Джин трется щекой о широкое плечо, стараясь устроиться поудобнее. Его приобнимают за талию, поглаживая бок, что довольно приятно – ладонь теплая и греет кожу даже сквозь одежду.

– Ну как?

– Вполне, – Сокджин прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на ощущениях объятий и тепла.

Слышится тихое и явно недовольное хмыканье:

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, хен.

Ким закатывает глаза пока его веки опущены:

– Куки, все отлично. Расслабься. Ты слишко напряжен, – хлопает его по бедру. Иногда макнэ слишком въедлив. Тот неразборчиво бурчит и выдыхает, стараясь отпустить себя. Вроде получается. Его плечо сразу становится удобнее. – Вот. Сейчас вообще прекрасно, – улыбается, чуть приоткрыв глаза.

– Угу.

– А тебе? – Джин ставит подбородок на плечо и дышит прямо в щеку.

– Что мне? – рассеянно поглаживает чужой бок, глядя куда-то вперед.

– Тебе как?

– Приятно. Особенно если тебе лучше.

Сокджин тут же тушуется и снова укладывает голову на Чонгука, жмурясь. Неужели он настолько жалко выглядит?

С того случая Намджун очень сильно дистанцировался от Джина. Настолько, что это уж чересчур очевидно. Они теперь больше не меняются одеждой и чуть ли не игнорируют друг друга. Хосок нервничает, Чимин переживает, Тэхен бросает на них косые взгляды, Юнги отчаянно пытается делать вид, что ему все равно, Чонгук, очевидно, действует. Видимо ему надоело смотреть на кислую мину Джина, поэтому спустя почти две недели лицезрения грустного хена он молча взял его в охапку, притащил к себе в комнату, усадил на постель и поставил его перед фактом того, что они будут обниматься.

Странно, но это уже помогает.

– На самом деле, мне намного лучше, – обвивает торс Чона руками, притираясь ближе.

– Я очень рад, – в голосе скользит улыбка, а пальцы Гука вырисовывают окружности на ребрах старшего. – Особенно, если это правда.

– Правда, – тихо и благодарно шепчет и макнэ понимает, что ему не врут.

– Куки! Ты не мог бы... – Тэхен врывается в комнату без стука, как ураган, и замирает истуканом на пороге. – Ой. Простите, я помешал, – хватается за ручку двери.

Джин чуть отстраняетчя от уютного макнэ и тянет руку вперед:

– ТэТэ, иди сюда, – неловко ему улыбается. Он хочет. Ему так всего этого не хватало и не хватает до сих пор. Тепла, интимных касаний между ними, которые показывают, что они рядом и ценят друг друга, что они принимают все и даже больше внутри их маленькой семьи.

Тэхен улыбается как-то уж слишком радостно, тихо закрывает дверь и плюхается с другой стороны от Сокджина, прилипая к нему как банный лист:

– Хе-о-о-он, – трется щекой о его руку и улыбается. – От тебя сейчас так вкусно пахнет, – тычется носом ему в ключицы, сменив положение и неудобно извернувшись.

Джин тихо смеется:

– Это кондиционер. Я новый купил.

– Круто. А можно мне тоже? – неугомонный сегодня Тэ наконец устраивается поудобнее и замирает.

– Конечно, – он чувствует как рука Чонгука исчезает с его кожи и двигается за спиной выше. Тэ довольно выдыхает, когда чувствует пальцы макнэ на своем затылке. Сокджину становится неловко, но лишь на мгновение. Гук кладет свою голову поверх его и трется щекой о волосы, ероша их. Тэхен же почти впаивается в него.

– Шампунь тоже новый? – хмыкая, шепчет Чон.

– Я со вчерашнего вечера не мылся, – не сдерживает смешка.

Так хорошо. Так уютно. Тепло.

Его словно обхватывают огромные теплые облака, которые мягко погружают в свою нутро спокойствия, унося тревоги. Если закрыть глаза и дать сознанию на секунду померкнуть, то кажется, словно мир идеален и спокоен подобно озеру в полный штиль.

«Я так вас люблю... черт. Вы бы знали как», – у Джина почти щиплет в глазах от этой мысли и того, что он может все это потерять.

– Хен, – Гук шепчет едва слышно через какое-то время и Ким с трудом вырывается из неги умиротворения и открывает глаза.

– Что, Куки?

– Он уснул.

Сокджин прислушивается. Тэхен блаженно сопит ему в шею, опаляя ее горячим тихим дыханием, и, кажется, улыбаеься во сне. Но наверное ему только кажется.

– ТэТэ, малыш, давай уложим тебя,– Джин отстраняется и придерживает сонное тело за плечи, когда встает. Тэхен лишь прищуривает глаза, проснувшись.

– Я не малыш давно, – бурчит под нос.

– Знаю. Прости. Просто захотелось так тебя назвать, – улыбается ему и осторожно укладывает на постель, погладив по голове. Чонгук укрывает Тэ, поправив одеяло и подтолкнув его ему под ноги.

Тэхен издает недовольный звук и Чон обреченно выдыхает:

– Да ладно, ладно. Лягу я с тобой, – садится на край постели и гладит Кима по груди.

Сокджин делает шаг назад, собираясь уходить.

– Хен.

Голос Тэ заставляет его остановиться.

– Да?

– Подойди, пожалуйста, – Тэхен смотрит на него сонными, но полными нежности глазами, чуть приподняв уголки губ. Джин слушается. Его аккуратно берут за руку, а потом прижимаются горячей щекой к тыльной стороне ладони. – Я тебя люблю. Очень, – говорит едва различимо, снова начиная засыпать.

У Сокджина камень встает в горле:

– Я тоже тебя люблю, – аккуратно отнимает руку. Тэ глубоко дышит, полностью заснув. Наверное сегодняшние эфир и тренировка его совсем уморили.

– Ты в порядке? – вкрадчиво спрашивает Гук, глядя снизу вверх.

Джин уверенно кивает, улыбаясь ему:

– Да. Я пойду. Отдыхайте, – идет к двери, по пути выключая свет и слыша как макнэ шуршит одеялом, забираясь в постель к Тэхену. – Доброй ночи.

– И тебе, хен.

Сокджин тихо закрывает дверь, ненадолго замирая. Общежитие уже почти все спит. Стоит непривычная тишина. Только с кухни слышно кипящий чайник – Юнги заваривает ромашковый чай с медом.

Джин отмирает, слыша постукивание ложечки по кружке при размешивании из-за угла, и быстро идет к себе. Как только он остается один в своей комнате, то на шатающихся ногах плетется к постели и падает на нее мешком, сворачиваясь в калачик. Он не принял душ, не почистил зубы и не сделал вечерний уход за лицом. Но и пусть. Сейчас у него нет сил.

В груди горячо от нахлынувших чувств настолько, что аж холодно. Его словно распирает изнутри.

Он пускает пальцы в волосы и что-то лепечет заплетающимся языком:

– Я вас люблю. Я не хочу вас терять. Я не готов к этому. Я не хочу, – он понимает, что наволочка становится чуть влажной и ему стыдно за себя, потому что Сокджин понятия не имеет почему плачет. Наверное из-за того, что он правда их любит. Очень и очень сильно. И из-за того, что боится потерять. Но ведь все в порядке. Ребят у него никто не отнимает, никто не запрещает ему видеться с ними и не ограничивает их общение. Так почему ему так больно?

«Наши отношения могут все разрушить. Если мы будем вместе, то можем сломать то, что есть у нас сейчас. Если мы начнем встречаться, то пути назад не будет. Мы не сможем снова быть друзьями. У нас просто не получится. А что если... если и ребята нас не примут? Люди точно не примут. Они скажут, что мы отвратительны и ужасны, что мы ненормальны. Я не хочу подвергать их нападкам. Не из-за меня. Не из-за нас. Все в мире не могут быть понимающими. Мы не справимся. Я не справлюсь. Я не смогу. Один я не смогу. А если и ребята нас не примут, то я не выдержу. У меня не получится. У меня нет столько сил. Они важны для меня. Я люблю их и не хочу терять. Но ведь его. Его я тоже...»

Тихие слезы текут рекой, впитываясь в тонкую ткань до тех пор, пока Джина полностью не покидают силы. Он чувствует себя замерзшим, опустошенным и одиноким – почти несчастным.

– Все хорошо, – шепчет слипающимися губами, приподнимается и натягивает на себя одеяло, стараясь согреться.

После такого когнетивного диссонанса засыпает он довольно быстро, хоть и чувствует себя максимально некомфортно, отчего ворочается и тяжело дышит во сне, стараясь успокоиться и найти более приемлемое для измученного тела положение.

Так продолжается пару часов. Джин уже скорее дремлет, а не спит, отчего организм уже заранее ощущает себя уставшим. Неожиданное тепло и мягкая тяжесть, навалившаясь сверху, успокаивают. Становится легче. Ким наконец находит удобное место на постели, укладывается и шумно выдыхает. Тепло мягко касается его головы, принося спокойствие, и сознание наконец отключается, даря расслабление. Тело растекается по постели горячим желе, мышцы перестают ныть, внутреннее напряжение отпускает.

Остаток ночи проходит спокойно.

Утром Сокджин просыпается на час позже обычного, радуясь, что сегодня у них наконец выходной после изнурительного на работу месяца. С постели он себя стаскивает лишь спустя еще полчаса. За дверью комнаты слышно тихо шебуршанье чьих-то шагов в коридоре – видимо еще одна поздняя пташка. Он с наслаждением зевает и только стоя голыми ступнями на холодном полу понимает, что ночью его укрыли вторым одеялом. А точнее пледом. Таким большим, пушистым и одновременно с этим тяжелым.

«Так вот почему...» — думает, задумчиво смотря перед собой.

– А, – Джин издает неясный звук, замирая. На его столе лежит аккуратно сложенная кофта. Не его. Он с опаской подходит ближе и замечает белый уголочек листа, торчащий из-под нее.

«Прости. Неделя... или нет, две недели были тяжелые. Я немного не в себе. Не мерзни, пожалуйста, хен».

– Конечно, кто же еще, – он хмыкает, кладет записку на стол и прижимает стопочку к груди, низко опустив голову. – Наму... Хотя нет, – Ким разворачивает кофту, держа ее перед собой. – Мы уже не те. Ты другой. Я тоже. Ты больше не Наму. Я не могу так тебя называть, – приподнимает уголки губ в несмелой улыбке. – Джунни. Вот так.