Прошло не так много времени, прежде чем Микаса смогла подгадать удобный момент и заставить себя признаться во всём. Жан ещё давно говорил о том, что сегодня будет работать меньше обычного и вернётся пораньше. Микаса считала, что лучшего времени и быть не могло. Если бы он вернулся как обычно, или даже позже, то мог начать отговаривать её уходить в неизвестность по тёмным улицам ночного города, и может быть из-за слабости характера Микаса даже согласилась бы на это, даже несмотря на то, что Микасе-то уж точно нечего было бояться. Лишние препятствия были ей всё же ни к чему. Но кроме того, завтрашний день был рабочим, а значит, Жану не придётся провести выходные дни в одиночестве и с разбитым сердцем. Микаса понимала, что всё это какие-то мелочи, и что они нисколько не сгладят того удара, что она собиралась ему нанести, и всё же ей хотелось думать, что она сделала всё возможное, для того, чтобы пережить расставание было как можно проще.

Микаса немного лукавила, думая, что тяжело будет только Жану. Сама же подозревала, что и ей этот разговор дастся совсем не легко. Жан многое сделал для неё, он был поддержкой, защитой и опорой тогда, когда она нуждалась в этом больше всего. И вот так перечеркнуть это время вместе было невозможно. И всё же Микаса была настроена решительно.

Она, как и в любое другое утро, проводила Жана на работу, и, закрыв за ним дверь, тут же пообещала себе, что сегодня вечером расскажет ему всё как на духу. Понимала, что разговор будет тяжёлым для них обоих, но смотрела дальше слёз и обид — в то самое прекрасное будущее, которое рисовалось ей в мечтах. Там, где она рядом с любимым человеком. Она убеждала себя в том, что хотела бы того же. Если бы Жан или Леви были ей неверны, она хотела бы знать, и принимать решения лишь понимая полную картину. Только проблема была в том, что она была единственным неверным человеком здесь, и если снова ошибётся, то пути назад не будет. С Жаном нужно было закончить сегодня и забыть все трудности, как страшный сон.

Как только решение было принято, Микаса смогла выдохнуть. Дело оставалось за малым, нужно было только рассказать. И кроме того, оставались домашние дела, которые Микаса не хотела оставлять незавершёнными.

Она всё откладывала поход за продуктами, беспокойно прохаживаясь по дому, в поисках того, что бы такого могла сделать, только чтобы не выходить в духоту каменной улицы. Микаса поправляла шторы, постель, выстирала оставшиеся вещи, но дела стремительно убавлялись, а волнение накатывало лишь сильнее. С каждым часом она приближалась к тому моменту, когда Жан вернётся домой, когда ей придётся выполнить данное себе же обещание.

Беглый взгляд на часы дал понять, что стоило поторопиться. Стрелки перевалили за полдень, а ведь она собиралась приготовить ужин. И для этого, как ей не хотелось преть в тяжелом воздухе, нужно было отправиться за покупками.

Жара на улице стояла невероятная. В разгар лета в центре города камни тропинок и домов разогревались, не щадя тепла, что отражали в такой же горячий воздух. Солнце жарило, обжигая сиянием и без того разогретую кожу. Было душно и влажно. Где-то вдалеке виднелись быстро приближающиеся грозовые тучи. Они клубились и наползали на город, готовые вот-вот его поглотить, но до рынка было недалеко. Микаса, если поторопится, успеет вернуться домой ещё до дождя. День словно затих. Воздух стоял ровный, неподвижный. Наверняка хлынет настоящий ливень с грозой. Глухой раскат грома где-то вдалеке подтвердил догадку Микасы. Глядя на облака, она пыталась понять, сколько у неё есть времени. Но в тихой глуши замершего в ожидании города время ползло тягуче-медленно, и она решила, что его достаточно, для того, чтобы вернуться назад, не вымокнув до нитки. Всё равно сидеть на месте она больше просто не могла. Жан вернётся домой довольно скоро, и волнение заставляло её поторопиться.

Приятной эту прогулку назвать было трудно. Микаса мгновенно взмокла под палящими лучами солнца, несмотря на симпатичную шляпку, что пыталась защитить её от зноя. Платье неприятно липло к телу, путаясь в ногах и мешая ходить, но всё это только отвлекало её от ненужных мыслей, и она уже не была так недовольна погодой.

Микаса только и успела, что отдать несколько монет улыбчивому дедушке с овощами, как вдруг сверкнула молния, озарив площадь, и всё резко стемнело. Следом раскатистым воплем, будто над самой её головой, прокатился гром. В своих мыслях она даже не подметила того, как потускнели краски, и как воздух из тягучего превратился в совсем тонкую, недвижимую завесу.

Сначала на плечо упала одна крупная капля. Следом вторая. Одна за другой они покатились по оголённым плечам, приминая лёгкую шляпку на голове, и Микаса поспешила под крышу ближайшего кафе, успевая спрятаться прежде, чем успеет вымокнуть. Рядом уже толпились и другие застигнутые врасплох люди, но ливень с яркими всполохами молний, раскатистыми грохотаниями и резкими порывами ветра заставлял прохожих ютиться, где придётся.

Микаса сумела протолкнуться сквозь людей, забегая в кафе. Мельком глянув на настенные часы, она поняла, что к возвращению Жана приготовить чего-нибудь уже не успеет, но на душе была лишь лёгкость. Ничто не помешает ей выполнить задуманное, даже если объясняться придётся параллельно с готовкой.

С полчаса снаружи ревел ветер и гремели раскаты грома прежде чем отступить от города, оставляя за собой лишь приятное ощущение прохлады и запах дождя в воздухе. Микаса, не медля, поднялась, чувствуя лёгкость и приподнятое настроение. Мысль о том, что она вот-вот освободится, помогала ей лететь вперёд, не обращая внимание на грязные от воды улочки и забрызганные из луж ноги.

Прохладный ветер развевал её гладкие, блестящие волосы, выпущенные из-под совсем вымокшей шляпки, пока Микаса прогуливалась по бульвару. Спешить уже было ни к чему, всё равно опоздала, и Жан уже вероятно вернулся. Наверняка беспокоится из-за того, что Микаса оказалась не дома в такую непогоду.

На улице стало свежо. Дышалось легко, свободно. Жара резко спала после проливного дождя, и вокруг всё словно ожило, избавленное от полуденного зноя. Листва на деревьях будто зазеленела с новой силой, а яркие летние цветы очистились от пыли. Корзинка с покупками совершенно неудобно сидела в руке, и Микаса всё перекладывала её из одной ладони в другую, стремясь перехватить плетеную ручку так, чтобы она не врезалась в кожу.

До дома оставалось не так далеко, как вдруг, Микаса почувствовала, что ей нехорошо. В последнее время от нервов ей часто нездоровилось, но теперь ей стало по-настоящему плохо. Внутри будто всё свернулось, скрутилось, спазмами отдаваясь в горле. Желудок резко свело болью, тошнота подступала, и Микаса метнулась к сточному отводу реки, надеясь лишь только на то, что она успеет добежать. Берега не были вымощены. Мокрая трава заставляла туфли скользить и, подбегая к канаве, Микаса повязла в размытой грязи и упала на колени, прежде чем рвотные позывы скрутили желудок сильным спазмом. Она едва успела упереться руками в землю, чтобы не покатиться в канаву следом за её содержимым.

Микасу потрясывало мелкой дрожью. Ещё недавняя приятная прохлада обернулась ледяным холодом, и прежде чем Микаса успела подумать о том, что произошло, её вывернуло снова.

Закашлявшись, она привстала, отползая от зловонной канавы. В ужасе она тут же начала пересчитывать дни с того момента, когда в последний раз приходилось подкладывать дополнительный слой ткани в бельё, и с ужасом вдохнула от осознания — за всеми своими переживаниями она и не подумала о том, что задержка длится уже давно.

Микаса судорожно поднялась, оправляя подол вконец испачканного платья такими же грязными руками, пытаясь придумать, что ей делать теперь. Она глядела на свою испачканную одежду, на вылетевшие из корзины овощи, и ей представлялось, как точно так же рассыпается её идеальная жизнь. Словно грязь — это всё, что она может получить за свои проступки. Из канавы сильно несло отходами, и Микасе казалось, что она теперь пахнет так же мерзко, что она такая же грязная и отвратительная. Она носила под сердцем ребёнка, и сегодня же собиралась сказать его отцу, что уходит от него.

Микаса неловко обтёрла губы уцелевшей частью салфетки, что осталась в корзине, небрежно собрала замызганные овощи и медленно поплелась домой, с каждой секундой ускоряя шаг, представляя, как выглядит сейчас, и что позыв может снова повториться. Раскаты грома глухо звучали вдали, словно обвиняя её во всех грехах, и Микаса понимала, что мир даёт ей по заслугам.

На негнущихся ногах она добралась до дома, распахивая дверь, тут же встретив глазами Жана, зачем-то задержавшегося в прихожей. Он тут же подлетел к Микасе, и почти схватил её руками, но она резко отстранилась, пошатнувшись.

— Что случилось? Что с тобой? — спрашивал Жан, всё пытаясь за неё ухватиться, но к Микасе начали возвращаться силы, и она юркнула мимо него, не желая разговаривать. Сейчас она вообще не хотела кого-либо встречать в таком виде, даже мужа.

— Всё в порядке, я поскользнулась и упала, — севшим голосом заверила она, чтобы Жан не сильно волновался о ней, но он не умолкал, требовал рассказать, что случилось.

— Жан. Всё в порядке. Мне просто нужно в душ, — шепнула она снова, отчеканив каждое слово, но он будто бы не понимал, что кроме всего, что навалилось на её плечи, теперь она вдобавок чувствовала противный, кислый привкус рвоты во рту, чуяла несвежее дыхание, а поцарапанные, грязные колени саднили. Ей хотелось поскорее добраться до душа, и чтобы никто не касался её, хотя бы сейчас, чтобы она могла снова обдумать своё решение и придумать, что делать.

— Тебе нужна помощь?

Микаса взглянула на него молящим взглядом, словно говоря — да, да, Жан, нужна. Помоги мне. Скажи, что я должна сделать? Могу ли я быть с тобой по-настоящему честной, вылить всё, что на душе? Рассказать? Поймёшь ли ты меня? Сможешь ли простить за то, что я наделала? Сможешь ли ещё хоть когда-нибудь взглянуть на меня так же нежно, как сейчас? Я тону, Жан, тону… Я не…

— …в порядке, — невпопад повторила она, словно отвечая на собственные мысли. Она пыталась убедить себя в том, что, не случилось ничего страшного, ведь правда?

Жан всё же успел обхватить её за плечи — единственное, что осталось чистым, и теперь осторожно поглаживал её, будто проверяя, не врёт ли она.

Микаса слегка улыбнулась, обессилено снимая с себя его руки. Она попыталась. Но он не позволил этого сделать. Его обеспокоенность, этот страх в глазах заставляли её чувствовать себя в десятки, сотни раз хуже. Они мучили её и не давали наконец оторваться от него, оборвать все связи. Но в то же мгновение Микаса понимала, что с этим человеком она теперь связана гораздо крепче нежели простой брачной клятвой. Микаса не могла признаться ему в том, что боялась. Боялась себя. Того, что может ему сказать, боялась того, что теперь будет с её жизнью. Безрадостные краски хлынули на неё, и Микаса едва сдержалась, чтобы не заплакать при Жане.

— Дай мне отмыться и я всё расскажу, пожалуйста, пусти, — она сказала это так обессилено и жалобно, что Жану явно захотелось лишь крепче её обнять, наплевав на то, что она вся в грязных пятнах. Он ещё едва заметно сжал ладонями её плечи и отпустил. Микаса, не медля ни секунды, тут же прошагала вверх по лестнице, закрываясь в ванной комнате.

Снимать с себя вещи не было сил. Она прямо так, в платье, встала под горячие струи, смывая с рук грязь и полоская рот. Грязные разводы растекались по кафелю, платье стало тяжёлым, липло к коже, мешалось, и, в конце концов, Микаса выпуталась из него, бросив в угол мокрой тряпкой до тех пор, пока она не придёт в себя.

Едва только справившись с грязью на теле, она осела вниз. Горячие капли барабанили по макушке, пока Микаса пыталась руками закрыть лицо от воды. Слёзы душили, и оставалось только надеяться на то, что Жан и впрямь дал ей время наедине с собой и вода хорошо заглушает её всхлипы.

Микаса перестала считать время. В глубине теплилась маленькая надежда на то, что это всё же не беременность, но убеждать себя в обратном теперь было глупо. И тщетные попытки подумать, что ребенок мог бы быть от Леви также не увенчались успехом. Они были очень и очень осторожны. Очевидно, что если ещё тогда, в разведке, она не забеременела от него, то нечего было надеяться на это и сейчас. Микаса не знала, что ей делать дальше. Как может она прийти вечером к Леви и сообщить, что у неё будет ребёнок от мужа? Нет, расставаться с Жаном сегодня было нельзя. От мысли, что она может остаться совсем одна, если не подумает хорошенько, бросало в дрожь. С Леви она встретится позже. Он обязательно поможет ей, скажет, как поступить и что делать. Сама она не готова решать. Ей была нужна помощь, совет.

Поток слёз никак не желал останавливаться. Микаса чувствовала себя совершенно опустошённой и разбитой, и сидела, свернувшись на полу в ванной, пока не показалось, что от бесконечных рыданий просто задохнётся. Едва собравшись силами, она окатила лицо холодной водой, чтобы оно не выглядело таким же красным и опухшим, но пока не выстирала платье — не вышла из комнаты. Последнее, что ей было сейчас нужно, это расспросы Жана.

Губы ещё подрагивали, когда она вышла из ванной, заходя на кухню под обеспокоенные взгляды мужа. Но немного отдохнувшая и посвежевшая, она теперь готова была придумать ничего не значащую историю, чтобы успокоить Жана.

— Тебе нужно обратиться к врачу, если так сильно кружится голова, — он всё настаивал, а Микаса пыталась отмахнуться. Она-то понимала, что головная боль такого рода не пройдёт больше никогда. И всё же, чтобы не подвергаться его расспросам, кивнула.

— Я схожу, обязательно. Только не сегодня, ладно?

Микаса нервно теребила ткань домашнего платья, пока капли с её влажных волос оставляли на тонкой материи размытые следы. Всего одну вещь в этой жизни она сделала правильно — выбрала хорошего парня. Всего раз она, казалось, научилась на своих ошибках, и если ей и было суждено почувствовать себя любимой, то Жан делал для этого всё возможное. Он был хорошим человеком во всех отношениях. Просто замечательным. Самым лучшим, добрым, заботливым. Наконец-то она была с тем, кто по-настоящему любил её, кто пронёс это чувство сквозь года, глотая обиды и ничего не требуя от неё взамен. Ничего, кроме ответной любви. И Микаса старалась, очень старалась полюбить его, но время снова заставило её встретиться лицом к лицу со своей гадкой натурой. Теперь она понимала, что использовала Жана, чтобы не оставаться наедине с собой, и что это разобьет ему сердце.

Почему она не могла просто полюбить его? Её жизнь превратилась бы в сказку, если бы только она могла ответить ему взаимностью. Микаса старалась вызвать в сердце ответный трепет, но всё было тщетно. Она больше даже не пыталась заставить себя поверить в то, что Жан был ей по-настоящему дорог, теперь, когда понимала, как сильно любит другого.

Микаса думала рассказать ему обо всём сейчас, но так и не решилась. То, что в ней зарождалась новая жизнь, заставило её подождать ещё немного. Она могла бы просто уйти, ничего не рассказав Жану. Они могли бы уехать вместе с Леви, больше никогда не попасться ему на глаза, но Микаса боялась услышать новый отказ. Что Леви подумает, когда она, придя к нему с чемоданом вещей, принесёт с собой ещё и ребёнка? Страх охватывал её, мешая мыслить здраво, и она снова медлила, сидя в нерешительности.

Жан помог ей дойти до спальни, хоть Микаса и не нуждалась ни в какой помощи, и убедил её в том, чтобы сегодня она никуда не ходила и ничего не делала. Почувствовать такой прилив заботы и нежности о себе было приятно, но Микаса не разрешала себе наслаждаться этим. Понимала, что не заслуживает ни ласки, ни сострадания с его стороны, ведь она уже не раз предавала его всеми возможными способами, собиралась предать и теперь, даже в этот самый день, хоть и её планы были внезапно нарушены.

Её мутило весь остаток дня, и наведаться к Леви у неё так и не получилось. Становилось только хуже, и с кровати она и вовсе не вставала, не смотря на то, что так и не приготовила ужин. Вина и страх терзали её, заставляя всё больше и больше думать о том, что Леви наверняка сейчас ждёт её, а она так и не появится у него на пороге.

──────── • ✤ • ────────

Вскоре Микасе всё же пришлось обратиться к врачу. Жан настаивал на этом, и никакие отговорки не помогали ей убедить Жана в том, что с ней ничего страшного не происходит. Она боялась, что врач тут же поймёт, что она беременна и решит рассказать такую радостную новость мужу. Но в конце концов Микасе удалось уговорить Жана не идти вместе с ней, и вот она уже сидела в кабинете, пропитанном запахом лекарств, отделанном холодным грязно-голубым кафелем, с просвечивающими перегородками из простыней и жуткой атмосферой. Доктор, осмотрев её, лишь подтвердил очевидную догадку. Симптомы было трудно спутать с чем-нибудь ещё и, выходя из кабинета с поздравлениями врача, Микаса почувствовала себя так, словно из неё вынули душу, разрушив последнюю надежду на хороший исход.