Намджун откидывается на спинку кресла, покачиваясь, и возводит глаза к потолку, задумчиво перемешивая в голове воспоминания последних двух недель. С Джином все вроде встало на свои места (ну насколько это возможно), ребята немного расслабились, увидев, что у них все наладилось. Это хорошо. Должно быть хорошо.

«Но совсем не так», – он хмурится, когда ловит себя на этой мысли.

Джун хочет. Так сильно хочет обнять Сокджина. Прижать его к себе, поцеловать в скулу, зарыться носом в висок, а потом шею, провести кончиками пальцев по его спине, бокам, бедрам – впитать касание. Впитать его. Он так сильно хочет. Больше, чем чего-либо на свете. И он скорее всего помешался, что прекрасно понимает и за что корит себя каждую секунду свободного времени, которого у него теперь, благо, намного меньше. Намджун старается нагрузить себя работой, обязанностями лидера и своими хобби так, чтобы не думать. Он полюбил все делать в наушниках, чтобы не думать, и таскает с собой новый блокнот. Уже третий. Первый иссяк и покоится где-то глубоко в ящике, там, где никто не будет искать (по меньшей мере Джун надеется на это) и там, где он не будет бросаться в глаза. Второй оказался недостаточно толстым, совсем тонким, ведь он пытался заставить себя не писать – не вышло. Это как дневник, в который нужно писать каждый день, чтобы от него был смысл. И мысли о Джине утром, в обед, вечером, ночью – и есть его смысл. Третий блокнот толще и исписан на треть. Кажется, в нем даже появилось что-то похожее на лирику к будущей песне. Нужно только немного подправить текст, чтобы не было так очевидно, что это о Ким Сокджине и будет отлично. А можно оставить так, записать трек в одного и отправить к остальным готовым и бесполезным композициям, которые наверняка никогда и никто не увидит. Ну может быть Юнги.

Но все это бесполезно. Намджун все равно достает эти блокноты из ящика своего стола, переворачивая его вверх дном, и перечитывает. Особенно часто и трепетно самый первый, ведь он... ну первый. И его читал Джин. Да, не весь, но это не так важно. Он касался его: трогал переплет, листал страницы, въедался глазами в буквы и наверняка нервничал, пока осознавал все, что там написано. Он чувствовал. Чувствовал его, Джуна, словно он пробрался в сердце старшего подобно сорняк, проросший среди цветов, укрепившийся в клумбе и вскоре вытеснивший все прекрасное и оставивший лишь свою зеленую некрасоту.

Намджун – сорняк.

Он вреден. Он убивает. Он заменяет собой все то чудесное, что было у Сокджина в жизни.

Он все портит.

Точнее портит личную жизнь Джина. То, что должно быть неприкосновенно, несмотря ни на что – несмотря на годы дружбы и совместного проживания, несмотря на то, что они семья, несмотря на то, что он его лидер. Но Джун портит. И он не уверен, что сможет остановиться.

Черт, да он и не сможет!

Он попытался. Попытался выдрать себя с корнем. Сам. Но не вышло.

Он прекратил их обмен одеждой и что? Сорвался, не прошло и месяца. Еще и извинился, что так долго давал Сокджину жить нормально. Так, как должно быть.

Он, блять, извинился за то, что решил оставить его в покое!

– Сука, я так жалок, – бурчит и устало трет глаза, вдавливая их в череп до тех пор, пока перед глазами не начинают плясать звезды.

Намджун должен остановиться. Должен прекратить.

Но он не может. Просто не может. Его крыша съехала окончательно и бесповоротно и ему больно. Так чертовски сильно больно. Джун любит ребят и любит их всех. Всех тех, благодаря кому они сейчас здесь, на вершине мира, кто поддерживает их всегда и во всем, кто любит их и позволяет сиять как никогда. Они никто без них, простые люди. Он никто без них – пустое место. И Намджун, черт возьми, правда их всех любит. Так сильно. Так крепко. Да, он не знает всех и каждого в лицо, но правда любит и он так благодарен, так благодарен, что не может их подвести. Подвести тысячи, нет, миллионы людей! Он не может себе этого позволить. Он этого себе никогда и ни за что не простит. Не в этой жизни.

Ким Намджун, RM, как лидер, как личность, как человек – не может дать себе элементарного шанса на отношения. Простые отношения с тем, кто тебе симпатичен. На отношения с Джином – тем более. У него нет никакого права.

Но он так хочет.

Когда-то давно все было просто. Так легко и просто. Они не только начали, но и не были там, где они сейчас – примерно посередине. И тогда был он, его единственный раз с парнем – Дон Хэ Вон.

Он был трейни в то время еще в не особо большой компании. Все довольно прозаично: они столкнулись в коридоре, Хэвон проявил внимание и вежливость по отношению к старшему, они немного поговорили и Дон поделился мечтой однажды посмотреть, как работает тот, кто пишет музыку и тексты. Джун не знает чем и как он думал, но дал свой телефон и они начали переписываться. Часто и много. Они иногда втихую обедали вместе, прячась по углам ото всех, и даже гуляли. Джун думал это дружба. Правда, Ким верил, что это начало чего-то большого и хорошего.

Но и тогда он все испортил.

Когда они были на студии и Намджун показывал Хэвону свои работы и наброски, тот так улыбался и светился, был так счастлив, что он поцеловал его. Он. И хоть Хэ явно был в непонимании, но ответил, пуская пальцы ему в волосы.

Это было странно, сумбурно, но очень приятно.

Они начали встречаться втайне ото всех. Не знал никто, ведь это было, мягко говоря, запрещено. В конце концов со стороны Джуна мог появиться фаворитизм и он появился, но Хэвон во время остановил его, сказав, что во всем этом нет необходимости, что он справляется и вообще: «Если я вылечу из компании, то ничего страшного, правда. У меня вся жизнь впереди».

Теперь по углам они прятались не только ради совместного обеда. Прямо как он с Джином сейчас. Вот только их отношения еще имели и тот самый характер. Нет, секса не было, но что-то в духе прелюдий, растягивающихся на часы – да. Они оба были неопытны в отношениях с парнем, но, можно сказать, тренировались друг на друге. Хэ говорил, что у Намджуна отлично получается минет. Он смущался, но продолжал устраиваться между чужими ногами и опускаться перед парнем на колени. Взамен Джун буквально мог трахать чужую глотку...

Если честно, то ему нравились эти отношения. Это не была любовь или даже влюбленность, но Хэвон был хорошим и добрым, улыбчивым, а еще симпатичным. Но именно из-за своей доброты он не протянул и полтора года. Его почти выпнули, причем именно сами трейни. Намджун знал о том, что Хэ не принимают: сторонятся и шепчутся за его спиной, потому что он был достаточно красивым и способным в танцах, но ужасно пел. Его не трогали, что уже было хорошо, но он же не слепой и не глухой. Он все слышит, видит и понимает. Он решил уйти сам, потому что устал пытаться и бороться, устал от того, что разговоры с менеджерами ничего не дают и что от него отмахиваются преподаватели со словами «Все равно дебютируешь», намекая на его внешние данные. Его это бесило. Хэвон не хотел и не думал, что это будет так, когда шел в трейни, поэтому расторгнул контракт. Его, благо, даже особо не держали, ведь было море куда более способных и перспективных ребят.

Джун предлагал свою помощь, предлагал выдать их отношения (конечно, только дружескую их составляющую), но Хэ отказался:

– Хен, я ведь все еще учусь в университете. Специальность неплохая, мне в целом нравится. Я не пропаду.

Намджун и забыл об этом. Он ведь даже был на церемонии выпуска из старшей школы, хоть и всего полчаса и лишь махнул Хэвону издалека, но был.

Но Джун знал, чем грозит уход Хэ из компании. Их отношениям конец. Они это решили еще в самом начале.

Та ночь была последней. Намджун лежал вместе с Хэвоном на неудобном диване на студии. Они обнимались и осторожно касались лиц, плеч и груди друг друга, неловко улыбались, молчали. Всю ночь молчали. Ранним утром Хэ поцеловал его, коротко и осторожно, встал и вышел из студии, тихо прикрыв дверь. Джун не провожал его. Он укутался в плед и уснул.

В тот день Намджун ненадолго проскользнул в сторону танцевального зала, где репетировали трейни. На одного стало меньше.

С того дня их диалог застыл и ни разу не возобновлялся. Позже Джун и вовсе удалил чат. Но номер, номер он оставил.

И вот сейчас его палец кружил над знакомым контактом.

Дон Хэ Вон 1

Чимин как-то раз полез в его телефон и спросил почему рядом с именем стоит цифра. Намджун сказал, что просто опечатался. Но он не опечатался.

1 – первый, единственный.

Больше это не так.

Намджун нажимает на иконку и редактирует имя.

Дон Хэ Вон

Хочется позвонить.

Джун знает, что у Юнги был парень, хоть и в старшей школе и недолго. Знает, что у Хосока их было два: с первым отношения продлились пару месяцев, это было в преддебютную пору, а второй был вообще всего три года назад, пусть и всего четыре месяца. У Чонгука тоже, они расстались всего девять месяцев назад, а провстречались шесть. У Джина... У Джина их было три. В старшей школе (хотя там это скорее было в шутку), через год после дебюта буквально на месяц и через два с половиной года. Самые длительные отношения были последние – целых десять месяцев, почти год. Из них всех он продержался дольше всех. Намджун знает, что они очень редко виделись и переписывались не то, чтобы каждый день, но все же встречались. Он не помнит, когда конкретно все это узнал и при каких обстоятельствах. Возможно, в какой-то из дней, когда у них были посиделки и они делились историями о своих отношениях более подробно, чем обычно. Наверное, да. В один из таких дней. Но о Хэвоне. О нем не знает никто. Абсолютно. Черт, да даже его мама не в курсе, что он вообще когда-то встречался с парнем! Джун вообще не уверен расскажет ли он кому-нибудь когда-нибудь о Хэ или это так и останется тайной.

Он откидывается на спинку кресла, свесив руку с телефоном вниз.

Когда они разговаривали о бывших (и девушках, и парнях), то всегда подчеркивали, что после расставания ни за что на свете, даже на пороге смерти, с ними нельзя связываться – звонить тем более.

Однако Намджун очевидно идиот, потому что он поднимает руку вверх и нажимает на контакт Дон Хэ Вона.

Слышны грудки.

Один, два, три.

Четыре.

Пять.

Наверное он занят, надо сбросить...

– Слушаю.

Голос на том конце спокойный и глубокий, Джун слышит в нем привычные и знакомые нотки доброжелательности. А ведь прошло так много времени.

– Да, да, – он чуть ерзает в кресле, пытаясь сесть поудобнее. Прокашливается от волнения и чувствует себя ужасно неловко. – Здравствуйте. То есть привет. Привет, Хэвон-и, – Намджун не знает как к нему обращаться, но это обращение кажется правильным, знакомым. – Это...

– Джун-хен, – в интонации слышна улыбка. На сердце теплеет. – У меня остался твой номер.

– Ох, вау. Я удивлен, что твой номер вообще действителен, – он тихо смеется.

– Вообще у меня он не один. Тот, на который ты позвонил. В общем я им почти не пользуюсь.

– А зачем оставил?

Намджун почти видит, как мужчина на том конце жмет плечами, когда слышит:

– Мне кажется я знал, что однажды ты позвонишь.

У Джуна спирает дыхание:

– Вот как, – он переводит взгляд в пол. – Как ты? Как у тебя дела?

– Знаешь, все хорошо. Я закончил университет, нашел неплохую работу, позже перешел в компанию получше и потом встретил свою жену. Мы вместе уже три года. Через несколько лет планируем детей. У нас уже своя квартира, пусть и небольшая.

– Ничего себе. У тебя есть жена. Еще своя квартира. Это круто.

Хэвон смеется. Его смех стал более глубоким и низким, но он все такой же приятный. Разве что немного более уставший:

– И это мне говоришь ты?

– Да, да, ты прав. Прости, – Намджун улыбается этой мягкой подначке, запуская руку в волосы. Он к своим годам купил целых две квартиры. Себе и родителям. В своей он не живет, но она есть.

– Нет, что ты. Я только рад. Ты... ты добился того, чего хотел. Вы теперь, – неопределенно машет рукой и Джун этого не видит, конечно не видит, но он знает, что Хэ так сделал, – мегазвезды. Я рад за тебя. За вас. Знаешь, получилось, как в том анекдоте: нужно стать популярным, чтобы твое лицо было везде и все твои бывшие плевались ядом.

 Намджун задерживает дыхание, боясь издать лишний звук. Неужели Хэвон стал таким? Он правда зря позвонил?

– Но каждый раз, когда я слышу ваши песни на улице, в метро, в магазинах, вижу ваши лица на баннерах и экранах, вижу тебя – я счастлив. Потому что я искренне рад за тебя. Честно.

Его отпускает. Джуну даже стыдно за то, как облегченно звучит его голос:

– Спасибо.

– Да было бы за что.

– А ты сам? – задает волнующий его вопрос, чуть напрягаясь.

– Счастлив ли я? – он все еще понимает его с полуслова.

– Да.

– Да, хен. Я счастлив. У меня есть дом, семья, работа и хобби. Я побывал в нескольких странах мира и, пожалуй, сделал многое из того, что хотел. Немало еще впереди и я в предвкушении. Была куча плохого, но жизнь не состоит лишь из этого, – его тон такой умиротворенный и в тоже время уверенный, что Намджуну становится лучше. Он не осознавал, что до этого момента ему было плохо. – Ты, хен? Ты счастлив?

Этот вопрос застает его врасплох. Хочется соврать. Но нет. Не Хэвону. Не ему. Он должен знать правду.

– В целом да, но в моменте я не... – Джун не заслуживает сказать это. У него есть все, о чем обычные люди лишь мечтают. Он не имеет права этого говорить.

– Что такое? – голос Хэ сразу становится обеспокоенным.

– Проблемы. С отношениями.

– Тебе угрожают?

– Что? Нет. Что ты. Нет, конечно. Я не настолько глуп, да и компания не допустила бы, – он старается успокоить его и звучать мягко.

Мужчина на том конце расслабленно выдыхает:

– Ты меня напугал, хен.

– Прости, – он слишком часто извиняется за этот неловкий диалог.

– Тогда это он?

– Что? – Намджун тупо таращит глаза, не понимая.

– Кхм. Я не могу его так называть, но в общем Сокджин-сонбэ. Это он?  –  говорит осторожно, подбирая слова.

– Как ты?.. – сердце бешено колотится в горле, ладони почти мгновенно потеют.

– Брось, хен, – Хэвон хмыкает. – Ты всегда относился к нему по-особенному, правда. Это глупо, но ты никогда не замечал, что у нас с Джином-сонбэ есть общие черты? Не ручаюсь за характер, но за внешность. Даже моя жена как-то раз сказала, что есть что-то немного похожее. И нет, я не осуждаю или что-то в этом духе. Когда мы встречались, то ты встречался со мной. Именно со мной. Но у тебя явно есть... типаж? И Сокджин-сонбэ определенно идеальное его воплощение.

Намджун что. Уже тогда?

Он правда уже тогда Джина?..

Что?

Что?

– Хен? – Хэ звучит почти испугано.

– Я, то есть. Извини. Я просто. Не понимаю. Наверное, не понимаю, – Джун чуть паникует. Ну как чуть. Чуть-чуть сильно.

– А ничего не нужно понимать, хен. Нужно чувствовать.

Чувствовать.

– Что ты чувствуешь к Джину-сонбэ? Ты знаешь?

– Я не уверен, но думаю, что да.

– Это делает тебя счастливым?

– Да. Если он дает мне показать свои чувства, то да. Делает. Очень счастливым, – он поднимает руку к груди и стискивает футболку над сердцем.

«Хочу к Джину», – эта мысль до безумия простая, но она поражает его своими отчаяньем и мольбой.

– Тогда ты и сам знаешь, что делать, хен, – Хэвон говорит уверенно, но мягко. – Я понимаю всю меру твоей ответственности и как это будет тяжело, но, хен, хоть ты и достиг мечты, ты очень долго жил для других, а не только для себя. Возможно, пришло время быть лишь для себя и своих желаний? В конце концов это твоя жизнь, а не их.

Глаза горят, а в горле першит:

– Да, ты прав.

– Конечно прав, хен. Всегда прав.

Они молчат. Слышно их дыхания, чуть приглушенное динамиками. Мысли роятся в голове обоих тысячами пчел.

– Мне пора, хен, – Дон осторожно нарушает тишину.

– Да. Прости, что отнял твое время, – Намджун не хочет прощаться, но время пришло. На этот раз навсегда.

– Ты его не отнял. Я был рад поговорить с тобой.

– Я тоже. Береги себя, – Джун звучит проникновенно и просяще и ему самому немного неловко от этого.

– И ты себя, – Хэ чуть колеблется. – Хен?

– Да?

– Будь счастлив! – воодушевленно и искренне, так по-настоящему... А дальше гудки.

Намджун знает, что теперь номер Хэвона недействителен, ведь все эти годы он ждал одного его звонка и тот случился. Больше номер ему не нужен и Хэ его заблокирует.

Джун открывает список контактов. В последний раз смотрит на знакомые цифры, а потом удаляет их. После он также удаляет и сам звонок из списка исходящих. Теперь Дон Хэ Вон останется лишь в его воспоминаниях и сердце, наполненных теплотой и солнцем.

Он встает и начинает собираться. Ему пора домой. К ребятам и Джину.