— Сигаретки не найдётся?

Вопрос не то, чтобы удивительный, но Нами ранее не была замечена за курением. Хотя Хаято всё равно: сейчас пойдёт всё, что угодно, лишь бы не здесь и не сейчас. Теоретически он понимает, что от него хотят, что именно нужно сделать, но на практике не ясно, за что хвататься. Откуда взять пример договора — забракованная версия не могла быть хорошим примером априори — как лучше его составить, какие можно проставить условия.

Во всех прочитанных книгах, буклетах и статьях рекомендовали указывать всё как можно подробнее, в противном случае неточные формулировки могли использовать обе стороны. Если бы еще это хоть как-то могло помочь.

Хаято привычным жестом выуживает из кармана мятую пачку и зажигалку. Поджигает сигарету и с любопытством смотрит, как девушка перед ним делает первую затяжку. Он почти беззлобно усмехается, когда она закашливается. Хаято подхватывает со стола пепельницу и протягивает Нами, либо чтобы затушила сигарету, либо чтобы не прожгла пеплом дорогой ковер. Девушка благодарно кивает, делает вторую затяжку, не так сильно закашливается и каким-то привычным жестом стряхивает пепел с сигареты. Нами делает третью затяжку и отталкивает его руку с пепельницей, зажигая Пламя и создавая портал между сигаретой и поставленной на стол пепельницей, медленно делая визуально неяркие порталы практически невидимыми.

— Джеромо, да? — она поднимается с диванчика, достаёт Кольцо Тумана и идёт с так и зажженной сигаретой в соседнюю комнату. Нами останавливается в дверях и облокачивается о косяк. — Мне нужен список всех договоров последних трех лет с новыми Семьями или иной формой группировок. Разделите этот список на три категории: где Вонгола в более высоком положении; где обе стороны равноправны; где Вонгола была в более низком положении, если такие есть. Это первый запрос. Оформляйте. Ответ нужен максимум через полчаса.

Слышно клацанье пальцев по клавиатуре и мыши. Хаято чувствует, что дыхание затаил не только он, но и остальные. Пепел растворяется в воздухе, срываясь с тлеющего кончика сигареты, повинуясь завораживающим щелчкам пальцев. Нами не похожа на привычную себя ровно также, как Реборн на обычного ребёнка.

— Второй запрос, — она рассматривает свои аккуратно подстриженные ногти на руке с сигаретой и хмурится. — Нужна вся информация об активах Мельфиоре и конкретно Джессо. Всё о владениях и активах Семей и иных группировок, вошедших в состав Мельфиоре с начала смены главы. В том числе нужна карта с визуальными пометками. Третий запрос. Активы и связи Вонголы в тех же географических расположениях. Если Джессо начал лезть в Европу, нужна дополнительная подробная карта территории и описание его поползновений. Оформляйте. На реализацию максимум три часа.

Нами возвращается обратно в комнату и останавливается так, чтобы видеть одновременно всех находящихся в комнате Хранителей. Она внимательно осматривает каждого, вздыхает, делает последнюю затяжку и тушит окурок о появившуюся в руке пепельницу.

— Вариантов у нас не то, чтобы много. Можно пустить всё на самотёк и ничего не делать, сославшись на отсутствие опыта, незнание подоплеки и не нашу сферу интересов. Этот пункт остается запасным планом на случай, если провалится основной вариант. Итак, наши, — она голосом особо выделяет это слово, — дальнейшие действия выглядят так: прикидываем, что нам нужно для комфортного расположения, покупаем или приносим это и заказываем обед. К этому времени уже будут готовы первые списки. До вечера разбираемся с тем, как всё это пишется, опираясь на примеры. Когда подъедет информация об активах, частично или все вместе переключимся на неё. Завтрашний день целиком остаётся на оформление договора. Формировать будем кусками, с распределением решим по ходу дела.

Нами кивает Хаято, и он понятливо протягивает ей еще одну сигарету и зажигалку. «Кто-нибудь против дыма? Нет? Отлично».

— Я правда не знаю, как вы ко всему этому относитесь, но для меня возникшая ситуация — это самая оптимальная возможность показать, чего стою я, и чего стоит наше поколение Вонголы, не важно какое по порядку. Доказать руководству, что мы уже достаточно взрослые, самостоятельные и умные, чтобы подбирать власть в свои руки. И нами непозволительно играть, манипулировать и использовать.

Запальную речь перебивает покашливание и тихий, вкрадчивый голос Хибари: «Если такое положение дел не устроит Девятого и консильери?»

— Уже устраивает, — Такеши отзывается с одного из кресел. Хаято перехватывает взгляд, брошенный Нами на Дождь и его ответный. Потом Такеши обводит глазами остальных и с едва чувствующимся превосходством поясняет. — Иначе нам бы не дали возможность показать себя и самим поработать над договором.

— Ве-е-ерно, — Нами буквально поет это слово и возвращает себе внимание. — У нас тут номинально демократия, поэтому пока всё не стало диктатурой можете высказаться или поделиться мнением. Нет? Тогда у нас минут пятнадцать на свободное время: сходить до номера и забрать нужные вещи, заказать обед, составить список покупок чего-то из канцелярии, может, для записей. Или чего-то ещё, перчатки, например. Время пошло!

***

Хаято методично выкидывает из сумки вещи в поисках ежедневника с записями. В конечном итоге сумка летит в стену, на выпавшую из бокового кармана книжку Хаято уже не обращает внимание: меряет шагами комнату, стараясь успокоиться.

Хаято не справился. Как Правая рука своего босса он провалился. Не увидел метаний своего Неба, не предугадал желание остановить спектакль. Хаято даже не смог организовать работу остальных. Вверенных ли статистов, других Хранителей. Он растерялся. Слишком крепко укоренилась идея: босс всегда знает лучше, без указки босса ничего не происходит. Не срываются с цепи вышколенные псы, не подписываются приказы и не заключаются сделки. Босс всегда в праве использовать «вето» или вести свою партию, его молчание и невмешательство лишь подтверждение игры. Хаято, увидев и услышав Орегано, слишком сильно впал в подростковую мечту о потрясающем боссе, самом лучшем и непогрешимом. Непозволительно расслабился и слишком сильно сконцентрировался на своих фантазиях и теоретической части всего происходящего.

Хаято так привык к гордому званию гения, преследующему еще с детства, что совершенно позабыл: среди взрослых гениев не бывает. Все взрослые — «гении» в той или иной области (это называется «быть специалистом»), и маленьким выдающимся пианистам с великолепной памятью нужно чуть больше, чем эрудированность в разных областях, логическое мышление и интуитивное понимание строения музыкальных произведений.

Наверное, если бы Хаято захотел, он бы мог так и остаться гениальным пианистом. На его концерты в узком кругу отец бы собирал самые сливки общества, пока не пришла бы пора сменяться голове в кресле босса. Тогда отец бы начал заниматься его обучением: водил бы на мероприятия разного толка, сажал по правую руку от себя на тех же переговорах, водил бы по предприятиям официального бизнеса. Хаято как губка со своей отменной памятью впитывал бы сведения, манеры поведения, слова, жесты, и учился, учился, учился. Потом ему и самому бы доверяли всё больше и больше: разрешали открывать рот на переговорах, задавать вопросы на предприятиях, смотрели с одобрением на осаживание нерадивых подчиненных.

Но Хаято сбегает из дома, шатается по Италии в компании Шамала, учится другим премудростям жизни и сходит с ума от своего Пламени. Из наследника одной из влиятельнейших Семей Альянса в отброса мафиозного общества и низкооплачиваемого разнорабочего-подрывателя. Больше разнорабочего: динамит и шашки — штуки удобные, но плохо совмещаются со свободной долгой жизнью пользователя, а Хаято ещё херово не настолько самоубийственно.

Ураган — невозможно красивый, яркий, разрушительный и необузданный. Ураган — самый разрушительный тип Пламени, чей хозяин должен обладать прямо адски-крепкой волей, чтобы держать эту силу в узде.

У Хаято с самоконтролем беда ещё с тех пор, как самая замечательная учительница не приезжает на очередное занятие, умерев, а из подслушанного разговора выясняется, что она была его матерью. У Хаято истерика переходит в истерику, сопровождаемые криками отца, мачехи — как оказывается — и гувернера. У Хаято проблемы с распознаванием чужих эмоций и пониманием своих чувств.

Пламя, пробужденное слишком рано для тепличного ребёнка на волне невероятного потрясения, пляшет под кожей необузданной энергией. У Хаято зашкаливающая мнительность в купе с подозрительностью и изменившимся способом защиты с «замри» на «бей». Пламя услужливо готово подлить огня на масло, распалив эмоции до носового кровотечения и асфиксии.

Хаято хочет убить их всех и сразу, чтобы они рассыпались в пепел и больше никогда не попадались ему на глаза. Хаято мечтает, чтобы они жили подольше, чтобы когда-нибудь он их всех всё-таки испепелил. У Хаято внутри всё напоминает выжженное пепелище, где на осколках бывшей нормальной жизни то и дело вспыхивает очередной разрушительный смерч из ярости и непережитой печали, копящейся годами.

Знакомство с Тсунаёши как-то устаканивает внутреннюю бурю. Неловкое Небо умудряется приласкать своей заботой и беспокойством безудержную ненависть, параллельно поощряя своей беззащитностью и наивностью заботу о ней самой.

Хаято думает об этом неоднократно, анализирует произошедшие с собой и другими изменения и приходит к выводу: их группа состоит из раненых одиночек, больше всего для раскрытия внутреннего потенциала нуждающихся в заботе, поддержке и принятии. У самого Хаято психозы и бессистемные вспышки ярости сходят на нет по мере понимания: его никто не боится и не пытается принизить. Даже Ямамото, к которому парень в начале знакомства цепляется по поводу и без, конкурируя за внимание и тепло Тсунаёши, не пренебрегает им. От этого как-то тепло в груди.

Не пренебрегают, любят, ценят и заботятся о Хаято до сих пор кто как может, в силу привычек, воспитания и опыта. Также как и он сам проявляет все эти жесты по отношению к другим.

Этого мало. Щелчок по носу даёт и сама ситуация, и Нами. Влившаяся в группу последней девчонка умудряется вписаться в общую концепцию «принятия и заботы» с такой лёгкостью и простотой, будто только её и не хватало. Хотя наверное, не будь у неё изначально неоспоримой поддержки Тсунаёши и Такеши, а также благосклонность Хибари, всё не прошло бы так гладко.

Поддержка у неё — есть; навыки заботы и принятия с толикой нравоучений и язвительности — есть; а ещё есть умения, деятельная натура, не требующая одобрения, и мозги. Хаято хочет её ненавидеть, как ненавидел когда-то сестру, мать которой жива и любит дочь. Как ненавидел отца за предательство и сокрытие правды, как ненавидел десятки и сотни людей вокруг, имеющих больше, чем сам Хаято.

На все подколки и попытки уязвить побольнее Нами не реагирует вовсе, либо включается в перепалку, а потом смотрит с тем же осточертевшем пониманием и сочувствием, когда думает, что он не видит. От этого тошно до вновь бурлящего в крови Пламени и желания сжечь к чертям. Не её, а тех людей из детства. Или её?

Что должно случиться с человеком, что он реагирует «так»? Хаято вопреки всей своей гениальности не может сопоставить определения из психологических книжек и реальность. Он всё это представить не может, а чертова женщина не просто держит всё в голове и находит какие-то стыковки, но и мгновенно пользуется. А ещё понимает и предугадывает чувства и поступки Хаято и остальных быстрее, чем они сами осознают в себе эти порывы (если вообще осознают).

Хаято считает себя выше конкуренции с женщинами. Однако конкретно эта занимает место подле босса. Когда он выходил из комнаты, она не смотрела ни на кого из них, не насмехалась над ним, а сидела с очередной сигаретой и листала оставленные на столе бумаги.

Хаято понимает слишком отчетливо: с ним не конкурируют. Пока они играет в солдатиков, женщина работает, зная какие должна выполнять функции на отведенной роли. Время игр и дележки территории закончилось с первой выкуренной сигаретой.

О, еще Хаято бесит, как остальные безропотно соглашаются с ее действиями и указаниями. Теперь, чтобы не оказаться в отстающих, Хаято тоже должен исправно работать и не показывать себя ребенком, не способным обуздать собственные эмоции и Пламя. Блокнот в руки и обратно, не испепелив никого по пути ни фигурально, ни буквально.

***

Список договоров готов менее, чем за двадцать минут. Долговязый парень с крючковатым носом и надменным взглядом смотрит сверху вниз на Нами, протягивая листок А4 с тремя столбцами и несколько толстенных папок. Девушка рассматривает несколько секунд сначала самого Джеромо, потом список и интересуется: «А это сами договоры?» Получает пренебрежительный фырк и пояснение, что такого в запросе не было, но логично предположить необходимость самих документов.

— Ты ж моя душка, — Нами треплет парня за щеку, отчего тот отшатывается, и смотрит еще более надменно. Не тронувшая глаза улыбка сползает с лица девушки, а голос из сюсюкающего становится властным и непривычно холодным. — Поторопи исполнителей по остальным запросам. Так, а это я сейчас посмотрю и раздам вам.

Пока Нами сверяет названия папок со списками столбцов, возвращается один из охранников, посланный ранее за обедом и канцелярскими принадлежностями. Занимает свое место на стене небольшая пробковая доска с прибитой к ней картой мира, коробочки разноцветных и разномастных булавок и кнопок складываются рядом.

— Душка, мне нужен контакт исполнителя. Хочу обсудить соотношение, скажем так, коэффициента сил Семей. Не сравнивать же договор с мастодонтом сферы и, например, владельцем малого бизнеса. Здесь кстати все договоры только по криминальной части Семьи или ещё и по официальной есть?..

***

Через пару часов, когда приходят ответы и на остальные вопросы, номер становится филиалом ада: все ходят, переговариваются, советуются, спрашивают мнения всех и сразу, вслух зачитывают какие-то моменты из файлов, ставят кнопки на карту, предлагают, что можно будет предложить Джессо, получают напоминания, что это вопросы завтрашнего дня и совет фиксировать идеи «блокноты, ручки и маркеры вон там на камине в пакете».

Происходит перераспределение обязанностей с учетом личных предпочтений, потому что та же Киоко оказывается откровенно плоха в юридических формулировках договоров, но отлично справляется с географией и предложениями по части нахождения ресурсов. Они все создают гвалт и атмосферу какофонии и хаоса, но никто не возражает, дело находится всем.

Хаято останавливается в этом безумии на мгновение, чтобы сменить дислокацию: текущая не позволяет полностью погрузиться в чтение очередного файла на новеньком ноутбуке — парочкой единиц техники пришлось обзавестись в ближайшем магазине, так как начать накидывать минимальные предложения будущего соглашения на бумаге смотрится совсем уж тройной работой — из-за разгорающегося спора между Хибари и Такеши, грозящие перерасти в потасовку. Хаято останавливается в этом безумии на мгновение и возносит короткую молитву Деве Марии, что он часть этого бедлама и ему нашлось свое место.

***

Ночь правит свои правила. Город за окном практически молчит, изредка взрываясь ревом мотоциклов в отдалении. Свет в комнате давно погашен, чтобы не мешать спать решившим не уходить.

Растянулись на разложенном диване Тсунаёши, Хару и Киоко. Задремал Такеши, склонив голову на широкий подлокотник кресла. Хибари внаглую занял сиротливо приставленную к одному из окон софу, пока Рёхей сооружал себе на полу гнездо из диванных подушек и одеял.

— Ты бы справился, — тихий голос Нами разрывает тишину и выводит из дремотного транса.

— Что? — Хаято протирает лицо руками несколько раз, пытаясь сосредоточиться.

— Ты бы тоже смог организовать общую работу. Понадобилось больше времени, чтобы сориентироваться, но ты бы справился.

Если откровенно, Хаято уже тоже успел задать себе этот вопрос, но не успел как следует обдумать. Справился ли бы он? Конечно. У него бы и не было другого выхода. Но справился ли бы также хорошо? Хаято сомневается, удалось ли бы ему в короткие сроки объяснить, что нужно сделать этой группе подростков, которых называют Хранителями, не сорвавшись в банальный психоз. Смог бы он и правда донести до них суть так, чтобы они послушались с первого раза, не возникали и не противоречили?

— Хотя нет, — Нами не нужна реакция, чтобы продолжать развивать свою мысль. — Думаю, ты бы в принципе не допустил подобной ситуации. Договор был бы подписан без проволочек и промедлений. Если бы это был ты, ситуация бы в принципе не возникла.

Колесо мыши крутится почти без остановки, слышен редкий перебор на клавиатуре. Хаято начинает слышать в этих звуках ритм и мелодию. Он не обдумывал ситуацию с такого ракурса. Что было бы, если бы эта женщина не появилась в их жизни? Так и не припочковалась к Хранителям?

Если абстрагировать от личной неприязни по определенным причинам и подумать, то Химекава Нами была такой же незаменимой частью общей компании, как и каждый из них. Её отсутствие — это не более, чем обычная фантазия. Незаменимых нет, но без кого-то даже не хочется пробовать. С точки зрения Хаято так можно сказать о каждом, находящимся в этой комнате. Вслух он это не скажет ни за что.

— Если бы это был я, Тсуне бы так и не дали набраться сил и возможности высказаться, а нам всем показать, чего мы стоим, — он отвечает тихо и размеренно, стараясь никого не разбудить. Это единственный ракурс этого направления беседы, в котором сейчас Хаято может быть откровенен.

— Вы нашли бы другой способ высказаться, доказать, занять причитающееся место. Он, вероятно, даже был бы лучше, своевременнее и соизмеримей. Тсуна и вы строили бы мир без опоры на взрослых и догмы. Вонгола и мафия вырвались бы из привычной канвы, стали чем-то большим и ортодоксально иным, — в холодном свете экрана лицо девушки выглядит осунувшимся, а глаза наполненными слезами.

— А мы уже пробовали, — Хаято отворачивается, убеждая себя, что вид собеседницы ему только кажется. От чего вообще сейчас можно плакать? — Только ни черта не получилось. Тсуна пожертвовала собой, как и ещё прорва людей, не считая сотни просто убитых. Если тебе удастся пустить нашу жизнь по иному сценарию, думаю, никто не будет сожалеть об упущенных возможностях, — Хаято кажется, что экран в противоположном углу комнаты дергается.

Нами молчит достаточно долго. Хаято успевает за это время перечитать один и тот же абзац пять раз, так и не поняв смысл.

— А ты? Ты окажешь мне поддержку? — Хаято отрывает глаза от своего экрана и встречается взглядом с собеседницей. — Я не вытяну всё одна.

— Пфф, — из груди рвется истеричный смех. — Кто же тебе даст всё забрать себе? Больше тебе скажу, не только я, тут ещё шесть и больше амбициозных человек на подхвате.

— Съесть-то он съест, да кто ж ему даст? — Нами тоже заходится в беззвучном смехе. Она смотрит на Хаято и улыбается светло и мягко. — Иди спать. Всё равно сегодня больше ничего путного не выйдет, а завтра на свежую голову продолжишь. Я тут чуть-чуть дочитаю и тоже лягу.

Хаято кивает и чувствует навалившуюся усталость. Он встаёт с насиженного места и тянется всем телом, идёт укладываться на диванные подушках под бок тёплого Рёхея. Сон приходит медленно, не смотря на усталость и общую вымотанность. Хаято вслушивается в мерное дыхание спящих людей, клацанье клавиатуры и мыши. Они справятся. Обязаны справиться и показать, на что способны.

***

Утро начинается достаточно поздно — в восемь часов — под громкие стуки в дверь и просьбу забрать доставку с завтраком. Хаято открывает один глаз и осматривает таких же сонных друзей. Стук становится всё настойчивее, и открывать идет Нами, поднимающаяся с всё того же места, где сидела вчера вечером — вообще-то уже сегодня ранним утром — когда сам Хаято шёл спать. Не ложилась? Это её выбор, и ему совсем не совестно.

Нами забирает тележку с несколькими закрытыми подносами. Хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание и интересуется: сначала завтрак или душ со сменой одежды? Ужин был в семь вечера, спать хочется безбожно, и отсутствием должной реакции выбор падает на приведение себя в порядок.

На полноценный душ Хаято не хватает. Он умывается, смотрит в зеркало на безобразно мятую одежду — надо будет поинтересоваться, есть ли сменный костюм или придется сдавать в химчистку этот — и физиономию, идёт искать чистую футболку, мягкие штаны и тапочки. Второй день в ботинках и костюме представляется пыткой неудобством.

На завтрак он приходит одним из первых. По помещению плывёт терпкий аромат кофе, смешиваясь с запахом сигарет. Посвежевшая и с влажными волосами, но одетая во все тот же вчерашний костюм, Нами стоит напротив карты и втыкает иголки нового цвета, перебрасываясь словами с Хибари и Киоко, стоящими тут же. Устроившаяся на диване с ногами Хару делает наброски в скетчбуке то и дело прикладываясь к кружке с кофе. Хаято идёт к ней и отпивает напиток под недовольный взгляд девушки.

Разразиться привычному скандалу мешают вошедшие и весело переговаривающиеся Тсуна, Рёхей и Такеши. Нами перестаёт мучить карту, тушит сигарету и жестом приглашает занять места вокруг стола. Завтрак проходит быстро и в тишине. На часах скоро девять, а работы предстоит ещё немерено.

По итогу мозгового штурма решено опять разделить обязанности в соответствии с предпочтениями. Хаято, правда, особо не спрашивают — Нами сажает его рядышком, выдаёт один из ноутбуков и просит заняться оформлением основной канвы как единственного, знающего все тонкости и, приятным бонусом, язык — усложнять задачу Орегано и заставлять ее заниматься переводом никто не хочет. Сама девушка устраивается в мягких подушках, делит остальных по парам и выдает каждому тандему свой кусок, связанный с той или иной частью договора, и просит продумать если и не все мелочи, то основные аспекты.

На каждую двойку выделяется по двадцать минут, за которые Нами должна записывать и править озвученные пункты, остальные в это время совещаются. Спустя час вслух зачитывается всё написанное и общим гвалтом правится до «идеала», потом отдаётся Хаято на итоговую корректировку.

К половине четвертого уже не такой недовольный и надменный Джеромо приносит распечатанный договор, получает благодарность и сбегает в свою каморку до получения следующих инструкций. Чтение вслух с предварительным переводом на японский не кажутся уже чем-то запредельным, а необходимость завершить последнюю шлифовку за оставшийся час до прихода Орегано подстегивает и концентрацию, и работу мысли.

***

Женщина входит в номер ровно по часам, минута в минуту, словно дежурила под дверью с секундомером. Обводит взглядом подростков, протягивает руку, получает файл с печатной версией и один из ноутбуков с электронной и снова уходит. Возникшую минуту тишины, полной облегчения и робко витающего «Справились?» прерывает Тсуна.

— Мне нужно развеяться. Кто-нибудь ещё хочет прогуляться? — Хаято переглядывается с остальными и кивает, соглашаясь с Нами. — В идеале прогуливаться надо где-нибудь в Англии или Японии, общаться с местными по необходимости хочется на языке, который понимаешь.

— Италия? — Хаято по родине, если честно, скучает.

— Я не настолько в нас уверена, да и времени не слишком много, — Хаято коробит от непринужденности, с которой она отмахивается от его предложения. — Ну так что? Нет, можно, конечно, и в Америку. Или поискать магазинчики и рестораны с клиентоориентированными полиглотами где-нибудь поблизости, — Нами жует нижнюю губу и обводит каждого выжидательным взглядом.

— Давайте в Токио, — как и всегда, точку в подобных спорах ставит Тсуна.

Вариант устраивает всех в той или иной степени. Возможность окунуться в родную или привычную культуру посреди бедлама и непривычных ситуаций помогает привести в порядок нервы и расслабиться.

***

По согласованию сторон переговоры переносятся на утро. Хаято это не беспокоит, они с Такеши успевает выспаться в своем номере, по очереди принять душ, съесть доставленный прямо в комнату завтрак и переодеться в соответветствующие мероприятию костюмы.

В холле гостиницы остаются желающие им всем удачи Киоко и Хару. Орегано в компании Базиля и всё того же мужчины от Девятого ждёт около машин, убеждается в приличном внешнем виде и командует — как и в первый раз — рассаживаться по машинам в определённом порядке. Напоследок она обводит всех внимательным взглядом и напоминает, что участвует только как наблюдатель.

За сильно тонированными стеклами практически не видно погруженного в дождливый мрак города, и Хаято переводит взгляд на сидящую рядом Нами. Она выглядит бледнее обычного, виден нанесенный макияж. Впрочем, чужие мысли и решения на то и чужие, что до некоторых пор их можно не воспринимать. Хаято отворачивается обратно к окну: там хоть что-то интересное есть.

Всё тот же зал переговоров встречает всё теми же электрическим жёлтым светом, большим овальным столом и легким давлением бежевых стен. Сторона Джессо всё также ещё не появилась, чтобы занять свои места. Единственным отличием от прошлого раза является молчащая, замершая у стены Орегано, не поясняющая кому куда садиться, что делать и говорить.

Пустые кресла и огромный стол, пустые и высокие стены. Они все давят и давят. Напоминают о необходимости занять места и что-то делать. Решимости что у самого Хаято, что у остальных парней хоть отбавляй, только никто не знает что делать и за что хвататься. Вопрос даже не в возможности прочитать с бумажки написанный контракт, а открыть рот и отстоять позиции, поторговаться, если Бьякурану захочется обсудить детали.

О, и язык! Переговоры ведутся на английском и, кажется, в должной степени им владеют не все. Да, наушники со встроенными переводчиками приятно дополняют жизнь, но сухой машинный перевод не всегда полностью корректен, да и с устной речью помочь не может, а Джессо хочет именно английский. Это если опустить этическую сторону вопроса и позволить себе опозориться, явившись на встречу с таким устройством.

— Меня сейчас стошнит, — Нами полузадушенно хрипит где-то за спиной, дверь хлопает.