Намджун вваливается в их общежитие с кучей шуршащих пакетов, которые у него даже в зубах, ведь все в руках не поместились. Он кое-как разувается и быстро бежит в комнату, пока никто не понял, что он вернулся. Там он переодевается в домашнее, надевая футболку оставленную аккуратной стопочкой на краю постели наверняка Джином, на секунду поднимает ворот, утыкаясь в него и вдыхая до боли знакомый запах, по которому он оказывается безумно скучал, берет первый пакет и летит в комнату к Чонгуку.

Последний благо там.

– Хен! – макнэ даже подскакивает с постели, роняя книгу, когда видит лидера, и улыбается. – Я так рад, что ты вернулся! Ты же надолго? – настораживается.

– Да-да, конечно, надолго, Куки, – он улыбается и ставит пакет на стол, начиная рыться в нем и по очереди извлекать наружу то, что купил. – Я взял тебе две мази: для восстановления хрящевых и костных тканей и разогревающую. Еще я взял витамины и банановое молоко и, – он достает из упаковки небольшой рулон и разворачивает его, – нашел для тебя черный эластичный бинт.

Чонгук хлопает глазами, а потом широко и довольно улыбается:

– Хен, ты просто лучший, – подходит ближе и крепко его обнимает, ну настолько насколько позволяет рука.

– С чем тебе была нужна помощь? – спрашивает, обнимая в ответ.

Джун освобождается через полчаса и летит к себе в комнату, беря второй пакет.

Тэхен обнаруживается также у себя, сидящий на полу, как и обычно.

– ТэТэ, так нельзя, ты заболеешь, – он хмурится, заходя внутрь, и закрывает окно, открытое нараспашку. Полы ледяные.

– Хен, – Ким наконец отмирает, осознавая чужое присутствие, и смотрит на него снизу-вверх.

Намджун ставит пакет на пол, берет Тэхена под руки и поднимает, сажая на постель. Тот и правда холодный.

– Я дома, ТэТэ, – неловко улыбается и гладит по голове.

– Куки говорил, что ты придешь, – приподнимает уголки губ.

Все-таки Тэхен все это время не был совсем один – это хорошо. С ним был Чонгук и определенно Чимин, судя по его любимой мягкой игрушке у Тэ на постели.

Джун лезет в надутый пакет, шурша, и достает просто огромный зеленый плед, который блестит от своей мягкости на свету:

– Чтобы ты не мерз, – старательно кутает в него Кима, а потом достает еще и подушку и кладет на пол ему под ноги, чтобы те не мерзли. – Больше не сиди так, ладно?

Тэхен наконец искренне улыбается:

– Ладно, – и кутается в плед, пряча в нем покрасневший нос.

– Отогревайся, скоро будет ужин. Напою тебя горячим, – гладит напоследок по голове и выходит, слыша за спиной тихое «спасибо».

Пакет для Чимина пожалуй самый увесистый и совсем неудивительно, что он рвется как только Джун входит в комнату:

– Вот черт, – бухтит под нос и садится, начиная собирать выпавшее.

Пак подрывается на постели:

– Хен! – радостно спрыгивает на пол, а потом смотрит себе под ноги.

– Я купил тебе то, что ты просил и витаминные коктейли. А еще фруктов, – сгребает батончики обратно в коробку.

– Ничего себе. Тут много, – садится и помогает сгрести все в одну кучу.

– Минни, – замирает, хмурясь и глядя на него.

– М? – тот увлеченно складывает пакетики с коктейлями в коробочку.

– Кушай, пожалуйста. Хоть что-нибудь, ладно?

Пак замирает.

– Я купил нам всем ужин. И тебе диетический. Поешь с нами? – спрашивает очень осторожно.

– Да, – наконец поднимает на него глаза. – Конечно поем, хен, – улыбается, отчего глаза превращаются в милые щелочки.

У Намджуна отлегает от сердца. А вот у Юнги, должно быть, прилегает, потому что он дергается, когда лидер трогает его за плечо.

– Твою мать, Чимин, я же просил, – замолкает, обернувшись и вынув наушники, – стучаться, – заканчивает предложение.

– Я не Чимин, но привет, хен, – улыбается, показывая ему пакет. – Я тут принес тебе кое-что. Тут чай с мятой и ромашкой и еще два вида меда, – поочередно достает все это и ставит на стол. – Еще я купил новые саше и диффузор. О, и витамины. Попей. Тебе нужно, – невинно хлопает глазами, пока Мин хмурится.

– Да ты, блять, издеваешься? Столько дней не было. Ни в сети, ни дома, а тут появился. Серьезно? – все откладывает и встает, оттолкнув кресло назад.

– Прости, хен. Мне... надо было побыть одному, – отводит взгляд и жует щеку изнутри, а в следующее мгновение удивленно охает, потому что Юнги сгребает его в охапку, обнимая.

– Я переживал, дубина, – шепчет, прижимаясь к нему.

– Переживал? – неуверенно обнимает в ответ.

– Конечно! – хлопает по спине. – Ходил весь понурый с пустыми глазами. Похлеще Джина. Тот хоть грустит, а ты непонятно что делаешь. И что вообще произошло? Мне Джин ничего не говорит, – отстраняется и смотрит на него напряженно-вопрошающе.

– Ничего. Абсолютно ничего, – хлопает его по плечу. – Я в норме. Не переживай, – идет к двери и замирает, открыв ее. – Помоги, пожалуйста, ребятам на кухне. Я купил нам ужин, надо накрыть, – переступает через порог.

– Намджун.

– А? – оборачивается.

– Спасибо, – говорит негромко, но четко и глядя прямо в глаза.

– Не за что, хен. Не за что.

Хосок тоже у себя. (Насколько они все за эти дни загрузились, погрязнув в собственных проблемах, что кажется полностью отстранились друг от друга? И как Джун только это допустил?) И он залипает в какое-то непонятное приложение на телефоне. Кажется в тоже, что и Чимин. Чон настолько погружен, что даже голову на звук открывающейся двери не поднимают.

– Юни, я же просил меня сегодня не трогать, – тяжело выдыхает, ставит на паузу игру и поднимает голову, сведя брови к переносице. – Джунни! – тут же забывает о телефоне, отбрасывая его в сторону, и подскакивает на ноги. – Где мой сникерс?! – дует щеки, упирая руки в бока.

– Сразу к делу? – тихо смеется и показывает ему пакет. – Здесь твой сникерс, – подходит к столу, а Хо заинтересованно смотрит на то, что Намджун достает. – Десять обычных сникерсов, – по очереди достает по батончику и кладет на стол рядком. – Пять с миндалем, лесным орехом и криспер. И еще по одному белому и в темном шоколаде, – образуется большая горка из сладостей, от которой у Хо округляются глаза.

– Почему так много? – немного испуганно смотрит на него. – Я же просил всего три...

– Это не все, – достает из пакета небольшой белый сверток и разворачивает его – это оказывается футболка. – Та-да, – неловко улыбается, держа ее принтом к Хосоку, а у того брови исчезают в челке, а рот приоткрывается. Он молчит. – Не нравится? – лидер немного расстроенно сводит брови домик.

– Что? Нет! Конечно нравится! – выхватывает футболку и внимательно рассматривает ее. – Я просто в шоке, потому что не понимаю и не знаю где ты ее раздобыл, – внимательно разглядывает рисунок.

Джун неловко чешет затылок:

– Тебе лучше не знать сколько магазинов я прошел и сколько раз был на грани раскрытия, – тихо смеется, а в следующие мгновение Чон налетает на него с объятьями.

– Спасибо! – крепко прижимается к нему, изо всех сил, а Намджун аккуратно держит его в своих руках и гладит по спине.

– Теперь мои объятия всегда будут с тобой, – прижимается щекой к его голове.

– Точно, – улыбается куда-то ему в плечо.

А на футболке Коя, который крепко обнимает Манга. Коя маленький, с короткими лапками и своими нелепо-большими ушами, но он изо всех сил старается прижать друга к себе, словно пряча и защищая. Конечно, подобное немного не в стиле Хосока, но Джун покупал ее ему для дома и очень надеется, что он будет ее носить.

«Остался только Джин», – тяжело думает лидер, стоя в своей комнате над последним оставшимся пакетом.

– Так, – хлопает себя по бедрам, а потом по щекам. – Давай, Намджун. Ты сможешь. В этом всем нет ничего страшного. Все будет хорошо.

Постучаться к старшему было сложнее всего, но Джун сделал это и, услышав тихое, почти убитое «да», вошел, чувствуя, как все внутри поджимается в страхе неизвестности ведь они так давно не виделись.

Сокджин лежит на постели ногами на подушке и головой на самом краю. На нем штаны и чужая футболка, Намджун сразу ее узнал. Джин явно мерз, потому что весь покрылся гусиной кожей и скукожился как изюм, но очевидно залезть под одеяла ему было слишком лень.

– Хен, – неуверенно подает голос и слышит в собственной интонации почти мольбу. Вот только о чем он молит? Неизвестно. Хотя может Сокджин знает ответ?

Последний резко подскакивает, разворачиваясь. Его грустное усталое лицо озаряет мягкая и едва заметная улыбка:

– Наму, – сам не замечается, как называет его так, а оттого неловко чешет кончик носа, кажется, немного смутившись; но глаз все равно не отводит и смотрит прямо на него. – Ты вернулся.

«Я хочу слушать его голос вечно», – мелькает у Джуна на задворках, когда он сглатывает ставшую неожиданно вязкой слюну.

– Ты попросил. Вот я и здесь.

Джин удивленно смотрит на него:

– Ребята тебе каждый день писали. А я только сегодня и всего один раз. Вот так быстро?

– Да, – уверенно кивает, стискивая ручку бумажного пакета.

– О. Вау, – на этот раз смущается заметно, отчего отводит взгляд и перебирает пальцы.

Тянуть нет смысла. К тому же скоро ужин.

– Я тут тебе кое-что принес, – подходит и аккуратно садится рядом на расстоянии вытянутой руки. – Ничего, что я сел? – шуршит пакетом.

– Нет. Конечно нет. Мог даже не спрашивать, – снова улыбается ему и сердце уходит в пятки.

– В общем ты в последнее время часто мерзнешь и я купил тебе свитер, – достает огромное пушистое голубое облако, которое даже на вид безумно мягкое. – Размер твой, – тянет старшему. – Еще перчатки. Скоро холода, чтобы руки не мерзли, – те лежат в аккуратной и красивой упаковке, перетянутой ленточкой. – И носки. Для дома.

Сокджин сидит с забитыми теплыми вещами руками и непонимающе смотрит на него:

– Эм, спасибо. А в честь чего? У меня не сегодня день рождения.

– Это просто так, хен, – отводит взгляд и смотрит на свои ноги. – Просто так, – закрывает глаза. – И ребятам я тоже подарил кое-что. Каждому свое, – немного скукоживается, словно он в чем-то виноват. Как будто он должен был среди всех выделить только Джина.

– Ты такой молодец, Наму, – но в его голосе нет разочарования. Только тепло. – Самый лучший лидер на свете.

Намджун поднимает на него глаза и видит самую лучшую и самую уютную улыбку в мире.

«Неправда».

— Правда, – Сокджин будто его мысли читает. – Правда самый лучший. Честно, – откладывает свои подарки и подсаживается ближе. – Только вот... – тяжело выдыхает, – у меня для тебя ничего нет. Прости.

– Есть, – говорит прежде, чем успевает подумать.

– Что же? – вопросительно поднимает брови.

– Объятия. Хотя бы немного. Пожалуйста? – сжимает руки в кулаки, силой держа себя на месте.

– Конечно, Наму. Иди сюда, – Джин кладет руку на его и притягивает Джуна к себе, аккуратно приобнимая. Тот ставит подбородок ему на плечо и жмется щекой к его уху.

– Так хорошо. Спасибо, – прикрывает глаза, расслабляясь.

Немного неудобно в таком положении, но какое вообще до этого дело, когда так тепло рядом с кем-то. С кем-то, кто дарит покой и уют, кто заставляет забыть все плохое и просто наслаждаться мгновением, кто так аккуратно держит в своих руках.

Конечно, подобный момент не может длиться вечно, ведь за пределами комнаты время и жизнь идут дальше, зовя и их присоединиться громкими голосами и смехом остальных, поэтому они рушат свой маленький мирок и идут в чужой, вливаясь в него своим присутствием.

Еда очень вкусная, как никогда, а за столом царит оживление и свобода. Все улыбаются и смотрят друг другу в глаза, не боясь сказать лишнего. Витает домашняя и открытая атмосфера.

«Наконец-то», – думает Чимин и заливается смехом от очередной глупой шутки Джина.

А Намджун смотрит на всех вместе или по отдельности: ласково, заботливо, счастливо. Словно вот он, момент истинной радости. И это он и есть, только для полноты картины не хватает рядом с собой человека, который сидит наискосок стола от него – Сокджина. Но разве это важно? Джун хотел помочь всем стать счастливыми, о себе он думал в последнюю очередь и сейчас не должен. Поэтому плевать. Плевать на все.

Чонгук бережет левую руку, замотанную в черный эластичный бинт, а еще он выпил витамины, купленные ему Намджуном. На кухне стоит жара, но Тэхен все равно держит на коленях зеленый пушистый плед, пряча под ним ноги. Юнги пьет ромашковый чай с медом, а на столе рядом с его тарелкой лежит саше с лемонграссом. Чимин уплетает за обе щеки и довольно мычит, причитая о том, что очень вкусно. Хосок сидит в своей новой футболке и буквально светится. А на Джине подаренные ему теплые носки.

Джун сделал все, что смог придумать. Прямо сейчас он не знает что еще может сделать для своей семьи, но обязательно придумает.

Придумает, когда сможет собрать себя во что-то напоминающее нечто целое. Потому что сейчас он ощущает как сыпется на части.

«Я думал, что смогу. Но видимо мой лимит достигнут», – улыбается всем и первым уходит к себе, оставляя ребят друг с другом. Он слышит их смех, когда закрывает дверь своей комнаты и от этого хорошо: его семья вместе, она в порядке, она счастлива. По крайней мере сейчас точно и это главное. Жаль только, что сам Намджун не может также искренне разделить их чувства, ведь его собственные бушуют темной пеленой, делая больно.

Он плетется к постели и падает на нее, сжимаясь в комочек под одеялом; тычется носом в джинову футболку, пытаясь уловить почти выветрившийся запах, и тяжело дышит. Хлипкая конструкция внутри него неожиданно идет трещинами и начинает постепенно разваливаться. Джун не продержался и недели. Но почему? Раньше его хватало на гораздо больше, а сейчас меньше, чем за сутки – все превращается в пыль.

Когда общежитие стихает и Намджун понимает, что скорее всего все готовятся ко сну или уже спят, тихо открывается дверь. Кто-то крадется и оттого Джун не может определить по звуку шагов кто это, но искренне ненавидит этого человека и хочет, чтобы он ушел, потому что глаза щиплют и он не уверен, что сможет быть скрытным и не выдаст себя.

– Наму, – кровать у него за спиной прогибается от чужого веса, а тяжесть чьего-то присутствия отступает. Это Джин. Просто Джин. – Я так и знал, что ты плачешь, – тяжело вздыхает и Джун чувствует как в темноте его щек наугад касаются теплые пальцы. – Ну ничего. Это нормально. Можешь плакать. Я тут, – аккуратно стирает его слезы.

Конечно, Намджун плакал перед Хосоком, Юнги, Чимином, Тэхеном, Чонгуком или тем же Сокджином, они слишком долго знают друг друга да и живут вместе, но он никогда не перед кем не плакал от чувства собственных ничтожности, ненужности и одиночества. Подобные состояния Ким встречал в гордом одиночестве и предавался собственной боли, сыпясь изнутри. Но сейчас... сейчас все по-другому. И почему-то плакать перед Джином из-за чего-то такого совсем не стыдно. Сейчас он аккуратно гладит его по голове, перебирая пряди и что-то иногда тихо шепча.

Намджун медленно поднимает руку и цепляет чужую, тянет ее к своему лицу, а после оставляет долгий поцелуй в центре ладони и трется о нее носом.

– Так нельзя. Отпусти. Пожалуйста, – мягко дергает пальцами.

Но Джун слышит в голосе сомнения и явное нежелание, отчего целует снова.

– Я сказал, что нельзя, – шепчет и с силой дергает кисть на себя. Намджун цепляется за нее, не выпуская, а Сокджин тянет сильнее и лидер сдается первым. Джун боится, что после подобного, тот просто встанет и уйдет, ведь он явно напортачил, но нет. Этого не происходит. Джин лишь тяжело выдыхает и продолжает гладить его по волосам. – Эх ты.

Сокджин даже не представляет, насколько вовремя он пришел. Еще немного и тот самый ужасный голос настиг бы Намджуна и снова начал гнать в пучину отчаяния, а сейчас его словно нет вовсе. Он просто исчез.

– Отдыхай, Наму, – пальцы особенно нежно гладят по виску и у Джуна мгновенно сами по себе исчезают слезы. Джин тут, он рядом, касается его и успокаивает – безопасность.

Утром Намджун проснется отдохнувшим и выспавшимся как никогда. Конечно, он немного расстроится, когда поймет, что Сокджина рядом нет, хоть и попытается сделать вид, что совсем не надеялся, что тот остался на ночь, но все же: ничего внутри не болит и не ноет, руины восстановлены в полноценную композицию и явно не собираются превращаться в прах, а где-то в сердце теплится огонек надежды.

Джин собрал его в одно целое всего за пару часов.