Так получилось, что им пришлось ехать на съемки в другой город. И как-то так вышло, что все молча, не сговариваясь, запихнула Намджуна с Джином в одну комнату. Те в принципе были не против, но не очень поняли как они все, не договариваясь ни о чем, каким-то образом разделились на пары и одного Юнги и заселились в отель, где были номера в основном на двоих.

Уже вечером, уставшие после съемок, но хотя бы сытые после обещанного компанией пусть и диетического ужина, Сокджин с Джуном кое-как завалились в номер и по очереди сходили в душ. Как так получилось, что они, лишь обменявшись взглядами, без единого слова сдвинули свои кровати, превратив их в одну, кажется не понял ни один, ни второй.

Впрочем когда Джин после водных процедур завалился на их «постель для двоих» и попал в теплые объятия, вся суета, неловкость и непонимание стали неважны, потому что руки Намджуна держали его крепко, надежно и грели.

– Ты такой хороший, Наму... Самый лучший на свете, – двигается ближе, тоже обнимая в ответ; поглаживает по спине, шее и затылку, после запуская пальцы в волосы, чтобы сделать легкий массаж. – Отдыхай, – трется носом о жесткие ключицы, продолжая незамысловатую ласку. И Джун плавится, превращаясь в мягкую расслабленную лужицу, растекается под касаниями, тает в чужом голосе и дыхании, исчезает из этого мира, растворяясь в спокойствии, тонет в блаженном забытии и тепле. Просто превращается в уставший комочек жизни в чужих руках, которые будто бы оберегают, даря заботу.

Сон, обычно не самый охотный спутник Намджуна, в этот раз наступает почти мгновенно и уносит его в пустую негу умиротворения, даря долгожданный отдых. Джин, зная, что им так обоим будет неудобно и жарко, вскоре выпутывается из легких объятий, укрывает лидера и продолжает поглаживать его по голове до тех пор, пока полностью не убеждается в том, что Джун уснул и больше не проснется.

– Мой хороший и заботливый Наму, – говорит это тихо-тихо и уже почти в беспамятсве из-за усталости. – Хороший, – закрывает глаза лишь на секунду, но тут же засыпает, так и не вынув руку из чужих волос.

Сон такое теплый и мягкий, заботливый. Он дарит покой и расслабление, укрывает от суеты жизни и дает вдохнуть сознанию полной грудью, на мгновение отпустив все лишнее. Сон рядом с человеком, который неожиданно стал ценнее чем был – непозволительная роскошь и сказка, которая не укладывается в голове.

Джуну казалось, что он в этой самой сказке. Сокджин всегда был для него в некотором роде особенным, с самого первого взгляда, и именно из-за этого он чувствовал себя рядом с ним неловко: как себя вести, какие жесты использовать, что сказать, как посмотреть, как лучше двигаться... Чимин говорил, что он занимается глупостями, пытаясь что-то корчить, Тэхен смотрел многозначительным взглядом и выдавал простое, но такое емкое «идиот». И они оба были правы.

Со временем Намджун отпустил себя, но неловкость осталась, как и неумение показывать Джину настоящего себя, свои чувства и их проявления. Он стеснялся, у него краснели уши и что-то сжималось внутри от стыда за свою неуклюжесть в поведении. Поэтому, когда старший дал добро на любые действия у Джуна буквально сорвало крышечку. Он сам до конца так и не понял каким таким образом ему удалось вести себя адекватно и приемлемо, потому что хотелось... Многое хотелось. А делал он лишь одну треть. И с одной стороны вроде легче, лучше, будто от души отлегло, но с другой демон внутри настолько оголодал, что лишь узнав приятный запах счастья, он источник этого счастья, а именно Сокджина, захотел сожрать. С потрохами. Не пережевывая.

И это пугало. Пугало, потому что Намджун до конца не понимал природу этого желания, а значит не мог допустить его исполнения, потому что не знал какими будут последствия и как их можно будет исправить или сгладить.

И пока все силы уходили на удержание себя в рамках приличия – Джин провоцировал. Провоцировал и кидал не кости, а куски мяса. Сдерживаться становилось все сложнее и сложнее с каждым днем. И Джуна мучил лишь один вопрос – на сколько его хватит? И хватит ли его вообще. Сокджин как никогда, преступно-непозволительно близко и так хотелось наделать глупостей, пусть потом и придется их разгребать. Хотелось до дрожи и мурашек во всем теле.

В голове сами собой появлялись странные расплывчатые образы и преследовали везде, доводя до ручки. Намджун сбегал в студию, где надеялся побыть один, но и туда Джин проник всем своим существом, почти что впитавшись в стены, пол и мебель. В итоге Джуну начали чудиться плоды его воображения и там, что не способствовало удержанию демона в цепи, а лишь распаляло его. Казалось, что Намджун уже свихнулся и все эти его желания и демоны лишь плод воображения, впрочем как и Джин, а сам он давно в психиатрической больнице...

Но если быть до конца честным хотя бы с самим собой, то Намджуну казалось, что клетка давно пуста. Что Джун сам – демон. И что еще немного и он перестанет себя сдерживать.