших уже заняты будто ещё до объявлении набора сподвижников Десятой Вонголы. Хаято не может сравниться в силе с Хибари; в преданности и хладнокровности — с Такеши, идущим за Савадой, чтобы она не предлагала; в полезности — с умеющим лечить Рёхеем. Ламбо — обещанный ребёнок, пока ещё бесполезный, но Тсуна в принципе не оценивает окружение по коэффициенту плодотворной деятельности.

С женщинами конкурировать выше понимания и гордости Хаято, хотя парень и признает их воздействия на общий фон и приносимую пользу. Какая действительно из женщины может получится боевая самостоятельная единица? Из женщины, визжащей и тычущей в крошечного паучка в углу комнаты. Из женщины, не способной контролировать ядовитость своего Пламени и регулярно портящей еду. Из кого из них? Из Тсунаёши, но она воспринимается фигурой босса — друга и не по годам мудрого ведущего — больше, чем женщиной.

Поэтому самый нужный и удобный в своей роли ближайшего из приближенных Хаято тянет ярмо «Правой руки» — лучшей и незаменимой поддержки и опоры — которое сам же себе на шею и повесил. Ярмо не то, чтобы действительно тяжелое по началу — там больше озвучивалось, чем действительно делалось (да, Хаято хочется дать себе раннему подзатыльник за то поведение) — сейчас требует всё больше: знать и уметь чуть больше, преподаваемого Реборном. Кто бы ещё поделился планом занятий.

Поэтому Хаято про переговоры сейчас знает больше остальных Хранителей вместе взятых. Он отвечает на продолжающиеся вопросы Орегано, разъясняет заковыристые на его взгляд моменты. Спрашивает то, что не смог понять сам по книгам и открытым источникам. И в очередной раз подтверждает себе и для себя неоспоримость своего положения, места возле босса. Хаято преисполнен собственной значимости и уникальных способностей незаменимого первого и главного помощника.

***

До места проведения переговоров добираться приходится на нескольких больших машинах. Полностью изолированный зал без окон встречает ровным светом ламп и едва ощутимым давлением бежевых стен.

Сторона Джессо приходит через пять минут, спокойно и уверенно рассаживаясь с противоположной стороны овального стола. В самом центре напротив друг друга оказываются Орегана и седой мужчина с усами и жёстким взглядом — один из директоров новообразованной Мельфиоре с банальным псевдонимом «Мистер Смит».

По правую руку от Орегана сидит Тсунаёши, потом сам Хаято, Такеши и Рёхей. Слева от ведущей сидит Базиль, в том числе исполняющий роль переводчика (одна из личных помощников Емитсу оказывается прекрасным знатоком азиатских языков и не слишком хороша в английском, на котором настаивает сторона Джессо); далее сидят наблюдатель от Девятого, при виде которого Орегано растянула губы в слишком вежливой улыбке; недовольный Хибари и пытающаяся незаметно втянуть голову в плечи Нами.

Бьякуран садится слева от своего ведущего, прямо напротив Тсунаёши. Наплевав на все условности рассадки: приоритетность представителей, отведенная роль в событии. Будто желая продемонстрировать, что здесь его интересует только Тсунаёши.

Стороны здороваются, обмениваются любезностями и приступают к перечислению основных моментов сделки и условий, необходимых к соблюдению. Для юной Десятой и её Хранителей делают поблажку: Орегано читает и говорит на японском, на него же слова оппонентов переводит Базиль. Сам договор перед встречей посмотреть просили только Нами с Такеши, и Хаято думал, что всё должно быть в порядке.

Сейчас, слушая основные пункты, становится понятно, что условием Джессо «подпишу, что угодно, если от Вонголы будет стоять подпись Тсунаёши» Емитсу и Девятый решили воспользоваться по полной: Мельфиоре втягивают в кабалу, и она начинает фактически выполнять роль дочерней компании в любых совместных событиях с Вонголой.

Кривится, но молчит Мистер Смит. Сладко улыбается и жмурит глаза Бьякуран. Тяжелее и громче дышит Хибари, пока всё сильнее сжимается Нами — Хаято их видит через отражения в позолоченной и отполированной люстре. Прущий от Реохея жар доставляет дискомфорт даже через сидящего по правую руку напряженного Такеши. Напуганная Тсуна по другую сторону наоборот транслирует холод и ужас. Всем и так ясно: «Так быть не должно» и «Ничем хорошим это не кончится».

Бьякуран-из-будущего показал себя чудовищно сильным и умным противником. Настолько, что его не смогли победить ни Аркобалено, ни Вонгола, ни Альянс Семей. Бьякуран-из-настоящего пока что демонстрировал только желание наладить контакт и добрососедские отношения. «Второй раз сгорать от рук Тсуны он явно не в настроении», — едкий комментарий Такеши вызывал только усмешки пару недель назад. Но сейчас, пытаясь разглядеть за смеженными веками фиолетовые глаза, Хаято сомневается в правильности стратегии Девятого. Сомневается и молчит.

Тсуна дышит тяжело с лёгким присвистом, бесконтрольно выпуская Пламя, из-за настроения своей хозяйки приближающееся по температуре к нулевой отметке. Хаято чувствует, как промерзает левая сторона тела, першит горло и поражается, как этого не чувствуют остальные (может, потому что он сидит к Небу ближе прочих). С правой стороны фонит огненно-горячим Солнцем Рёхей, подстраиваясь под настрой их Неба. Такеши прячется за дежурной улыбкой и будто не чувствует давление чужой силы. Хотя, может и правда не чувствует: Хаято готов поверить, что воздействие — не более чем самовнушение из-за слишком хорошего знания друзей-хранителей.

Голова у Хаято начинает раскалываться то ли от просчитывания возможных последствий, которое происходит, кажется, уже без его участия, то ли от реальной разницы температур, а единственная контролируемая мысль, вертящаяся в голове — о сохранении сознания и скорейшем завершении этого ада и переговоров: приторный оскал Бьякурана скоро набьёт оскомину. Не только своим видом, но и очередным напоминанием о последствиях. Вонгола опять хочет зайти на спираль со старыми ошибками. Не в том месте и не так, как в Будущем, но закономерность итога Хаято видит даже через пляшущие перед глазами черные круги.

Хаято приходит в себя и начинает слышать свои чересчур громкие мысли, когда Тсуна дёргается от вибрации телефона с очередным входящим сообщением. Давление ледяного Пламени уменьшается, а одно негодующее и иногда слишком помешанное на справедливости Солнце хотя бы выносимо. Чтобы хоть как-то отвлечься Хаято косит глазами в спрятанный под стол телефон Тсунаёши.

«Это плохо кончится», — окно с чатом открыто на знакомом нике с аватаром-стрекозой. Тсуна быстро печатает ответ: «Я знаю», гасит экран и складывает телефон на коленях, переводя дух.

«Надо что-то делать», — Нами в отражении больше не сутулится и не съёживается. Она сидит, и вперив взгляд на свои также спрятанные под столом руки, не слушает Мистера Смита и переводящего слова Орегано Базиля. «Я знаю», — Тсуна строчит ответ быстрее, чем Хаято успевает дочитать последние иероглифы первого сообщения. А потом Тсуна пишет то, что заставляет Хаято врасплох. Она печатает: «Мне страшно».

Тсуна, такая потрясающе уверенная, улыбчивая, да, иногда пугливая, но никогда не признающего это вслух. Лучшее Небо, всегда сильное, идущее вперёд с высоко задранным подбородком и… и… Хаято находится в каком-то шоке, потому что это так странно: вокруг столько мужчин, готовых прийти на помощь, готовых подставить плечо и помочь. Каждый из них, сидящих по обе стороны от Неба, готов ради неё на многое, если не на всё. И никому из них Тсуна не говорит, что ей страшно. Никогда.

Девушка неоднократно попадала вместе с Хранителями в ситуации, когда было страшно до ужаса, когда жизнь висела на волоске и было неясно, все ли они вернутся домой, и вернуться ли вообще хоть когда-то. Ей приходилось справляться с противниками гораздо сильнее себя, а потом, чудом победив, ещё и вести душеспасительные беседы. Тсуне никогда не бывает страшно до такой степени, чтобы признаться в этом всерьёз вслух кому-нибудь из них. Кому-нибудь ещё кроме Нами.

«Ты хочешь это остановить?» — телефон вновь вибрирует входящим сообщением. Тсуна не отвечает, вперив взгляд в маленький экран. Хаято почти ждет, что правую сторону вновь обдаст холодом, он почти чувствует этот обжигающий лёд.

— Вам нехорошо? — простую фразу с английского похоже удаётся понять даже без переводчика. Тсуна вздрагивает, поднимает на Бьякурана неожиданно влажные глаза и мотает головой, часто моргая.

— Всё в порядке, — щеки девушки покрываются румянцем стыда, и до Хаято докатывается волна тепла. — Продолжайте, пожалуйста.

«Хочу», — ответ рождается под чуть дрожащими пальцами.

«Я не очень тебя понимаю. Скажи, чего именно хочешь», — Тсуна поджимает губы и хмурит брови.

Телефон погашен и девушка поднимает голову, пытаясь вникнуть в продолжающие звучать условия договора. Хаято тоже переключается на события за столом. Основное обсуждение подходит к концу, звучат последние комментарии. Скалятся друг другу мистер Смит и Орегано.

— Да, нас все устраивает, — Бьякуран улыбается все так же приторно. — Где подписать?

Орегано кивает, и Базиль передаёт Джессо паркер и бумаги в красивой папочке. Такие же появляются перед сжавшейся Тсунаёши. Девушка успевает напечатать очередное сообщение, прежде чем над её головой раздаётся привлекающее внимание покашливание. «Не хочу, чтобы этот документ был подписан» — «Скажи хоть что-то».

— Вот здесь, синьорина, — Орегано пару раз стучит по пустому месту внизу страницы рядом с гербом Вонголы, чуть ниже располагается такая же пустая строчка с знаком Мельфиоре.

Тсунаёши вжимает голову в плечи, с ужасом смотрит на протянутый паркер и прячет руки. Хаято тоже не нравится происходящее, но Джессо уже подписал свою версию с другой стороны стола и теперь с лисьей улыбкой, более доброй и понимающей, чем все остальные вместе взятые, наблюдает за пантомимой.

— Что? Простите, я не слышу, — Орегано склоняется ближе к буркнувшей что-то Тсуне.

— Нет, я… — Тсуна сжимается ещё сильнее, но потом всё же распрямляется и повышает голос. — Нет.

— Вонгола отказывается подписывать эту версию договора, — со своего места поднимается Нами, говоря на прекрасном английском. Хаято делает вид, что даже не удивлён. Она быстрым шагом преодолевает расстояние и встаёт за Тсунаёши, кладя одну руку той на плечо. — Повторяю: со своей стороны Вонгола в лице Десятого её поколения не будет ставить подписать на этот документ. Полагаю нам нужен перерыв на обсуждение.

— Как скажете, мисс, — Бьякуран впивается в девушку пронзительным взглядом. — У вас будет столько времени на обсуждение, сколько нужно.

Одним слитным движение он поднимается со своего места, дёргает рукой и уходит, не оборачиваясь. Подписанные уже бумаги на столе вспыхивают ярким оранжевым пламенем, сгорая за доли секунд.

***

Хаято догоняет Тсуну в одном из переходов здания переговоров и обхватывает её запястье пальцами.

— Почему? — на раздраженный и непонимающий взгляд поясняет. — Почему ты никогда никому из нас не говорила, что тебе страшно? Почему сказала только той женщине? Мы — я — не достойны твоей откровенности?

Взгляд шоколадных глаз на мгновение вспыхивает янтарём и тут же гаснет. Тсуна с раздражением и какой-то обидой вырывает свою руку, потирает запястья. Девушка молчит слишком долго, чтобы Хаято решил, что ответа так и не получит.

— Кем ты меня считаешь? Кто я для тебя, Хаято? — в глазах напротив слишком много усталости и смирения. Тсуна всё ещё смотрит на своё запястье, хотя парень знает, что держал его, едва-едва соприкасаясь с чужой кожей. В глубине души он благодарен, что она не упрекает его в чтении чужой переписки. Этот её вопрос с подвохом, но Хаято всё равно отвечает честно, зная, как ценна для Тсуны правда.

— Я считаю тебя своим боссом, считаю своим единственным и неповторимым Небом, за которой я готов пойти и в огонь, и в воду, — Хаято отвечает искренне, так искренне, как только может, выбирая для этого самые привычные, лучше всего ложащиеся на язык слова. Он отвечает, стараясь вложить в ответ как можно больше уверенности и убежденности.

— А знаешь, что она ответила? — Тсунаёши кривит губы в горькой усмешке, давая понять, что слова имели сейчас значения как никогда больше подоплёки. — Она назвала меня подругой. И поклялась, что не будет смотреть, как я лезу в огонь и воду, если есть возможность этого избежать. А ещё, что готова встать и вести меня, если я потеряю ориентир, не буду знать, что лучше сделать. Отвечая на твой вопрос: поэтому я сказала ей. Поэтому, а не по какой-то ещё причине. Потому что я в первую очередь человек, с эмоциями и незнанием, как поступать, а не знамя.

Тсунаеши отворачивается и делает пару шагов дальше по коридору. Чужая отповедь горчит на языке пеплом сгоревших надежд и стремлений. Из-за угла поворачивает один из охранников-телохранителей, отставших от основной процессии. Девушка благодарно кивает на указание нужного направления, а потом она поворачивается обратно к Хаято: «Ты идёшь?».