Цены в Стохессе оказались на порядок выше, чем в Тросте, поэтому денег хватило только на две скромные лепёшки с сырной начинкой. Найдя тихий уголок в конце улицы, они присели на небольшую лавочку, чтобы пообедать.
— Держи. — Леви протянул Микасе лепёшку, завёрнутую в салфетку.
Микаса коротко кивнула и аккуратно откусила кусочек.
— Ого... — Пробубнила она тихо, как только еда коснулась языка.
— Не болтай, когда ешь.
Ей захотелось игриво ответить «есть, сэр!», но вместо этого она промолчала. После всего случившегося лучше держать дистанцию.
На вкус лепёшка оказалась великолепной: умеренная температура, воздушное тесто, много начинки и растягивающийся солёный сыр. В столовой разведки таких яств не подавали. Микаса откусывала крохотные кусочки, чтобы растянуть удовольствие. Леви тоже не спешил. Украдкой он поглядывал на её губы и одёргивал себя каждый раз, когда его сознание вопреки желанию подкидывало недавние события. События, которые как-то зачастили. Сначала на берегу реки, потом в конюшне и на этот раз в Стохессе. Кажется, Леви сам переставал отдавать себе отчёт в происходящем. Сегодня ночью на вопрос Петры, нравится ли она ему, он практически не задумываясь ответил, что сердце его занято другой. Он подумал тогда о Микасе?
Она провела средним пальцем по нижней губе, вытирая масло, а затем по очереди облизала каждый палец.
Леви резко развернулся. То самое сердце забилось чуть быстрее. Опять. Несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. И главное не думать о её губах, о её дыхании, о её руках на затылке.
Чёрт.
От одной этой мысли по спине тут же побежали мурашки.
Сжал салфетку и глазами забегал по округе в поисках урны. Вот она, прямо напротив. Резко поднялся, широкими шагами пересёк улицу, выкинул салфетку и кинул Микасе, не оборачиваясь:
— Доела?
— Да.
— Тогда пошли. — Всё так же не оборачиваясь двинулся обратно к набережной.
Микаса быстро встала и пошла за ним. Шла на шаг позади, упершись взглядом в затылок. Старалась не пытаться угадать, о чём он думает. Не её это дело. Совсем не её. В голове смешались звуки секса за стеной и его шёпот некоторое время назад. Он прошептал её имя...
Сжала челюсть, надеясь, что это поможет не думать.
Не помогало. Совсем.
Хотелось ещё раз услышать от него «М-микаса» на выходе.
И почему её так зациклило на этом? На человеке, который когда-то отнял её первый поцелуй, а на деле любит другую.
Хотелось ударить что-нибудь.
К гневу прибавлялся и стыд. Как она будет смотреть в глаза Петре?
Хоть это и была вынужденная маскировка, всё равно было как-то неловко.
Леви продолжал идти прямо по улице. Молча повернул направо в сторону храма на берегу реки. Микаса, не обронив ни слова, шла за ним. Он как будто специально не хотел смотреть на неё. Специально избегал. Присел на одну из лавок и уставился на воду. Молча.
Микаса присела рядом.
Она просто забудет этот неприятный приятный инцидент. Не скажет о нём никому, сделает вид, что ничего не было. И Петра не догадается, ни о чём не подумает. Пусть она насладиться временем вместе с любимым без лишних переживаний.
Она заслужила.
А сама Микаса... Она переживёт. Это всё не так страшно.
Подумаешь... Ничего страшного не случилось. Просто её первый поцелуй был отдан непонятно кому. Это совсем не главное.
Она видела, как Леви мельком глядел на часы, висевшие на высокой башне. До вечера ещё целый день, а в воздухе уже висело напряжение, хоть ножом режь.
Микаса внутренне сжалась. Поток мыслей никак не стихал, хотелось отключить его, но всё было тщетно.
Мимо ходили солдаты военной полиции. Они смеялись и пили вино прямо из бутылки, не обращая на них никакого внимания. Кажется, здесь этот напиток можно было легко достать. Кажется, вдали от внешних стен была совсем другая жизнь. Микаса только сейчас поняла, что за всё время пребывания в Стохессе не встретила ни одного нищего, ни одного босоногого мальчишки или девчонки, которые жалобными глазами просят еды у торговцев. И среди этой благой жизни вдруг неожиданно Мик.
— Почему он здесь? — Ей нужно было хоть как-то перевести мысли в другое русло.
— Ты о чём? — С тех пор, как они пообедали, Леви впервые посмотрел прямо на неё.
— О Мике. Что он здесь делает? Я думала он прячется где-нибудь.
— А, этот... — Леви откинулся на спинку лавочки. — Сбежал к папаше, скорее всего.
Микаса удивлённо посмотрела на него.
— Закариас старший бывший глава военной полиции. Потомственный аристократ. Говорят, тот был в ярости, когда сынишка не попал в десятку лучших и отправился в разведку.
— Очень неожиданно.
— Да, пожалуй. Обычно в разведку идут никому неизвестные нищие и крестьяне. Аристократов у нас особо не водилось. Разве что Эрвин из интеллигентной семьи, но тем не менее отец его не был представителем благородного рода.
Микаса печально выдохнула. Воспоминания о Мике приносили один лишь негатив.
— Откуда вы знали, что он такой?
— Я знаком с ним гораздо дольше твоего и видел много говна с его стороны.
— Например?
— Например, он пытался изнасиловать мою подругу.
Микаса вздрогнула.
— Ему, кстати, за это ничего не было. Видимо, связи папаши сыграли свою роль. Как и в ситуации с тобой.
Её окатил стыд. Стыд за свою недальновидность и глупость. Это была какая-то дурацкая влюблённость. Ничем необоснованная. Сколько раз Леви говорил ей. Предупреждал. Она не слушала. Дура.
Она внутренне дала себе по голове.
— А что стало с ней?
— С кем? — Не понял Леви, посмотрев на неё.
— С вашей подругой.
— На одной из вылазок титан откусил ей голову.
Микаса печально опустила голову. Она прекрасно помнила те огромные списки, которые он показал ей тогда в кабинете. Наверное, из-за обилия смертей капитан так спокойно вспоминает об этом. Возможно, пройдёт ещё несколько лет, и если она останется в живых, то будет так же равнодушно вспоминать смерти своих друзей. Но пока... Пока сердце сжималось от одной только мысли об Армине, висящим вниз головой. О Жане и Саши, которые на её глазах превратились в титанов. О ребятах, которых ни за что расстреляли во дворе.
— Ту девушку, — Микаса пыталась вспомнить детали того вечера, — звали Изабель?
Леви удивлённо приподнял бровь:
— У тебя прекрасная память.
— Спасибо.
— Твой отец, — Леви посмотрел в сторону, вспоминая последние дни, проведённые в Подземном городе, — вытащил меня, её и нашего друга на поверхность. Благодаря ему я впервые в жизни увидел небо.
— А сколько вам было лет? — Вопрос вылетел до того, как Микаса сообразила, что расспрашивать человека о чём-то личном — ещё один способ сократить между ними дистанцию. Зачем ей знать о его прошлом? Он просто её командир. Она — его подчинённая. Ни больше, ни меньше.
Но как же ей было любопытно!
— Около шестнадцати, если мне память не изменяет.
— И до этого вы ни разу не видели небо?
— Ни небо, ни солнце, ни звёзды, — ничего.
— И все люди в Подземном городе так и живут?
— Так и живут.
Микаса даже не подозревала, что где-то есть настолько ужасное место.
Глаза защипало от наступающих слёз. Никогда раньше Леви не говорил о том, почему пообещал отцу заботиться о ней. Никогда не говорил о подробностях того дня.
— С-спасибо. — Голос дрожал. — Спасибо, что рассказали об этом.
Микаса старалась не плакать, но слёзы предательски падали с ресниц, текли по щеке.
Отец пожертвовал собой ради Леви.
От которого так отчаянно она ждала сейчас ласки.
Сердце которого принадлежало другой.
Она изо всех сил пыталась остановить слёзы, но их становилось только больше. Ей хотелось прижаться к Леви и плакать, плакать, плакать. Плакать до самого вечера, пока солнце не сидят. Хотелось говорить ему о своих чувствах. Много и бесконечно. Говорить до тех пор, пока сама не разберётся в них. Пока не расставит всё по полочкам. Не расставит все точки над i.
И может, она могла бы позволить себе подобную вольность. Много чего уже случилось между ними.
Но не после того, что случилось с Петрой. Она не могла предать её. Ведь в Леви она больше не видела просто капитана и командующего... За короткое время он стал ей ближе, чем это позволяло приличие. И позволить сейчас себе лишнего для неё непозволительная роскошь.
А слёзы продолжали бежать. Сердце разрывалось от боли и одиночества. Лёгкие прерывисто втягивали воздух.
Лёгкий толчок и его плечо прямо перед носом.
Неумело, но осторожно Леви положил ладонь на её голову, прижал к себе. Совсем чуть-чуть.
Микаса замерла. Перестала дышать.
— Всё будет хорошо, Микаса. — Прошептал тихо на ухо, от чего мурашки побежали по спине.
Он снова прошептал её имя. Как она и желала. Но от этого хотелось только плакать.
Он же просто решил поддержать её. Просто она позволила себе заплакать при нём. А он лишь подставил ей своё плечо. Как командир, как товарищ. Не больше.
Губы растягивались в нарастающих слезах, но Микаса старалась успокоиться.
— Не нужно сдерживаться. — Его слова прозвучали, как спусковой крючок.
Она и правда не могла больше сдерживаться.
Руки вцепились в его плащ и притянули ближе. Нос уткнулся в плечо со всей силы.
Она плакала навзрыд. Не сдерживаясь. Не пытаясь остановиться.
Он лишь продолжал обнимать её и немного гладить по голове.
И в этот момент Микаса могла сказать, что она одновременно самый счастливый и самый несчастный человек на всём белом свете.
Она молча кричала. Про себя. Чтобы он не услышал. Чтобы не понял. Не понял, что на этот раз она плачет не из-за отца...
Солнце медленно закатывалось за горизонт. Небо окрашивалось в красный. Леви продолжал обнимать её. Она почти перестала плакать, лишь последние слёзы стекали с подбородка.
Микаса тихо шмыгнула носом. Дыхание выровнялось. Ей было спокойно. Ей было тепло. Как тогда в лесу.
Почему таких моментов так мало? Почему за эти моменты приходиться так много и долго страдать? Почему нельзя остановить время и остаться в этом моменте навсегда?
Она открыла глаза — закат сегодня был особенно красив.
— Пора.
Леви осторожно отпустил её, и только сейчас Микаса заметила огромное мокрое пятно на его плаще. Пускай все её мысли и чувства останутся в этом пятне, которое вскоре испариться.
Она вытерла мокрые щёки ладонью и поднялась на ноги.
— Как думаете, у нас получится вытащить ребят?
В этот момент последний луч солнца погас.
— Хочется в это верить.
На этом они отправились на центральную площадь, где договорились встретиться с Энни и Петрой.
Вот и полились - в прямом смысле)) чувства у двух сухариков. Мне наоборот нравится это преображение персонажей с каждой главой, в работе проходит много лет и вобще времени, так что изменения в поведении гг и в повествовании соответственно это наоборот хорошо, меняются люди обстоятельства, преобразуются чувства персонажей, есть для них и почва, м...