Укутавшись в одеяло с головой, Микаса сжалась в комочек. Перед глазами стояло умоляющее лицо Петры.

«Мне очень нравится капитан Леви».

Так она сказала?

И Микаса добровольно отказалась даже предпринять попытку оказаться в одной комнате с ним. Ведь ей это не нужно! Единственная причина, по которой ей бы хотелось переночевать в той комнате — не спать в одной комнате с Энни, которая убила Армина. Лучше было бы остаться вместе с Петрой, а капитан бы приглядывал за этой титаншей, чтобы та не выкинула что-нибудь.

Но сердце упорно отказывалось принимать такое объяснение её переживаний. Она никак не могла расслабиться. Развернулась на другой бок, уткнувшись головой в стену.

Это просто тяжелые дни. Столько товарищей умерло за короткое время. Вот ей и не спится.

И не важно, что в лесу, когда Леви был рядом, она уснула по щелчку пальцев. Просто в Стохессе она не чувствовала себя безопасно!

Но сердце продолжало твердить, что всё это простые отговорки.

Вдруг за стеной раздался протяжный стон.

Микаса открыла глаза и навострила уши.

Наверное, кому-то снятся кошмары?

Но стон становился громче. Он был наполнен удовольствием и страстью. Вскоре к стону присоединился ритмичный скрип кровати.

Микаса с силой сжала простыню и зажмурилась. К глазам подступали слёзы. А звук за стеной становился всё громче. Этим двоим, судя по всему, было очень хорошо.

И она должна радоваться за них. Если они любят друг друга, то должны пользоваться любой возможностью, чтобы побыть вместе.

Разумом Микаса понимала это, но сердце продолжало стонать. Чем громче был стон за стеной, тем больнее было в груди. Сдерживать слёзы уже было невозможно, и они скатились по щеке прямо на подушку.

Почему ей так больно?

Почему она страдает от того, что её товарищам сейчас хорошо?

Почему...

Почему она завидует Петре?

Почему...

Почему так хочет сейчас оказаться на её месте?

Микаса мотнула головой. Это всё какой-то бред. Она? На месте Петре? Так же стонать, лёжа под капитаном? Под Леви.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Как она вообще могла о таком подумать?

«Ах!…» — ещё один стон, после которого вдруг стало тихо.

Микаса повернулась на спину и уткнулась в потолок. Слёзы продолжали стекать по щекам.

Больно. Ей было невероятно больно. И одиноко.

Она пыталась не думать о том, что Леви поцеловал её. Украл её первый поцелуй. Старалась не думать о том, что она сама просила поцеловать её. Старалась вообще не думать о тех моментах, когда они были вместе наедине.

Она опять придумала себе то, чего не было.

Глупая. Беспросветно глупая.

Микаса ворочалась ещё не меньше часа, прежде чем ей наконец удалось уснуть. Она надеялась, что сегодня ей ничего не приснится, но вместо этого...

Во сне она чувствовала, как её ласкали его грубые, но в то же время ласковые руки. Он шептал ей на ухо её имя. Прижимал к себе крепко-крепко и нежно целовал. Целовал губы, щёки, шею... Грудь... Спускался ниже по животу и...

Микаса не осознавала, что это всего лишь сон. Она отдалась желанию, прогибаясь в спине. Она чувствовала, как тепло прильнуло к низу живота, разгоняя кровь, а внутрь всё сжалось, как пружина.

Сама того не осознавая, потянулась руками к паху и сжала клитор со всей силы, от чего невольно простонала.

Этим она сама себя и разбудила.

Замерев, она покосилась на койку Энни.

— Ты чего стонешь? — Проворчала она сквозь сон. — Не мешай спать.

Микаса дёрнулась. Её рука всё ещё оставалась между ног, и она боялась пошевелить ею лишний раз, чтобы не привлечь внимание соседки.

— Извини, — невнятно буркнула Микаса и осторожно развернулась к стене, натянув на голову одеяло.

Она старалась не думать о том, что произошло между Петрой и Леви ночью. А ещё старалась забыть этот чёртов сон, от которого голова шла кругом, а всё нутро только и желало, чтобы это случилось наяву.

Какой стыд.

***

Впервые за несколько дней Леви смог вымыть руки с мылом. Конечно, плясать от радости он не станет, но нутро, обожавшее чистоту, благодарно замурлыкало. Стоит отдать должное, что уборная у военной полиции была отменной: идеально белые свежие полотенца, душистое мыло, никакой, даже крошечной грязи или намёка на грибок в углу. В разведке, как бы Леви не пинал подчинённых, избавиться от этой напасти было невозможно.

Тщательно умыв лицо, он потянулся и направился в комнату, которую им указала Энни. В длинном коридоре было темно и тихо, если не считать чей-то храп, поэтому Леви даже не боялся, что встретит кого-то по пути. А даже если встретит, то в такой темноте вряд ли можно разглядеть лицо.

Дойдя до комнаты, он хотел было дёрнуть ручку, но вспомнил, что сегодня с ним должна ночевать Петра. Микаса изъявила желание остаться в комнате с Энни. Не то чтобы Леви расстроился, но почему-то услышав её «я буду спать в комнате Энни», что-то неприятно щёлкнуло внутри.

Бред.

Просто он не доверял этой титанше. А на безопасности девчонки у него, кажется, просто поехала крыша. Ничего с ней за одну ночь не случится. Леонхарт вряд ли сможет выкинуть что-то за несколько часов.

Сейчас им нужно хорошенько отдохнуть и выспаться. И неважно, кто в какой комнате спит.

Вместо того, чтобы как обычно открыть дверь, он постучался, чтобы случайно не застать Петру в неловкой ситуации.

— Входите, — послышался её голос. Он звучал как-то подозрительно смущённо.

Осторожно Леви открыл дверь, вошёл внутрь и тут же замер на месте.

— Л-леви, — неуверенно произнесла Петра.

Она стояла напротив окна. Абсолютно голая. Её стройный силуэт освещала луна.

— Я, — её щёки горели так, что даже в полумраке это было заметно, — я давно хотела сказать вам.

Леви всё это время не двигался. Его мышцы словно парализовало.

Ралл, что с тобой? — хотелось ему спросить, но в горле застрял ком.

— Я люблю вас, — она опустила глаза. — И если вдруг мы завтра умрём, — она посмотрела на него, — позвольте провести эту ночь с в... — она хотела обратиться к нему как обычно, но набралась смелости и перешла на «ты», — с тобой?

Леви нервно сглотнул. Пытался вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя так... Предельно неловко.

Он старался не глядеть на её обнажённое стройное тело.

Ему вдруг стало чертовски жаль. Молодая красивая девчонка. И как оказалось, безнадежно влюблённая. Она была готова отдаться ему прямо сейчас, и он был мог без каких-либо проблем взять её. И вряд ли бы его потом грызла совесть. Он никому и ничем не обязан.

Но...

В голове вдруг всплыл её образ.

И он не давал ему покоя.

Он ведь просто должен о ней заботиться.

Ведь так?

Или всё-таки... Нет?

Он обессиленно усмехнулся и замотал головой, смотря в пол, чтобы лишний раз не смотреть на Петру.

— Петра... — он обратился к ней как-то по отечески.

Почти наощупь поплелся с кровати и сдёрнул с неё простынь.

— Послушай, — он подошёл к ней ближе и укрыл её белой тканью.

— Я вам не нравлюсь? — Её губы растянулись и затряслись, а глаза наполнились слезами. Не такой реакции она ожидала.

— Нет, что ты, — кажется, его начало трясти. Её блестящие от слёз большие глаза цвета ореха протыкали насквозь. Он не хотел причинять ей боль. Но обманывать и пользоваться её доверием не хотел ещё больше. — Ты красивая девушка, великолепный солдат и верный товарищ...

— Тогда почему? — Она с надеждой потянулась к нему.

Он боялся прикоснуться к ней лишний раз. Чтобы не спровоцировать, чтобы не дать ложной надежды, чтобы не сделать ей ещё больнее.

Её пухлые губы чуть распахнулись дрожа. Но в голове всплывали лишь губы Микасы. Прямо сейчас, когда он так легко мог получить Петру, он вдруг настолько отчетливо понял, что кроме её губ, ему не хочется прикасаться ни к каким другим. Он понял, что ни о ком больше не сможет заботиться так, как заботиться о ней. Сам того не подозревая, он отдал себя этой девчонке без остатка. И не видел с собой никого больше.

И только сейчас ему стало это очевидно, как день. В тот момент, когда обнажённая красивая Ралл, желающая стать его, стояла перед ним.

— Потому что... — он попытался не уводить от неё прямой взгляд. — Кажется, моё сердце принадлежит другой.

Петра печально улыбнулась и опустила голову:

— Вот как...

Она шмыгнула носом и плотнее укуталась в простынь.

— Простите меня, — она изо всех сил натянула улыбку, но слёзы предательски скатывались по щекам. — Я не хотела ставить вас в неловкое положение.

Ему было жаль её. Искренне. Петра не заслужила всего этого. Не заслужила рисковать жизнью за стенами, не заслужила прятаться ото всех и жить в бегах.

Она присела на кровать и упала на подушку.

— Здесь удобнее, чем в наших казармах, неправда ли? — Она продолжала улыбаться и плакать одновременно.

Леви тихо угукнул, продолжая стоять на том же месте. Ему хотелось уйти, убежать отсюда. Но нужно было выспаться — завтра решающий день.

— Кстати, капитан, — она вытерла слёзы, стараясь делать вид, что всё в порядке и ничего не произошло, — Эрвин велел никому не говорить, но учитывая сложившиеся события, мне кажется, я могу с вами поделиться.

Леви тут же пришёл в себя. Тема каких-то тайн от Эрвина пришлась как никогда кстати.

— Ребёнок, которого родила та девушка. Эрвин передал его мне и велел спрятать у моих родителей. Он сейчас там.

— Вот как... — Наконец Леви почувствовал в себе силы двинуться с места. — Думаю, Эрвин был бы не против, если бы в такой ситуации ты мне всё рассказала.

— А-ага, — как бы она не старалась сделать вид, что всё хорошо, голос её дрожал.

Он осторожно присел на кровать, снял сапоги и верхнюю одежду. Натянул на себя одеяло, краем глаза заметив, как Петра развернулась к стене. Он предпочёл тоже лечь к ней спиной.

Краем уха он услышал её тихие всхлипы.

А затем какие-то уроды за стеной так кстати решили потрахаться, мешая заснуть.

Мерзость.