Проснулась уже днём, ближе к двенадцати. Всё тело болело от неудобной позы, в которой спала. Глаза опухли, а кожа была нездорово бледной, но больше всего удручал синяк на левой нижней части лица. Правда, стоит отметить, что был он не таким огромным, как мне вчера показалось по ощущениям: всего лишь небольшое коричневато-желтое, слегка опухшее пятно. Хорошо, что захватила из дома немного косметики, можно будет скрыть всё это безобразие.

Есть не хотелось, но всё равно когда-нибудь проголодаюсь, поэтому отправила Жану смс-ку с небольшим списком самого необходимого, и получив от него: «Буду через два часа», направилась в ванную приводить себя в божеский вид. Душ помог взбодриться и окончательно проснуться. Жутко захотелось кофе, но пришлось опять заваривать ромашковый чай. Справившись с приготовлением напитка, взяла чашку и пошла в гостиную. На полу до сих пор была куча осколков, но я, проигнорировав весь бардак, подняла три исписанных бабушкиным каллиграфическим почерком листочка, села в кресло отца и начала перечитывать злополучное письмо. На свежую голову всё воспринималось по-другому: события теперь складывались в логическую цепочку.

Если верить бабушке, а не доверять ей у меня причин не было, то мне грозила опасность, и действительно не стоило покидать квартиру. Перспектива выйти замуж непонятно за кого, а потом влюбиться в него только из-за волчьей привязанности совсем не радовала, впрочем, как и сам факт того, что я, оказывается, оборотень. Но больше всего угнетала потеря девственности. Неужели теперь влюблюсь в изнасиловавшего меня урода, и можно ли этого как-нибудь избежать? А ещё, я наконец-то поняла одну очень важную вещь — Жан спас меня вчера не потому, что нашёл лежавшую без сознания в парке, а потому, что смело отбил у главаря. Напугавший до дрожи белый волк оказался симпатичным парнем с манерами джентльмена. Совпадение? Думаю, это судьба.

Отложив наконец злополучное письмо, я решила прибраться до прихода Жана, ведь показывать весь вчерашний бардак было по меньшей мере неприлично, да и, что греха таить, парень мне действительно нравился, поэтому не хотелось прослыть перед ним грязнулей. На сей раз управилась довольно быстро, ни разу не порезавшись. Потом решила распаковать вещи. Пусть оставаться в этом городе было небезопасно, но я не могла просто взять и убежать, бросив больную бабушку на произвол судьбы. Мне казалось, что самым разумным будет узнать, как она, а потом, когда ей немного полегчает и её выпишут из больницы, уговорить переехать жить ко мне.

Подняв с пола тяжёлый чемодан, я покатила его в свою старую комнату, но, подойдя к двери, остановилась: что-то было не так. Вся квартира словно застыла во времени, а вот моя спальня — преобразилась. Больше не было прежней мебели или красиво разложенных на полках старой советской стенки игрушек. В комнате стояла лишь огромная, занимавшая половину пространства двуспальная кровать с прикроватными тумбочками, одну из которых украшал старый серебряный подсвечник, а на второй расположилось небольшое, вертикально стоящее распятие из того же металла. У изголовья висела картина, изображающая воющего на полную луну волка, из дутого серебра, а у противоположной стены стоял деревянный комодик с небольшим зеркалом над ним в, кажется, серебряной раме. Но сильнее всего меня поразила дверь. Как с внешней, так и с внутренней стороны она была обита тонкими металлическими пластинами. Удивлённая находкой, я провела кончиками пальцев по гладкой поверхности и ощутила её холод. Такие же пластины были и на подоконнике, и на оконной раме. В общем, комната больше походила на хранилище серебра, чем на жилое помещение, однако выбор у меня был невелик: поселяться в бабушкину спальню было неправильно, а родительская вызывала слишком много печальных воспоминаний.

За распаковкой вещей я даже не заметила, как быстро пролетело время. От забот меня отвлёк телефон: звонил Жан. Обрадовавшись неожиданному звонку, я прочистила горло, резко выдохнула и мило произнесла:

— Алло.

— Привет. Ты как? — поинтересовался парень.

— Ну, вроде более-менее. Сейчас распаковываю вещи в своей комнате.

— Понятно. Я уже подъехал. Только вот припарковался на соседней улице: мест не было. Скоро буду.

— Чудесно! — радостно ответила я. — Тогда иду ставить воду на чай. Как раз сможем поговорить, а то у меня возникла парочка вопросов.

— Извини, Тань, но разговор придётся отложить, — остановил меня на полпути Жан, и я услышала как пикнула сигнализация его автомобиля. — Сейчас не самое подходящее время.

— Не переживай. Я тебя не боюсь, — успокоила парня. — Я знаю, что ты оборотень, как, впрочем, и я сама. Вчера нашла бабушкино последнее письмо, где обо всём подробно расписано.

— Конечно, приятно, что ты меня не боишься, — усмехнулся Жан, — однако дело не в твоём страхе, а в твоём запахе, Таня. Я оборотень, и я всё-таки мужчина, поэтому он действует на меня так же, как на вожака или любого другого волка в округе.

— Но вчера… Ты ведь не притронулся ко мне вчера, — растерянно пробормотала я.

— Верно. И это стоило мне титанических усилий, — тяжело вздохнул Жан. — Спасло то, что на тебе чувствовался мой собственный запах. Из-за куртки трудно было учуять твой фимиам, — объяснил парень и, слегка помедлив, добавил: — Плюс он был перемешан с другими посторонними запахами…

— Главарь… — догадалась я и посмотрела в окно.

Жан уже прошёл арку и двигался к подъезду. Он нёс две тяжёлые сумки с продуктами, отчего ткань обычной белой рубашки, поверх которой была надета вязаная серая безрукавка, красиво подчёркивала сексуальные напряжённые мышцы его рук. Чёрные плотные джинсы облегали прямые ноги парня. Молочно-белые волосы были собраны в высокий хвост.

— Да, его был самым сильным, — грустно подтвердил мою догадку Жан. — Сейчас он, скорее всего, уже выветрился, так что устоять будет вдвойне сложнее. Поэтому попрошу тебя открыть дверь, надеть мою куртку и закрыться в своей комнате. Я занесу все продукты и оставлю в коридоре, а потом запутаю следы, чтобы вожак не смог выследить тебя по моему запаху. Хорошо?

— Угу, — кивнула я и увидела, как парень входит в подъезд.

Когда уже хотела развернуться и пойти открывать дверь, взгляд скользнул по двору и остановился на тёмном силуэте под одиноко стоящем деревом. Огромный мужчина в чёрных брюках и такого же цвета кожаной куртке, спрятав руки в карманы, стоял напротив моего окна и пристально на меня смотрел. Когда наши взгляды встретились, лишь на секунду его глаза блеснули неприродным жёлтым блеском в тени старого платана, и он ухмыльнулся.

— О Боже, он меня нашёл, — прошептала я, и державшая телефон рука безвольно опустилась вниз.

— Таня! Ты слышишь меня?! Таня?! Ответь! — кричал в трубку Жан, однако я не реагировала.

Словно в замедленной съёмке смотрела на ухмыляющегося главаря, а по моей спине расползался липкий, сковывающий движения ужас. Где-то, словно из другой вселенной, доносились удары в дверь, однако я всецело была прикована к окну и мужчине за ним. В конечном итоге, прозвучал очень громкий удар, и в следующую секунду ко мне подбежал Жан.

Парень бегал по моему лицу обеспокоенным взглядом, тряс за плечи, но я не реагировала. В тот миг казалось, что выпала из реальности и никак не могу в неё вернуться. «Таня! Таня!» — приглушённо, как будто сквозь толщу воды, доносились слова Жана, и в какой-то момент я словно очнулась: все слова и звуки стали в разы громче, и я наконец взглянула на парня.

— Он видел меня, — дрожащими губами прошептала я.

Жан хотел что-то ответить, но из коридора послышался удар. Кто-то толкнул входную дверь, и она глухо врезалась в стену. Мы оба незамедлительно выбежали на звук. В дверном проёме, придерживая входную дверь рукой, стоял ухмыляющийся главарь.

— А вот и ты, девочка моя, — довольно произнёс мужчина. — Соскучилась?

— Убирайся прочь. Тебя сюда не звали, — прорычал Жан и лёгким движением руки спрятал меня себе за спину.

— Ошибаешься, волчонок. Это ты здесь третий лишний, — зловеще посмотрел на моего защитника главарь.

— Не приближайся, или я за себя не ручаюсь, — понизив голос, пробасил Жан, а я ужаснулась.

Прямо на глазах руки парня начали увеличиваться в объёме, а рукава рубашки трещать и разрываться. Его ногти удлинились и превратились в настоящие когти дикого зверя. Пульсирующие на шее вены вздулись, а кожа покрылась едва заметной, коротенькой белой шерстью.

— Сколько ещё ты собираешься её прятать? — не сводя с противника пронзительного взгляда, спросил главарь. — Ты же знаешь, что полнолуние через два дня, и тогда я разорву тебя, как шелудивую собачонку, а девчонка всё равно достанется мне.

— Это будет только через два дня, — полурычащим тембром произнёс Жан, — поэтому советую убраться отсюда немедленно.

— Ничего, я умею ждать, — хмыкув, ухмыльнулся главарь. — Увидимся через два дня, кошечка моя, — сказал он, развернулся и исчез на лестничной площадке.

Я выдохнула с облегчением. У меня в запасе было ещё два дня. Придётся поднапрячься, но я должна успеть проведать бабушку и убраться из этого города навсегда. Жан мне, несомненно, поможет, и, вполне возможно, удастся уговорить его поехать с нами. Если правильно поняла слова главаря, то моему спасителю не сдобровать из-за неповиновения. В таком случае, думаю, Жан будет не против покинуть город как можно скорее. Это будет прекрасная возможность стать ближе и узнать друг друга получше. И пока я самонадеянно предавалась глупым романтическим мыслям, раздался хриплый бас.

— Таня, беги.

— Что? — непонимающе спросила я.

— Беги! — крикнул Жан и обернулся.

Я ойкнула от ужаса, закрыла рот ладонями и попятилась назад. Лицо парня было жутко искажено. Надбровные дуги стали массивнее, а в залитых кровью глазах уже почти не осталось ничего человеческого. Нос стал длиннее и шире, а рот или уже даже пасть удлинилась. Из неё в ужасном оскале показались два ряда огромных белых острых зубов.

— Беги! — из последних сил опять крикнул Жан и бросился на меня.

Оборотень попытался прыгнуть, но из-за незавершённой трансформации запутался лапами в стареньком коридорном коврике, поэтому повалился на меня. В последний момент я успела увернуться и, сломя голову, побежала к себе в комнату. Мне почти удалось закрыть дверь, но рассвирепевший Жан налетел на неё со всей силы, чем сильно меня оттолкнул. Я упала на кровать и услышала сдавленный скулёж. Стоило только приподняться на локтях, чтобы увидеть, что же произошло, как парень навалился на меня всем телом. Он снова стал больше похож на человека, и если бы не залитые кровью, обезумевшие глаза, то узнать в нём оборотня было бы практически невозможно.

Жан схватил меня за горло и начал душить. Я вцепилась пальцами в его сильные руки, пытаясь разорвать их цепкий захват, но всё было тщетно. От недостатка воздуха начала кружиться голова. В полуобморочном состоянии я потянулась рукой к близстоящей тумбочке, нащупала серебряный подсвечник и со всей оставшейся силы ударила парня по голове. Он упал на кровать и завыл, как раненый пес. Я начала сипеть и кашлять, жадно глотая воздух, и, перевалившись на бок, свалилась на пол. Всё ещё не отдышавшаяся и немного дезориентированная, начала отползать в сторону коридора, постепенно поднимаясь на колени, а потом и на ровные ноги. Парень тоже пришёл в себя и попытался меня догнать, но я вовремя захлопнула дверь и резким поворотом ключа заперла её. Послышался глухой удар и сдавленный скулёж. Я в полном ужасе медленно отступала спиной назад, пока не упёрлась в двери родительской спальни. Жан, похоже, попробовал покрутить дверную ручку, но опять громко болезненно вскрикнул и жалобно заскулил. Ещё некоторое время я слышала что-то среднее между стонами человека и завыванием зверя, а потом всё прекратилось, и воцарилась гробовая тишина.

И вот тогда стало действительно страшно. Намного страшнее, чем когда на пороге моей квартиры появился главарь, или я увидела трансформацию Жана. Тишина пугала сильнее любых, даже в чем-то неприродных, звуков. Значило ли это затишье, что я в безопасности, или, наоборот, возвещало о каком-то происшествии с моим защитником? Набравшись мужества, я подошла к двери и только щёлкнула замком, как услышала глухой сдавленный стон.

— Не надо, — осипшим голосом протянул Жан. — Не входи.

Я на автомате защёлкнула дверь обратно, прислонилась к ней и взволнованно спросила:

— Тебе очень плохо?

— Нормально, — просипел парень. — Только не входи.

— Не буду. Не волнуйся, — успокоила его я и сразу спросила: — Что с тобой?

— Серебро… — простонал парень.

— Что?

— Здесь повсюду серебро, — начал кашлять он. — По всему телу ожоги, регенерация почти не работает, поэтому так тяжело.

И только сейчас до меня дошло, почему с моей комнатой произошли столь кардинальные метаморфозы. Бабушка знала, что я, возможно, приеду её навестить, поэтому подготовила для меня максимально защищённое от оборотней убежище. И, благодаря её прозорливости, я пережила нападение единственного в этом городе нормального волка.

— Таня? — позвал меня Жан, чем вернул из раздумья.

— Да?

— Закрой входную дверь. Не думаю, что вожак вернётся, но рисковать в нашей ситуации не стоит: я пока слишком слаб, чтобы противостоять ему.

— Ладно, — согласилась я и ушла.

В прихожей и общем коридоре царила гробовая тишина. Что удивительно, никто из соседей не выглянул посмотреть, что же здесь произошло. А ведь пошумели мы знатно. Неужели люди в этом городе предпочитали закрывать глаза на любые происшествия? Впрочем, может, оно и к лучшему. Объяснять сейчас кому-либо, что здесь произошло, желания не было.

Вначале я поправила старенький ковёр и пособирала разбросанные то тут, то там продукты. Отнесла их на кухню, чтобы не мешались под ногами, и спрятала скоропортящиеся в холодильник. Вернувшись в коридор, внимательно осмотрела входную дверь. Она сиротливо болталась на одной петле, напоминая о произошедшем полчаса назад. Я кое-как умудрилась выровнять её и всё же закрыть. Провернув все замки, подёргала дверную ручку, чтобы удостовериться, что всё закрыто. Проходя по коридору, скользнула взглядом по одиноко висящей куртке Жана и всё-таки её надела. Понятия не имела, как долго будет длиться эффект от серебра, поэтому решила перестраховаться, как говорится, на всякий случай.

Вернувшись обратно, присела возле двери в свою комнату и прислонилась к ней правым плечом и лбом. В душе было какое-то странное чувство. Сейчас почему-то совсем не волновал вожак, или то, что Жан чуть было меня не задушил. Наоборот, я очень переживала за парня и нанесённый ему мною ущерб. Когда выбегала из комнаты и закрывала дверь, всего на секунду увидела его окровавленное из-за удара подсвечником лицо. Было так горестно и в то же время стыдно, что я негромко извинилась:

— Прости… — всхлипнула я, и по щеке потекла одинокая слеза.

— Ты чего, Тань? Не вздумай плакать. Это я должен просить прощения, — тихим голосом просипел Жан. — Я ведь чуть тебя не… убил…

— Не успела приехать, а уже создала кучу проблем, — проигнорировав его последние слова, продолжала корить себя я. — И что самое ужасное, из-за меня больше всего пострадал ты, — не поняла, как разрыдалась.

— Тише, Тань, ты чего? Всё нормально, — успокаивал меня Жан.

— Да в каком месте нормально, а? — хлипала я. — Вчера тебе пришлось отбивать меня силой, чем разгневал вашего вожака. Боюсь даже представить, какие последствия это повлечёт. А сегодня вместо благодарности за очередное спасение я огрела тебя подсвечником и закрыла в напичканной серебром комнате.

Парень не ответил, что, наверное, означало его согласие с моими словами. Однако я услышала негромкое шипение, словно он слегка обжёгся, а потом увидела выглядывающие из под неплотно прилегающей к полу двери тонкие пальцы. Первые несколько секунд не могла понять, что происходит, и лишь потом до меня дошло, что Жан протягивал мне ладонь. Этот жест был настолько милым, что действительно не нуждался в словесном сопровождении. Я потянулась к нему рукой и сжала в кулаке протянутые пальцы. Из-за двери послышалось негромкое шипение, и тут меня внезапно осенило.

— Тебя же обжигает серебро! — резко разжала я свой кулак. — Быстрее вынимай! — начала выталкивать его пальцы обратно под дверь.

— Всего лишь маленький дискомфорт, не более, — улыбнулся Жан. — Уже привык. Больше не жжётся.

И в подтверждение своих слов он поманил меня пальцами. Я ещё несколько секунд сомневалась, но поддалась желанию сжать его ладонь. Она была такая тёплая и приятная, что я забыла обо всех произошедших со мной неприятностях и просто растворилась в нежности прикосновения. Не знаю, сколько мы так сидели, но внезапно тишину нарушил его хриплый тихий голос.

— Прости меня…

— За что? — удивилась я.

— Мне следовало сдержаться. Я не хотел причинить тебе вред, — вздохнул Жан.

— Ты не виноват, — чуть сильнее сжала я его руку. — Это всё мой запах, — подбадривающе улыбнулась, пусть даже он этого не видел.

— Не совсем… — загадочно произнёс парень, и я ощутила, как его пальцы начали плавно ускользать из моей ладони и исчезли за закрытой дверью. — Понимаешь, Таня, я проклят, и общаться со мной небезопасно. Поэтому я был так груб при первой встречи и старался намекнуть, чтобы ты поскорее отсюда бежала. Я не спаситель, Таня, а самый настоящий убийца.

По звукам поняла, что парень облокотился спиной о дверь и негромко ударился о неё затылком. В воздухе повисла тишина. Я не знала, как реагировать на его слова, да и мне попросту не верилось, что человек, который уже как минимум дважды спасал меня, позаботился о том, чтобы я не голодала, ну и просто относился ко мне с уважением, мог быть убийцей. Я приложила ладонь к холодной, обшитой металлическими пластинами двери примерно в том месте, где располагалось его сердце, и только хотела спросить, как парень продолжил:

— Раньше у меня была девушка. Милена… — медленно, по слогам произнёс её имя Жан. — Она была для меня всем, целым миром. Я любил её так, как никого и никогда до этого. Ей единственной доверил свой волчий секрет, и она не испугалась. Милена принимала мою истинную природу и всячески поддерживала. В ней я нашёл успокоение своей израненной души.

В ночь, когда она наконец решила подарить мне всю себя, случилось непоправимое. Какие-то древние дикие силы овладели мной. Мы как раз занимались с ней любовью, как всё перед глазами начало темнеть. Очнулся я на кровати в луже Милениной крови. Она лежала с разорванным волчьими зубами горлом и открытыми глазами, в которых застыл ужас.

— Но ты ведь потерял сознание, — возразила я в попытке оправдать Жана в первую очередь в своих глазах, — а поэтому не можешь со стопроцентной вероятностью утверждать, что сделал это. Возможно, другой волк воспользовался твоей бессознательностью и напал на Милену.

— Тань, — горько хмыкнул парень. — Не надо. Не пытайся. У меня во рту был привкус её крови…

Я замолчала. Конечно, не хотелось, чтобы это было правдой, однако история Жана не оставляла белых пятен. Мне стало жаль его, эту девушку и их растерзанную любовь. Ведь нет, наверное, ничего хуже, чем потерять любимого человека, если смерть его на твоих руках. Мне захотелось хотя бы как-то успокоить его до сих пор не зажившие душевные раны.

— Как давно это произошло? — нетактично спросила я, однако это была не попытка надавить на больную мозоль, а искреннее желание узнать больше подробностей, чтобы убедить Жана в его невиновности.

— Четыре года назад, — вздохнул парень. — Мне тогда было двадцать. Как раз заканчивал учёбу в местном техникуме. Я был так молод, но уже стал убийцей.

— Но ведь непреднамеренно, — гнула свою линию я. — Ты не мог себя контролировать, но присяжных, наверное, этим не разжалобишь…

— Суда не было. — Я ошарашено молчала, а парень продолжил: — В этом городе свои правила и всюду свои люди. Волчьи преступления стараются по-тихому замять, чтобы не было лишних слухов. Тело Милены нашли в местном лесу. Вину свалили на волков или диких собак, уже не помню. Ты даже не представляешь, Таня, какое гадкое чувство — стоять на похоронах убитой тобой любимой женщины, утешать её мать и осознавать, что в этом подвенечном платье она должна была стоять напротив тебя у алтаря, а не лежать в обитом бархатом гробу.

— Возможно, я не сильна в утешительных речах, — тихо начала я, — однако из всего услышанного чётко поняла лишь одно: ты не виноват в смерти Милены. Не знаю, называй это волчьей природой или чем-то другим, но контролировать инстинкты не способен никто. И дело тут не в тебе, а в природе любого живого существа. Это у нас на подкорке, это выше нас и наших желаний, и, увы, противостоять мы не в силах. Другое дело, если бы такое произошло умышленно. Но ты ведь её любил, я слышу это в тоне твоего голоса, в том, как ты о ней рассказываешь. Такой человек не может быть убийцей. Пусть даже её убил волк, сидящий в тебе, но не Жан, не человек, живущий внутри тебя.

Парень молчал. Не знаю, о чём он думал, но хотелось верить, что мои слова достигли его израненного сердца и немного его успокоили. Пусть я действительно была не самым лучшим утешителем, но искренне верила, что мы не властны над своими волчьими генами. Взять хотя бы меня. Никогда бы не подумала, что буду молить насильника лишить меня девственности. И в трезвом уме обычная девушка так бы не поступила, однако я оказалась необычной. Слишком необычной для нормального мира. Мои волчьи гены решили, что моё тело должно подчиниться воле вожака и отдаться ему — какой стыд! — на глазах всей его стаи. Конечно, это не убийство любимого человека, но чувство отвращения к себе, похоже, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. И, словно ощутив, что я начинаю погружаться в зыбучие пески своих собственных внутренних демонов, Жан прервал тишину:

— Возможно, ты в чём-то права, Тань, вот только я был проклят с рождения. Меня подкинули в дом малютки не просто так. Родители наверняка знали о проклятии и посчитали взращивание такого ребёнка обременительным. Впрочем, я их не осуждаю, кто знает, хватило бы мне самому силы воспитать чудовище.

Мои скверные наклонности начали проявляться ещё в раннем детстве, что обычно волкам не свойственно: влияние на них луны приходит вместе с пубертатом. Я же начал свои трансформации с младенчества. Перепуганные работницы дома малютки боялись ко мне подходить, из-за чего я долгое время жил в клетке, как бешеная собака. Мной занималась исключительно медсестра, которая и нашла меня в ту ночь лежащего в картонной коробке у двери заведения. Она была всего лишь человеком, но человеком сведущим: её покойный муж был оборотнем. И только благодаря ей я смог расти в более-менее нормальной обстановке. Она убедила остальных сотрудниц, что у меня редкое генетическое заболевание — частичный ихтиоз на фоне ликантропии. Конечно, человеку учёному этот диагноз покажется смешным, но в то время он казался вполне вероятным, учитывая специфику местности и постоянно гуляющие по городу легенды об оборотнях.

Когда мне было пять, в нашу глубинку пожаловал один очень уважаемый профессор, который как раз занимался исследованиями ликантропии, как природного явления. Его заинтересовала моя история, и он приехал к нам в детдом с научным визитом. К тому времени я уже неплохо соображал и мог кое-как контролировать свою трансформацию. Заботившаяся обо мне медсестра убедила меня ни за что на свете не превращаться перед учёным. Она боялась, что меня увезут куда-то в столицу и будут ставить опыты.

Бедный профессор почти три месяца наблюдал за мной, но так ничего и не обнаружил. Однако его очень увлёк местный фольклор, он приобрёл небольшой участок за городом и отстроил там дом. Мужчина был уже в солидном возрасте, поэтому решил, что исследования лучше всего проводить в одной местности, а не разъезжать по стране в поисках неуловимых ликанов.

Когда мне было примерно десять, я имел неосторожность охотиться вблизи его усадьбы. Он заметил меня и узнал. Потом пришёл в детский дом, и мы долго с ним беседовали по душам. В итоге я согласился стать его подопытным экземпляром. В свою очередь, он усыновил меня, дав возможность покинуть приют и получить место в обществе. Профессор Возницын был мне поистине отцом, которого я любил и уважал. Даже не будучи волком, он научил меня самоконтролю и адаптировал для жизни в социуме. За что я ему очень благодарен.

Когда отец умер, я вновь оказался абсолютно один. Мне было невыносимо жить в нашем доме, где каждый угол, каждый предмет интерьера напоминал о нём. Поэтому я перебрался в город. Здесь же поступил и получил профессию, нашёл работу и начал налаживать быт. Всё бы ничего, если бы я был обычным человеком, но для оборотней в Волково свои правила, согласно которым я должен был примкнуть к одной из стай.

Быть волком-одиночкой очень невыгодно. У тебя нет защиты, ты всем мешаешь, а главное, тебя недолюбливают и побаиваются, так как ты ни с того, ни с сего можешь возглавить восстание и свергнуть лидера. Я с моей не зависящей от фазы луны трансформацией мог бы запросто получить главенство, но к этому не стремился. Единственный, кто позволил мне жить на своей территории и более-менее свободно себя ощущать, был изнасиловавший тебя вожак. У нас с ним своего рода нейтралитет, хотя после недавних событий, наверное, отношения немного усложнятся, — хмыкнул Жан.

— Извини, — виновато произнесла я.

— Не волнуйся, Тань. У нас давно натянутые отношения. Не из-за тебя, так из-за чего-нибудь другого поругались бы, — попытался утешить меня парень. — В волчьем мире нет стабильности. Здесь постоянные склоки и борьба за первенство. Если ты не кусаешь, значит, обязательно укусят тебя. Так уж устроен наш мир. А для поддержания порядка нужно очень много сил и терпения. Возглавлять стаю — дело серьёзное и ответственное, и не каждому дано делать это разумно.

— У моего отца, похоже, получалось, — вздохнула я, вспомнив родителя.

— Да, и, смею заметить, довольно неплохо, но после убийства стая рассыпалась.

— Постой, ты сказал убийства?! Моего отца убили?! — внезапно словно очнулась я.

— Конечно. Виной всему борьба за власть, — ответил Жан.

— А разве он не умер в аварии? — не могла поверить в открывшуюся правду.

— Наверное, тебе, как ребёнку, так объяснили его кончину. Однако Михаила Волкова убил его самый близкий друг и соратник Дмитрий Новиков. Он подговорил ещё нескольких недовольных своим положением в стае волков, и они напали на него исподтишка. Драка была жестокая и кровавая, тело твоего отца — сильно изуродовано, поэтому всё выставили, как обыкновенную аварию.

— Но как же ж так? — всхлипнула я, и по щекам покатились тихие слёзы.

Внезапно открывшаяся, ужасная правда ранила меня в самое сердце. Если бы не подлое предательство, то мой отец, оказывается, был бы жив, а нам с матерью не пришлось бы впопыхах собирать вещи и, словно преследуемым преступникам, бежать без оглядки. Моя жизнь была бы совсем другой. Мне не довелось бы так надолго потерять связь с любимой бабушкой, и всё бы сложилось иначе. Но алчность папиного соратника обернулась для нас всех огромной трагедией.

Внезапно в памяти начали всплывать обрывки воспоминаний, как к нам в дом пришёл какой-то дядя. Лица его я не помнила, однако принесённый им большой розовый плюшевый заяц стал моей самой любимой игрушкой в детстве. Этот мужчина просил называть его дядей Димой и твердил, что я самое большое сокровище, которое только мог получить мой отец, но которым, несомненно, надо делиться. Мне, как ребёнку, было очень приятно слышать такое, ощущать свою важность, но только сейчас я поняла, что поистине значили его слова, и от этого ужаснулась. Неужели уже тогда он намеревался украсть меня, чтобы впоследствии принудить к браку? А если так, то как же мне несказанно повезло, что бабушка, невзирая на своё желание меня воспитывать, напугала мать до безумия, тем самым спася нас обеих.

Противоречивые чувства переполняли мою душу в то мгновение. Я боялась встречи с убийцей отца, чтобы его план чудесным образом не осуществился, с другой стороны, мне хотелось заглянуть в глаза тому подонку, который отобрал у меня беззаботное детство и испортил всю жизнь. Желание победило страх, поэтому я спросила:

— А этот Дмитрий Новиков, где он сейчас?

— Да кормит червей где-то в местных болотах, — ответил Жан. — После убийства вожака стая распалась, и были созданы несколько мелких. Территория, которую твоему отцу удалось захватить при жизни была огроменной, поэтому места вполне хватило для нескольких группировок. Дмитрий попытался восстановить стаю, подминая под себя новоизбранных неопытных главарей, но его вовремя остановили. Молодой волк растерзал того в честном бою, тем самым отомстив за смерть твоего отца.

— Кто этот волк?! — взволнованно спросила я. — Мне нужно его отблагодарить!

— Уже не надо, — как-то непонятно хмыкнул Жан. — Вы в расчёте. Вчера ты подарила ему свою девственность…

Я замерла, шокированная услышанным. Оказывается, преследующий меня главарь был не таким уж и плохим человеком, или смерть папиного убийцы оказалась всего лишь следствием борьбы за власть. В любом случае, невзирая на всё произошедшее между нами за эти сутки, где-то очень глубоко в душе я была ему признательна.

— Надеюсь, Дмитрий Новиков страдал… — зло прошептала я, не в силах сдержать истинные эмоции.

— Не беспокойся, он понёс самое жестокое наказание и был растерзан в волчьей форме, как и полагается при честном поединке. Как бы я не относился к вожаку, он человек чести и чтит законы.

Константину было шестнадцать, когда он расправился с Новиковым, который пусть и был старше его в два раза, но находился как раз в расцвете волчьих сил. Вообще, Костя стал самым молодым вожаком, которого помнит история, который не стал подминать под себя других, хотя вполне мог себе это позволить. Он забрал себе только незаконно присвоенные земли Новикова, остальная же территория осталась во владении недавно сформировавшихся группировок, поэтому неудивительно, что его уважают не только члены стаи, но и другие объединения волков.

В голове творился хаос из страха, ненависти и одновременной благодарности. Как-то не укладывалось, что изнасиловавший и лишивший меня девственности вожак был человеком чести. Тут или я сходила с ума, или этот город был полон противоречий: милый и доброжелательный Жан — убийца, дерзкий насильник — порядочный человек. А кто же тогда я? Неужели тоже со временем узнаю о себе много нового? Нет. Не узнаю. Я убегу из этого проклятого места как можно скорее, прихватив бабушку и, возможно, Жана. И нет, его история не оттолкнула меня, просто теперь я была не уверена, захочет ли он следовать за мной. Его любовные раны ещё не затянулись, пусть прошло уже целых четыре года, а навязываться мне совсем не хотелось.

Ещё немного посидев у двери своей комнаты, я отпросилась приготовить поесть. Нам обоим сейчас нужно было восстановить силы, вот только Жану физические, а мне моральные. Отвлечься — было самое то. К тому же, чувствовала вину перед раненым парнем. Поэтому решила во что бы то ни стало накормить бедного юношу, ведь из-за меня он не только сильно пострадал, но и нажил себе врага в лице главаря.

Поджарив мясо с картошкой и быстро накрошив овощной салат, я водрузила всё это на старенький поднос, который нашла на кухне и направилась к Жану. Он вначале отрицал голод и даже злился, что я бездумно отношусь к своей безопасности. Понятно, что парень просто не хотел брать ещё один грех на душу, однако дать ему помереть от истощения в бабушкиной квартире я не могла, поэтому пошла на маленькую хитрость.

— Жан, уже почти вечер. Запах намного слабее, плюс я укуталась в твою куртку, а в руках у меня серебряный подсвечник. Знаю, ты к ним неравнодушен, — решила разрядить обстановку.

— Не то слово, особенно, когда получаешь им по лицу, — хмыкнул парень, но всё же негромко рассмеялся.

— Обещаю бить только в том случае, если попытаешься на меня напасть, — весело прощебетала я. — Так что отползи подальше от двери, а я тебе просуну поднос. Ты даже меня не увидишь.

— Ладно, — согласился он. — Только держи подсвечник наготове.

— Конечно-конечно, — пообещала я, хотя на самом деле никакого подсвечника у меня не было. Это была маленькая хитрость, которой я воспользовалась, чтобы накормить бедолагу.

За дверями послышалась возня, а потом Жан хрипло крикнул: «Входи». Я провернула ключ, слегка приоткрыла дверь и просунула поднос. Когда уже хотела закрывать, не удержалась и заглянула внутрь. Лучше бы я этого не делала. Взор сразу застелило предательской влагой.

Бедный парень прислонился к стене и прикрыл глаза. Всё его лицо, особенно левая часть, было в засохшей крови. Из-за этого тяжело было разобрать, насколько сильные увечья я ему нанесла. Когда-то белая рубашка рваными бурыми клочками свисала на местами покрасневших руках и груди. Штаны тоже были разодраны в нескольких местах. Более-менее целой оставалась только обувь.

— Насмотрелась? — улыбнулся краешком губ Жан, продолжая сидеть с закрытыми глазами. — А я всё равно чувствую твой запах, Татьяна, — облизал нижнюю губу он.

Я резко захлопнула дверь и провернула ключ. Почему-то густо раскраснелась, словно меня поймали с поличным. В общем, вроде ничего постыдного в наблюдении за парнем не было, но я всё равно чувствовала себя неловко, благо закрытая дверь скрывала мои раскрасневшиеся щёки.

— Очень вкусно, — раздался голос Жана, который заставил меня отвлечься и приступить к трапезе.

— Приятно слышать, — ответила, опять краснея. — Я старалась.

— Это ощущается, — помедлил парень, а потом добавил: — Я такой голодный, словно вечность не ел. Спасибо.

— Не за что, — робко улыбнулась я комплименту.

Тем вечером мы ещё очень долго болтали, прервавшись лишь на ужин. Жан рассказывал мне о волчьем мире и о всём, что произошло в городе за тринадцать лет моего отсутствия. Я узнала, что мои сородичи не такие уж и плохие существа. Ну, по крайней мере, большинство из них. Они так же учатся, ходят на работу, растят детей. Единственное отличие — все придерживаются свода древних законов, написанных много веков назад, но именно они, эти законы, и обеспечивают мирное сосуществование видов в Волково.

Утро пришло вместе с болью в затёкших мышцах. Я потянулась, выравнивая ноги и расправляя шею. Оказывается, вчера мы так заболтались, что даже не заметила, как уснула, сидя возле двери своей детской комнаты и упираясь головой о дверной косяк. Я зевнула, потерев всё ещё полузакрытые глаза, когда услышала:

— Уже проснулась?

— Да, — сонно ответила и опять зевнула.

— Откроешь дверь, а то мне в уборную надо, — попросил парень.

— Да-да, конечно, — вскочила на ноги я, даже не удосужившись спросонья поинтересоваться, а безопасно ли это.

— Спасибо, — улыбнулся проходящий мимо Жан и скрылся в туалете.

Я поспешила в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Отражение в зеркале не особо порадовало, но после почти двух бессонных ночей не приобрести тёмные круги под глазами было бы по меньшей мере странно. Хорошо хоть, волосы не сильно спутались и имели более-менее достойный вид. Быстренько приняв бодрящий душ, я полетела на кухню, где меня уже ждал мой гость.

К слову, Жан выглядел не намного лучше. Левый глаз парня немного заплыл, бровь над ним была рассечена, а висок и щека полностью измазаны засохшей кровью. По всему телу сквозь разодранную одежду виднелись красные, а местами даже бурые пятна, словно от ожогов, которые сильно контрастировали с обычно бледным цветом его кожи. Сам он выглядел очень уставшим, даже измученным, и мне стало стыдно, что именно я была виновницей такого его состояния.

— Тебе, наверное, стоит принять душ? — не то спросила, не то предложила я.

Жан устало кивнул.

— Тогда иди. Ванная свободна. А я пока приготовлю что-нибудь на завтрак.

Парень сквозь силу улыбнулся, поднялся и поковылял в указанном направлении, а я принялась шуршать в холодильнике, параллельно прикидывая, что же можно приготовить из оставшихся продуктов. В общем, выбор был невелик, и пришлось довольствоваться яичницей с остатками вчерашнего мяса, несколькими огурцами и чаем. Впрочем, не так плохо, но всё равно хотелось бы удивить Жана своими кулинарными способностями. Как говорится, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. И я, вдохновлённая этой аксиомой, мечтала проложить его себе как можно скорее, ведь времени у меня было в обрез, и скоро придётся бежать отсюда без оглядки, а красавчик-альбинос стал бы очень приятным бонусом, который хотелось прихватить с собой.

Я была так сконцентрирована на готовке и мечтах о счастливом будущем с симпатичным парнем, что не заметила пронзительный взгляд, которым меня изучали. Обернувшись, застыла с тарелкой в руках, так и не донеся её до стола. В дверном проёме стоял Жан. Парень преобразился и выглядел намного лучше, чем полчаса назад, когда уходил в душ. Лицо вернуло прежний бледноватый оттенок и единственное, что напоминало о нашей небольшой схватке, это крохотный шрам над левой бровью. Влажные волосы падали на широкие плечи волнистыми прядями, в глазах горели задорные огоньки, а тело почти излечилось от прежних псевдо-ожогов: даже самые багровые пятна приобрели бледновато-розовый оттенок и почти не выделялись. Но меня шокировало не это. Жан стоял передо мной почти обнаженный, а его набедренная повязка из небольшого полотенца, казалось, так и норовила упасть на пол.

— Какой соблазнительный запах. М-м-м… — протянул Жан и, пристально смотря мне в глаза, медленно облизал губы.

— А? Ах, да. Спасибо. Я старалась. Яичница, правда, немного подгорела, но… — затараторила я, ощущая, как мои щёки заливаются румянцем смущения то ли от комплимента, то ли от обнажённого тела и пронзительного взгляда, которым одаривал меня парень.

— А я не о завтраке говорю, Татьяна, — перебил меня он, недвусмысленно пробежавшись взглядом по моей фигуре.

Если до этого я слегка зарделась, то теперь мои щёки просто пылали от смущения. Парень продолжал изучать каждый сантиметр моего тела, и в его взгляде проплывали отнюдь не целомудренные мысли. Пусть даже вчера я умоляла главаря отыметь меня перед кучей незнакомцев, но сейчас почему-то чувствовала себя слишком неловко, словно девственница в первую брачную ночь. Мне хотелось спрятаться, и я не придумала ничего умнее, чем пискнуть:

— Пойду взгляну на папин гардероб. Там должны были остаться кое-какие вещи.

И, положив тарелку с яичницей на стол и опустив взгляд, я бросилась прочь из кухни. Однако меня остановила мужская рука, преградив путь на уровне груди. Я застыла перед ней, и этого оказалось достаточно, чтобы Жан развернул меня к себе лицом и зафиксировал вторую руку на дверном косяке возле моей талии. Пойманная таким образом, я ещё пуще засмущалась, хотя, казалось, больше уже некуда.

Парень начал медленно наклоняться, а я застыла, не смея даже дышать. Кончиком носа он едва ощутимо коснулся моей шеи, медленно поднялся вверх и нежно прикусил мочку уха. По телу тотчас же пробежали мурашки, а ноги стали ватными. Жан зарылся носом мне в волосы, вдохнул полной грудью, а затем последовал полустон удовлетворения. Не спрашивая разрешения, он подхватил меня под ягодицы и заставил обвить ногами свою талию. Я ощутила, как полотенце соскользнуло с его бёдер, оставляя в качестве преграды между нами только мои джинсы. И даже сквозь их плотную ткань я чувствовала возбуждение смотревшего на меня мужчины.

Да, я хотела его. Очень сильно хотела, но такая внезапная близость показалась мне неправильной, преждевременной, хотя как смела я рассуждать о подобном после позавчерашней ночи в парке. Мне хотелось, чтобы наши отношения развивались не так стремительно и основывались не на одном лишь сексуальном притяжении. Почему-то в голове по кругу проносилась мысль, что всему виной остатки моего фимиама и, если мы сейчас переспим, то оба будем сожалеть о случившемся.

— Папина одежда, — опустив взгляд и положив обе ладони на грудь парня, тихо прошептала я. — Я должна её принести.

— Да, ты права, — раздосадовано выдохнул Жан и, перед тем как отпустить, крепко сжал ладонями ягодицы.

Я убежала прочь, закрыла дверь родительской комнаты и, прислонившись к ней спиной, судорожно выдохнула. Голова кружилась от переизбытка эмоций. Волчья часть меня рвалась вернуться на кухню и завершить начатое, но человеческая всячески пыталась её игнорировать. Поддаваться инстинктам было неправильно. Мне стоило просто титанических усилий обуздать своего внутреннего зверя. Но хуже всего было приятно-ноющее ощущение внизу живота. И чтобы хоть как-то себя успокоить, пришлось запустить руку между ног и несколько раз интенсивно себя потереть. Я уже почти простонала от удовольствия, когда в дверь постучали.

— Тань, извини. Я не должен был этого делать. Просто ты… Твой запах… В общем, мне лучше уйти, — виновато произнёс Жан.

Меня словно окатили ледяной водой. Это был запах… Виной всему мой чёртов запах, а не искреннее желание парня. От этого стало очень неприятно, словно меня отвергли самым худшим образом. С другой стороны, наверное, всё было к лучшему, потому что теперь я больше не смущалась, а начала трезво смотреть на ситуацию. Я привлекала Жана только на уровне инстинктов. Надо было исправлять ситуацию, ведь от него хотелось именно искреннего, неподдельного чувства.

— Постой! — резко открыла дверь я. — Ты не виноват!

Парень стоял с приопущенной головой, но от неожиданности резко вскинул её и посмотрел на меня с удивлением. Наверное, он не ожидал такой реакции и предполагал, что позволю ему просто уйти. Допустить подобное я не могла, поэтому медленно выдохнула и продолжила:

— Жан, я всё понимаю. Не беспокойся, — начала утешать своего собеседника, хотя сама не в меньшей степени нуждалась в утешении. — Я сама толком ещё не разобралась в себе. Мне тоже тяжело совладать со своей волчьей сущностью, но я буду стараться. И сейчас, как никогда, мне нужна твоя помощь.

— Моя? — удивлённо произнёс Жан.

— Да, именно твоя, — кивнула я. — Здесь, в Волково, у меня больше никого нет. Бабушка в больнице, и ты единственный, на кого могу рассчитывать. Понимаю, это эгоистично заставлять тебя мне помогать, но я действительно растеряна, — грустно вздохнула я, понимая, что так оно и есть на самом деле.

Парень молча подошёл и обнял меня, позволив положить голову себе на грудь. Нежными, плавными движениями он гладил меня по волосам, и это было приятно. Это успокаивало. И пусть ноздри будоражил притягательный запах его кожи, я не поддавалась похотливому зверю внутри себя. Сейчас мне нужна была моральная поддержка, а не обычный перепихон, и обе мои волчья и человеческая части это понимали.

— Таня? — тихо произнёс Жан.

— У? — полумуркнула в ответ.

— Я, похоже, опять возбуждаюсь, — вздохнул парень. — Так что ты там говорила об одежде отца?

Продолжая к нему прижиматься, я подняла голову, посмотрела в бездонные голубые глаза и улыбнулась. Жан тоже улыбнулся. Пусть, как мне показалось, устало, но он пытался поддержать меня, как мог. И этого было достаточно. Достаточно, чтобы я поверила в то, что у нас, как у пары, есть шанс. Возможно, сейчас я немного торопила события, мечтая о любви с первого взгляда, поэтому так остро реагировала на волчье ко мне влечение. Но если не буду спешить, то обязательно дождусь того момента, когда человеческая симпатия станет взаимной и перерастёт в нечто большее.

— Да, сейчас, — нехотя выскользнула из объятий парня и подошла к старому шкафу.

Немного там покопавшись, нашла старую спортивную форму отца, которую он постоянно надевал на утреннюю пробежку, и протянула Жану. Парень благодарно её принял и начал одеваться. И, чтобы не смущать его, а в первую очередь себя, я пошла на кухню, сказав, что буду ждать его там.

Через несколько минут Жан предстал передо мной уже одетым. Мы позавтракали, практически не разговаривая, лишь прося друг дружку передать соль, сахар или перец. Не могу сказать, что нам было неуютно, но некое напряжение всё же витало в воздухе.

После завтрака Жан принялся мыть посуду, а я пошла к себе, чтобы переодеться. Выбор у меня был невелик, ведь погода отнюдь не радовала теплом, а моё красное пальто было напрочь испорчено. В итоге надела шерстяной костюм, состоящий из плотного вязаного пиджака цвета пудры и такой же юбки длиной чуть выше колена. Под пиджак я поддела изумрудный тёплый гольф, а вот на ноги пришлось натянуть шерстяные чёрные чулки, так как в капронах идти было бы холодновато, а колготки у меня в гардеробе никогда не водились.

С причёской тоже особо не заморачивалась — завязала высокий хвост, но с макияжем пришлось повозиться. Припухлость с лица сошла, а вот синяк стал насыщенно жёлтого цвета с местами бурыми вкраплениями. Мне показалось, что использовала полбанки тоналки, пока удалось наконец выровнять цвет. Хорошо хоть консилер и пудра тоже оказались в косметичке, а то было бы стыдно показаться перед бабушкой в образе избитой алкоголички, ведь круги под глазами от недоспанных ночей никуда не исчезли.

— Готова? — спросил Жан, когда я появилась в коридоре.

— Вроде как, — улыбнулась в ответ.

— Тогда надевай мою куртку и поехали, — снял он с вешалки упомянутую вещь и расправил в вытянутых руках, предлагая поухаживать за мной.

— Спасибо, но я тепло оделась.

— Не спорь, Татьяна, — нахмурил брови парень. — Ты всё ещё немного источаешь фимиам, поэтому… Для твоей же безопасности, так сказать.

— Ладно, — нехотя согласилась я.

Было неловко, ведь оделась я тепло, а вот Жан в одной тоненькой спортивной форме мог простудиться. Но спорить с ним я не стала. По лицу было видно, что это бесполезно: он либо надел бы на меня её насильно, либо мы б никуда не пошли. Времени спорить тоже не было. Пока мы проснулись, покушали и собрались, было уже почти пол четвёртого.

Из подъезда выходили осторожно. Вначале Жан огляделся и принюхался, а когда убедился, что никакой слежки нет, мы быстрым шагом пошли к арке между домами. Таким же образом, словно воры, добрались до машины.

У старенького зелёного «опеля» были тонированные стёкла, что наконец позволило мне снять капюшон и нормально оглядеться по сторонам. Городишко жил своей обычной депрессивной жизнью, и казалось, что всем нет до нас никакого дела. Возможно, так оно и было, вот только после всего произошедшего где-то глубоко в душе поселилась тревога, которая заставляла в почти каждом прохожем парне либо мужчине видеть оборотня. Наверное, мои далеко не радужные мысли отображались на лице, потому что в один момент Жан притормозил возле аптеки и, велев сидеть максимально тихо, ушёл, заблокировав перед этим машину. Когда он вернулся, то вручил мне пол-литровую бутылку воды без газа и пачку таблеток.

— Валерьяна поможет тебе успокоиться, — заверил парень. — Рекомендую выпить сразу две или даже три таблетки. На тебе просто лица нет, а в таком состоянии показываться перед бабушкой — нехорошо. Она сразу поймёт, что что-то не так. А старого больного человека лучше не волновать понапрасну.

— Спасибо, — приняла я предложенное лекарство, а Жан тронулся с места и продолжил.

— Мы скоро уже доедем, но в больницу сопроводить тебя не смогу.

— Почему? — искренне удивилась я, а потом резко осознала неуместность такого вопроса. — То есть, ты не обязан меня сопровождать. Я могу и сама, — затараторила я.

— Извини, но так будет безопаснее. — Я лишь удивлённо вскинула брови. — Моё появление в больнице вызовет ненужный ажиотаж. Сама понимаешь, слиться с толпой альбиносу не особо получится. Да и костюмчик этот, как минимум, двадцатилетней давности, что тоже привлечёт ненужное внимание. Ну и меня попросту знают как волки, так и сведущие люди. Если Константин оголосил негласную слежку, а так оно, скорее всего, и есть, то твоя личность будет рассекречена, и нас ждут большие проблемы. Если пойдёшь одна, то у тебя больше шансов остаться незаметной.

Мы остановились возле большого белого здания. Местами облезлая вывеска возле въезда гласила: Первая городская больница. Я внимательно посмотрела по сторонам, пытаясь понять, есть среди прохожих кто-то с волчьими генами или нет. В это время Жан, не заглушая мотор, продолжил:

— На стойке регистрации скажешь, что внучка старой институтской подруги, которая тоже болеет и не смогла проведать твою бабушку лично. Поняла?

— Угу, — ответила я, продолжая оглядываться.

Внезапно Жан потянулся ко мне, словно намереваясь поцеловать. Я застыла, не зная, как реагировать, но парень просто глубоко вдохнул запах моих волос и обнюхал шею. Из-за неожиданности и неловкости ситуации я зарделась, хотя мысленно надеялась, что та тонна штукатурки, которой покрыла лицо, скроет мои порозовевшие щёки.

— Ну всё, — сказал парень, так же внезапно отстранившись. — Ты успокоилась и, похоже, овуляция закончилась. Запаха нет, только твой природный.

— Понятно, — неуверенно пробормотала я, так как всё ещё была смущена.

— Теперь учуять то, что ты волчица, невозможно. Так что не нервничай. Всё будет в порядке.

— Спасибо. Тогда я пойду?

— Постой. У тебя есть деньги? — поинтересовался Жан.

— Да, кошелёк при мне, — похлопала по маленькой женской сумочке.

— Хорошо. Домой вызовешь такси.

— Ладно, — максимально искренне улыбнулась я, хотя была разочарована словами Жана. — Спасибо, что подвёз.

— Ты не поняла, — схватил он меня за предплечье, когда я потянулась открывать дверцу, чтобы уйти. — Я бы с радостью забрал тебя, но боюсь, не успею. Мне надо переодеться и подготовить укрытие. Сегодня первая ночь полнолуния, а это значит, что все волки, включая главаря, смогут превратиться. Один против стаи я не выстою, поэтому нам надо будет спрятаться. За городом, в лесу, есть старый отцовский дом. Мне надо туда наведаться и оценить обстановку. Оставаться сегодня в Волково — небезопасно, а в твоей квартире — тем более. Скажи бабушке, что проведаешь её через три дня. Как раз фаза полной луны закончится, и я снова смогу тебя защитить.

— Хорошо, тогда скинешь адрес, куда ехать? — предложила я.

— Езжай домой. Собери вещи и будь готова бежать. Когда вызовешь такси, позвони. Номер проверенного водителя скину смской. Скажешь, чтобы заехал во внутренний двор и подвёз до подъезда.

— Поняла. Спасибо, — кивнула я и вылезла из машины. — Постой! Твоя куртка, — внезапно вспомнила я.

— Оставь себе, — отмахнулся Жан.

— Нет. Это будет подозрительно, — уверенно начала я. — Видно же, что она мужская.

— Но ты замёрзнешь, — попытался переубедить меня парень.

— Да сколько тут идти-то, — махнула рукой в сторону больницы. — Замёрзнуть не успею. А назад ведь на такси.

— Ну ладно, — нехотя согласился Жан.

— Будь осторожен, — сняв и отдав куртку, искренне попросила и захлопнула дверь.

Машина умчалась, а я, проведя её взглядом несколько секунд, поежилась от холода и пошла прямиком в больницу. Пройдя по небольшой алее, дважды успела пожалеть, что отдала куртку, но заставлять Жана мёрзнуть — совесть не позволяла. В итоге последние несколько метров я пробежала, чтобы вообще не околеть: холод в плечах был ещё более-менее сносным, а вот под юбку поддувало, потому что, как назло, поднялся холодный, пронзительный ветер.

Больница встретила меня унынием, в общем, как и любое другое медицинское учреждение в нашей стране. Когда-то белые, а сейчас уже серые стены навевали лишь грусть и тоску. Это ощущение пытались разбавить несколькими цветными плакатами, однако информация об онкологических заболеваниях с подобным заданием не справлялась. Ещё ужаснее выглядел макет печени, которую разъел цирроз. Благо стойка регистрации была не так далеко, что избавило меня от необходимости рассматривать интерьер.

Милая медсестричка рассказала, что бабушку как раз сегодня выписали из реанимации, и можно будет её проведать. Искренне поблагодарив её за такую приятную информацию, я направилась в неврологию, куда её перевели. Теперь мне было всё равно на гнетущую обстановку вокруг, ведь с бабушкой было всё в порядке. Меня даже не огорчил тот факт, что пришлось немного поблуждать по разным этажам, обходя закрытые на карантин отделения.

— Вы к кому? — смерила меня недовольным взглядом дежурившая на этаже медсестра.

— К Волковой Анне Аркадьевне.

— Кем приходитесь? — дежурно поинтересовалась она.

— Внучка, — выпалила я, но когда увидела удивлённый и в чём-то даже заинтересованный взгляд медсестры, напряглась и исправилась. — То есть внучка её институтской подруги. Бабушка болеет, вот просила меня приехать.

— Понятно, — произнесла медсестра, но взгляд её был с прищуром, словно она не поверила ни единому моему слову.

— Так где я могу найти Анну Аркадьевну, а то мне ещё сегодня в другой город возвращаться? — как можно убедительнее врала я, чтобы избавить медсестру от подозрений.

— Седьмая палата. Прямо по коридору, последняя дверь слева, — указала мне направление она.

— Спасибо, — едва заметно поклонилась я и поспешила удалиться.

Наконец подойдя к нужной палате, я обернулась и заметила пронзительный взгляд, которым провожала меня медсестра. Решив его проигнорировать, чтобы не выдать себя с потрохами, я негромко постучала и сразу вошла в палату. Она была небольшая, довольно светлая и, кажется, недавно здесь делали ремонт. Внутри поместилось две больничные кровати с прикроватными тумбочками, стул и рукомойник. На одной из них дремала старушка, благо вторая пустовала, что позволило мне расслабиться, пододвинуть стул и присесть.

Я еле сдержалась, чтобы не заплакать. Бабушка заметно постарела, а болезнь сделала её лицо опавшим и серым. Когда-то чёрные волосы сейчас были абсолютно седыми, а под глазами образовались большие тёмные круги. Её руки высохли настолько, что, казалось, состоят только из кожи, костей и тёмно-синих вен, которые расползлись по ним, словно тропические лианы. Я накрыла ладонью бабушкину кисть и негромко всхлипнула, но этого оказалось достаточно, чтобы она проснулась.

— Таня? — слабым охрипшим голосом произнесла она.

— Я здесь, бабушка, — крепко сжала я её кисть обеими руками.

— Танечка… — прошептала она и расплакалась.

Я тоже не смогла сдержать тот поток эмоций, которые во мне накопились. Они насквозь пробили плотину моей сдержанности, и, вместо того, чтобы успокоить бабушку, я громко, с надрывом разрыдалась. Тринадцать лет разлуки дали о себе знать: высказать всё, что наболело, оказалось слишком тяжёлой задачей. Слова растворились — остались только слёзы. Горячие, солёные слёзы…

— Танюша, внученька не плачь, — погладила меня бабушка свободной рукой. — Ну что же ты так, девочка моя.

А меня от её слов ещё больше прорвало. Я как представила, что могла не успеть и больше её не увидеть, сразу зашлась новой волной всхлипов и рыданий. И мне тогда было искренне наплевать, что могла размазать макияж или выдать себя дежурной медсестре. Всё остальное отошло на второй план и казалось вообще неважным, ведь я наконец-то вернула в свою жизнь единственного родного человека, который у меня остался.

Не знаю, долго ли я плакала, но, в конечном итоге, слёзы прекратились, и я почувствовала себя намного лучше. Всё, накопившееся годами, вытекло из меня солёным ручьём и больше не причиняло боли. Я смогла скинуть с себя бремя обид и непонимания. В моём сердце наконец поселился покой.

— Извини, — тихо обратилась я к бабушке, когда окончательно успокоилась. — Я просто так давно тебя не видела, так соскучилась, — снова всхлипнула я, но подавила очередной прорыв своей эмоциональной плотины. — Я должна была приехать раньше, — шмыгнула носом.

— Не кори себя, девочка моя. Ты всё правильно делала. Тебе и сейчас не следовало приезжать, — медленно, прикладывая усилия говорила бабушка. — Этот город небезопасен.

— Я всё знаю. Я прочла твоё прощальное письмо, — созналась я.

— Ах, — всхлипнула бабушка, и я тотчас же насторожилась, боясь, что с ней что-то случится.

— Всё хорошо. Я цела и невредима. Меня никто не заметил, — как можно правдоподобнее врала я, чтобы её не беспокоить.

— Тебе нужно уехать, — серьёзно произнесла бабушка. — Тебя могут разоблачить в любую минуту, и тогда… — она на секунду замолчала. — Боюсь даже представить, что может случиться тогда.

— Всё в порядке. Я была осторожна. Сказала в приёмной, что внучка твоей институтской подруги, которая тоже больна, поэтому послала тебя проведать.

— Вот умница, — вяло улыбнулась бабушка и погладила меня по плечу.

Я опустила глаза. Было трудно врать родному человеку, но делала я это ради её же блага. Она сейчас в тяжёлом состоянии, поэтому ей лучше было не знать, что меня преследует главарь одной из местных стай, который, ко всему прочему, лишил меня девственности на глазах своих подопечных.

— Танюша, но всё равно уезжай, причём сегодня же, — после небольшой паузы продолжила бабушка.

— Я не брошу тебя здесь одну, — резко вскинула голову я и посмотрела ей в глаза. — Мы должны уехать вместе, и как можно скорее!

— Не выйдет, моя хорошая. Я недавно только пришла в сознание, и прогнозы, честно говоря, неутешительны. Не хочу, чтобы ты провела всё это время возле больничной койки, ожидая моей кончины, и тем самым подвергала себя опасности. Не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится.

— Но как же я смогу тебя бросить?! — ощутила на глазах предательскую влагу. — Тебе нужен уход.

— Не беспокойся, родная, здесь есть кому обо мне позаботиться, улыбнулась бабушка. — К тому же у меня отняло только правую часть тела. Левая в порядке, — вяло помахала она мне указанной рукой.

— Что?! — чуть было не вскрикнула я. — Да как же так?! И ты говоришь, уход не нужен!

— Успокойся, милая, — погладила меня бабушка. — Пусть я старая, но не одинокая. Меня поддерживает стая, на территории которой я проживаю. Наш главарь — очень хороший и порядочный человек. Он предоставил мне эту палату и оплатил лечение, а главное, спас меня от смерти. Он, как и я в своё время, работает в больнице. Раньше был обычным реаниматологом, теперь возглавляет отдел. Я здесь, как у Бога за пазухой. Не беспокойся.

— Ты настолько в нём уверена? — с недоверием поинтересовалась я.

— Танюша, я знаю его с младенчества, ведь принимала роды у его матери. Он вырос хорошим и порядочным человеком. Все в нашей стае ему доверяют и не безосновательно. Он заслужил уважение не словами, а своими поступками.

— В таком случае, может, мне обратиться к нему за протекцией, пока ты не выздоровеешь? — спросила я. — Так смогу остаться в Волково и ухаживать за тобой.

— Ну… — задумалась бабушка. — Это немного рискованно.

— Почему?

— Понимаешь, я более чем уверена, что он тебя защитит, но сам факт того, что на его территории прибывает последняя молодая волчица, может пошатнуть его авторитет. Как уже рассказывала в письме, ты — очень ценная, девочка моя. Другие вожаки непременно объявят на тебя охоту. Да даже члены нашей стаи, рискуя всем, могут попробовать свергнуть вожака и воспользоваться твоей незащищённостю. К тому же, он как-никак мужчина, и сам постоянно будет поддаваться соблазну заполучить тебя. Хотя, если честно, я была бы не против, если бы у вас с ним всё получилось. Он действительно заслуживает твоего внимания. Я бы одобрила ваш союз, — покрыла своей ладонью мою кисть бабушка.

Я призадумалась. У меня было три варианта: бежать без оглядки; переждать полнолуние с Жаном и надеяться на его содействие, тем самым подставляя милого парня, или же обратиться к главарю бабушкиной стаи и попытаться с ним поладить. Третий вариант был самым приемлемым, ведь фактически я уже потеряла девственность, поэтому, как мне казалось, была не столь привлекательна в качестве невесты. К тому же, бабушка поручилась за этого человека, а смысла не доверять ей у меня не было.

— Думаю, лучше всего будет остаться и познакомиться с твоим, то есть с нашим вожаком, — решительно произнесла я.

— Я бы посоветовала тебе бежать, но ты упрямая девочка. Вся в отца, — улыбнулась бабушка. — Если настаиваешь, то я вас познакомлю.

Дверь за моей спиной негромко скрипнула.

— Анна Аркадьевна, — раздался мужской голос, — как поживает моя любимая пациентка?

— А вот, кстати, и он, — искренне улыбнулась бабушка.

Я обернулась и застыла в оцепенении. Возле двери в белом халате и хирургической маске стоял огроменных размеров мужчина и прожигал меня взглядом карих пронзительных глаз, которые всего на секунду сверкнули неприродным жёлтым блеском.