Стоя вечером на пороге дома Леви, Микаса в нерешительности теребила концы платка, повязанного на шее. Она переминалась с ноги на ногу и никак не могла заставить себя постучать или нажать на кнопку звонка. Было страшно. Она не пришла к нему в назначенный день, и теперь не знала, как он отреагирует на неё, на её слова. Сердце глухо билось в груди, отдаваясь болезненной пульсацией в висках. С тяжёлым вздохом, Микаса нажала на звонок.

Леви быстро впустил её, недовольно оглядев. Он явно не был рад ей сейчас. Но если бы только она могла сообщить ему заранее, что не придёт, может он и не смотрел бы на неё сейчас таким взглядом. Она и сама не знала, почему не решилась позвонить. Может, боялась, что он начнёт задавать вопросы, а может просто не хотела разговаривать с ним в таком состоянии. В любом случае, ничего изменить было уже нельзя.

— Я неважно чувствовала себя в последние пару дней, — начала она, опуская глаза вниз и, видимо по тому, как она выглядела, по грустному виду, опущенным плечам и словно поломанной осанке, Леви что-то понял. Он мягко погладил её по плечу, оставляя на щеке лёгкий поцелуй, провёл в комнату и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но Микаса была быстрее.

— Я беременна, — выпалила она прежде, чем снова испугаться признаваться в этом, и теперь огромными глазами глядела в сторону капитана, ожидая его реакции. Он был явно удивлён. Его брови поползли вверх, но Леви тут же надел отстранённое выражение лица, с секунду помолчал и отвернулся. Он отошёл к окну, сложив руки на груди, и пару раз шумно вздохнул. Было непонятно, злился он, или просто думал, но Микаса напряглась, ожидая хоть какого-то ответа.

— Ясно.

Микаса всё ждала, что он добавит что-то ещё, продолжит говорить, но он всё так же выглядывал в окно, молчал, и не поворачивался к ней. Внутри поднялось неожиданное волнение, смешиваясь с досадой и негодованием.

— Это всё, что ты хочешь мне сказать? — резко спросила она, не выдерживая. Ей было страшно попасться ему на глаза все эти дни, а он так спокойно реагировал? После того, как она уже была готова вернуться к нему?

— А что я ещё должен сказать? — спросил Леви, поворачиваясь на неё. На его лице отразилось раздражение, и Микаса не могла понять, задел ли его вопрос, или же сама ситуация. Она не знала, что ещё предположить, что добавить, потому что всё, что она чувствовала сейчас — опустошение и стыд. Микаса ждала от него помощи, уверений, что он поможет ей справиться с этим, что он всё ещё хочет видеть её рядом с собой, но тут же понимала, что, если он всё ещё любит её, то эта новость причинила ему только боль.

Он отошёл от окна и резкой походкой прошёл в другую часть комнаты.

— Это точно? — Он ещё раз заглянул в её глаза, и Микаса снова испугалась. Он выглядел скорее раздосадованным, нежели злым, и всё же это выражение его лица настораживало.

— Точно.

Леви шумно выдохнул, пытаясь думать.

— Я имею в виду, он твой муж, и всё такое… — произнёс он, словно отвечая своим мыслям. Леви догадывался, что Микаса не могла отказывать Жану в близости всё это время, но осознавать это было труднее, чем он думал.

Микаса сжалась, чувствуя, как от напряжения начинает болезненно пульсировать висок. Леви и сам даже не предполагал, что ребёнок мог быть его.

— Поэтому ты не пришла? — наконец, спросил он, и Микаса с готовностью кивнула, только чтобы не прекращать разговора. Ей было нужно, чтобы Леви говорил, ведь ей было совсем нечего сказать.

Тишина тяжёлым грузом повисла в комнате. Леви просто стоял, обдумывая что-то, и Микаса почувствовала, как волнение берёт над ней верх. Ей вообще казалось, что не стоило даже затевать это разговор. Она могла бы ничего никому не рассказывать, и делать вид, что не знает о беременности, пока это не стало бы совсем очевидно. Но она пала достаточно низко, чтобы снова врать, особенно тому, кого так сильно любила. Собрав внутри остатки мужества, она всё же выдавила из себя вопрос, ради которого и пришла.

— Что мне делать, Леви?

Он резко повернулся на неё, метнув ещё один ледяной взгляд. Микаса будто перехватила его мысли, и ей казалось, что он вдруг понял, она ещё сомневается на его счёт и рассматривает варианты, вместо того, чтобы принять окончательное решение. От его взгляда стало не по себе, и она отвернулась, только чтобы не смотреть на него.

— Я не знаю, что тебе делать, Микаса, — произнёс Леви тоном, который совсем ей не понравился. Было заметно, что, если раньше он был потрясён новостями, то теперь он по-настоящему разозлился. — Мне кажется, тебе хоть раз в жизни нужно принять решение самой.

Микаса потрясённо взглянула на него. Она хотела помощи, простых ответов, но вместо этого получила лишь упрёк в голосе и ледяной взгляд. Если бы она могла принять решение самостоятельно, она бы так и сделала, разве это не было очевидно? Микаса хотела, чтобы он злился на неё, чтобы показал, что чувствует к ней, чтобы говорил, как любит её, несмотря на всё, но услышав его раздражённый голос стушевалась, ведь представляла этот разговор совсем не таким. От осознания, что она не получит желаемого, стало больно. Что ему стоило сказать, что он хочет, чтобы она осталась рядом? Ведь она с тем же успехом могла принять решение не в его пользу.

— Тебе всё равно? — скомкано поинтересовалась Микаса, надеясь, что вот сейчас-то он будет говорить с ней на чистоту, скажет, что ему важны её чувства, и что он готов поддержать, но лёд его голоса мгновенно осадил её.

— Знаешь, наверное, тебе стоило подумать о своей жизни, прежде чем прыгать из одной койки в другую.

Шокированная его словами, Микаса захлопала глазами, словно пыталась убедиться, что перед ней тот самый Леви, человек, который раньше был с ней так нежен и мил, кто помогал обработать раны после боя и рассказывал забавные истории, чтобы отвлечь её от волнения перед битвой.

— Что ты говоришь? Думаешь мне приятно такое от тебя слышать? — шикнула она. Леви буквально назвал её неверной женщиной, и ведь сам же пользовался тем, что она была готова ради него на измену. Он не имел права говорить ей это.

— Почему всё всегда крутится вокруг тебя? — Леви всплеснул руками, снова отворачиваясь. Он так злился, что даже не хотел смотреть на неё. — Думаешь мне приятно знать, что уходя от меня, ты возвращаешься к другому мужчине? Если ты так глупа, чтобы не понять, я скажу прямо — у меня тоже есть чувства.

Он снова замолчал, подбирая слова, слушая тишину, пока Микаса даже не пыталась как-то оправдать себя.

— Ты приходишь ко мне с такой новостью и просишь у меня совета? Что я должен ответить? Есть предел тому, что я могу терпеть и сколько ждать. Ты беременна от Жана. Чего ты хочешь от меня?

Микаса продолжала молчать. Она точно знала, чего хотела от него, но после всего, что он ей наговорил, она сильно засомневалась в том, что прийти сюда было хорошей идеей. Леви снова предавал её в самую трудную минуту. Было сложно это признать, но в чём-то он был прав. Она не умела учиться на собственных ошибках. Ведь если человек оттолкнул тебя однажды, то оттолкнёт снова, в тот самый момент, когда ты этого от него меньше всего ждёшь.

— Если тебе больше нечего сказать, то закончим на этом, — отчеканил Леви, бросая слова через плечо, тут же отворачиваясь к окну.

Микаса снова почувствовала себя юной разведчицей, которую отчитывают в кабинете за неосторожность на вылазке. Как и тогда, на кону стояла её жизнь, с одной лишь разницей — тогда ей могли навредить, она могла получить серьёзные ранения, или вовсе оказаться погребённой под толстым слоем земли, если бы кто-то вернул её тело внутрь стен и решил устроить похороны. Теперь же ей не грозила смерть. Но ощущение было таким, что грубость Леви разрушила в ней остатки надежды, и вместе с ней отмерла частичка её души. Та, которая ещё надеялась на понимание и любовь.

— Зачем ты вообще захотел вернуть меня? Ты просто ломаешь мне жизнь! — воскликнула Микаса, подскакивая с места. Всё, что она услышала сейчас — обвинения, и ни слова поддержки. И хуже всего было понимать, что Леви прав. Нужно было кончать с Жаном в тот самый миг, когда она легла к другому мужчине в постель, но из-за собственной слабости не смогла, и в том, что она теперь беременна, и что Леви так злился на неё, была лишь её вина.

Леви помолчал ещё немного, и уже гораздо спокойнее сказал:

— Действительно зачем…

Микаса ждала чего угодно, но не этого ответа. Леви вдруг обернулся и посмотрел на неё так, будто бы она вдруг стала пустым местом.

— Если ты не можешь решить что делать сама, вот тебе мой совет — убирайся, и можешь забыть обо мне так же, как забывала о Жане, пока спала со мной.

Микаса в ужасе отшатнулась, даже несмотря на то, что Леви был далеко, отступила на пару шагов, чувствуя, как желудок сводит судорогой. От обиды и злости хотелось расплакаться, но Микаса собрала остатки своей гордости, чтобы не лить слёзы при нём и не говорить ничего в ответ. С чувством полного опустошения, она вылетела из его дома, громко хлопнув дверью.

──────── • ✤ • ────────

Когда вечером Жан вернулся домой, то не мог не заметить, как взволнована и растеряна Микаса. Красные глаза подсказывали, что она совсем недавно плакала, и он, лишь скинув пиджак, тут же принялся расспрашивать её, в чём дело.

Микаса неловко поёжилась, понимая, что больше в её жизни выбора нет. Если она хочет сохранить остатки рассудка и не сойти сума от переполняющей её боли, то нужно наладить отношения с тем единственным, кто остался в её жизни. Всё же Жан до сих пор ничего не знает, и теперь Микаса была благодарна себе за то, что ничего ему не рассказала. Было даже страшно представить себе, что она теперь делала бы, если бы муж уже знал об измене.

— Я беременна, — сказала она уже второй раз за этот бесконечный день и вздрогнула, едва узнав свой осипший от слёз голос.

Жан потупился, несколько секунд раздумывая над её словами. Вдруг его лицо просияло, вытянулось в огромной улыбке, и он притянул Микасу к себе, не зная, что сказать и что сделать, чтобы выразить свою радость. Он обнял её за плечи, заглядывая в лицо, и Микаса едва могла выдержать его счастливый взгляд. Она опустила глаза, стыдясь их припухлости и красноты, и надеялась только на то, что Жан не станет спрашивать об этом сейчас, когда он может думать о чём-то более приятном.

— Ты серьёзно? — словно не веря переспросил он, и его голос едва дрогнул от волнения и переполняющего грудь счастья.

Микаса кивнула, подтверждая слова и, будто бы желая сильнее уверить его в этом, приложила руку к ещё совсем плоскому животу.

Жан схватился руками за голову, отворачиваясь, делая маленький круг по комнате, не веря своему счастью. Он и сам не ожидал, что будет так рад, и быстро опомнился о том, что сама Микаса ещё здесь, и её саму что-то ещё тревожило.

Жан схватил её за кисти и мягко потянул за собой, усаживая её в рядом стоящее кресло, тут же опускаясь перед ней на колени. Вмиг вся её резкость и недобрые настроения стали ему понятны — она носила под сердцем ребёнка и наверняка очень сильно переживала из-за этого.

— Я так счастлив это слышать, — говорил Жан, целуя её холодные, как ледышки, пальцы, стараясь согреть их в своих ладонях. — Почему же ты плакала, ты не рада?

— Нет, рада, — тут же поспешила заверить его Микаса, коря себя за то, что не смогла успокоиться раньше, и теперь всё равно придётся придумать для Жана отговорку. — Просто… как-то страшно.

Она нервно усмехнулась, понимая, что страх перед зарождающейся внутри жизнью был мелкой каплей в море её мук, и что главная причина её слёз совсем не в этом. Но сказать это Жану она теперь не могла. Она боялась того, что не сможет полюбить своего ребёнка точно так же, как не смогла полюбить его отца. Что всю жизнь будет недолюбливать его за то, что тот посмел появиться на свет и испортить ей жизнь, что каждый раз, оглядываясь на его черты, будет видеть в них отголоски Жана, вспоминать, что именно из-за этого ей пришлось снова вычеркнуть из жизни Леви, и что её дни теперь превратятся в сплошной кошмар. Ей было трудно лгать Жану о том, что она счастлива, и ещё сложнее было лгать себе. Если раньше у неё получалось убедить себя хотя бы в том, что испытывает к нему чувства, то теперь, зная, с чем сравнить, слишком хорошо понимала, что больше никогда не может испытать к мужчине таких сильных эмоций. Точно не к Жану.

Микаса смотрела на то, как он зацеловывает её руки, как бормочет что-то про имя, про детскую комнату и ещё о многих вещах, но до сознания долетали лишь мелкие обрывки фраз. Всё, что она сейчас могла — кивать и соглашаться с ним, чтобы только не приходилось лишний раз открывать рта и говорить хоть что-то. Собственная боль заполняла внутри всё пространство, не оставляя места для светлых чувств. Её прошлые мысли о том, что с появлением ребёнка что-то изменится, изменится обязательно в лучшую сторону, казались теперь чужими и глупыми. Всё становилось только хуже, и у неё оставалось совсем немного времени для того, чтобы собрать себя по кусочкам, восстановить хоть какой-то душевный покой и принять то, что её жизнь никогда не будет прежней.

Страх того, что она теперь навечно связана с Жаном обволакивал всё её существо, и Микаса даже не могла понять почему так боялась. Головой понимала, что вряд ли смогла бы найти отца лучше, чем Жан. Он был заботлив и учтив и на многое шёл ради семьи. И сейчас Микаса была уверена, что он никогда не предаст и будет отдавать всю свою любовь и заботу ей и их ребёнку.

Но чем больше Микаса думала об этом, тем тяжелее становилось на душе. Она не хотела ничего из этого. Всё, чего она так сильно желала — быть рядом с Леви. Эта мысль единственная в последние дни заставляла её почувствовать себя живой, настоящей, но теперь все её мечты растаяли, как снег под ярким апрельским солнцем, вынуждая её признать, что хорошо уже не будет, и нужно двигаться дальше.

Микаса не допускала даже мысли о том, чтобы попытаться заговорить с Леви снова. Если он был так разозлён на неё в первый раз, то ничего не изменится, если они снова встретятся. Леви ясно дал понять, что Микаса, которая всё ещё держалась за прошлую жизнь и тянула оттуда ребёнка, ему не нужна.

Теперь она понимала, как глупо было ввязываться в эту авантюру с самого начала. И её глупая любовь только усложнила всё. Ей нужно было перетерпеть, обуздать собственные чувства, эту мерзкую похоть, и не пытаться сблизиться с Леви. Расставаться во второй раз было не менее больно, чем в первый, и несмотря на то, что рядом оставался искренне любящий её человек, это нисколько не смягчало её душевных терзаний.

Тем хуже сейчас было слушать Жана, который с восторгом обрисовывал их будущую совместную жизнь и семью. Он прямо святился от счастья, и от его вида становилось тошно. И почему только судьба дарила ему радость за счёт её боли? Микаса не понимала, за что она вынуждена мириться со всеми невзгодами, и хотела поскорее лечь в постель, хотя бы постараться забыться крепким сном. Всё, чтобы этот ужасный день наконец подошёл к концу.

— Извини, Жан, мне так нездоровится в последнее время, я хочу прилечь. — Микаса выдавила из себя милую улыбку, мягко высвобождая свои руки из его, и начала было вставать, как Жан тут же подскочил вместе с ней, провожая её до комнаты.

— Хочешь, уедем с тобой куда-нибудь на выходные? Подальше от города. Я возьму отпуск, глядишь, на свежем воздухе тебе станет легче.

Микаса захотела тут же отказаться, представив, что ей придётся проводить с Жаном ещё больше времени, видеть его чаще, даже целыми днями теперь, когда ей этого меньше всего хотелось, но тут же одёрнула себя. Нужно было пообещать себе, что она наладит отношения с мужем настолько, насколько сможет. К тому же, если они уедут, то Микаса точно не встретит на улочках Леви, и не будет чувствовать себя такой сломленной. Возможно, пара недель вдали от дома и правда приведут её в чувства, стоило лишь уехать туда, где ничто не будет напоминать ей о капитане и том, как он жестоко отвернулся от неё.

— Я думаю, это неплохая идея, — улыбнулась Микаса. И, словно вспоминая что-то, вместо спальни отправилась на кухню, распахнула дверцы шкафа, вытащила оттуда красивую баночку и нервно швырнула её в мусорное ведро.

— Мне не понравился вкус, — сказала Микаса в ответ на удивлённое выражение лица Жана, и тот, кивнув, пообещал больше не покупать мятный чай.

──────── • ✤ • ────────

Леви обеспокоенно мерил шагами комнату, чувствуя, что от злобы и негодования просто взорвётся. Уже несколько дней подряд он размышлял о случившемся. Не злиться на Микасу он не мог. Понимал, что не должен, что она не виновата ни в чём, но не был готов признать неправым себя. Его злило собственное бессилие. Если бы он хоть немного раньше показал, что хочет быть с ней, может тогда бы этого и не случилось, и в этот день она уже была бы рядом. Но он наговорил ей всего, чего не должен был, и теперь не мог найти себе места.

Он сказал лишь правду, прямо, как и всегда, но чувство вины не отступало. Он сделал только хуже, а ведь спокойная, мирная жизнь рядом с ней была так близко.

Чем больше проходило времени, тем больнее становилось. Леви думал о том, что навсегда лишился её, наговорив столько мерзостей, и теперь не было никакого смысла надеяться на лучшее. И кроме того, она была беременна, и ему ещё придётся встречать её на улицах города.

Мысль о том, чтобы просто уехать отсюда, уже не казалась такой мальчишеской и глупой. Будет ли ему легко видеть её счастливой рядом с Жаном, когда у них появится ребёнок? Будет ли она действительно счастлива с ним?

Леви терзал себя сомнениями и пытался втолковать себе, что нужно было двигаться дальше. Он сказал ей всё, что было на уме, хотя мог придержать язык. Леви не был уверен в том, что нагрубил на эмоциях. Он был слишком рассудительным и спокойным для этого. И в тот момент просто не выдержал. Он понимал, что предал её однажды, что она не могла доверять ему полностью, как и раньше, но от того злость на то, что она всё равно примерялась, выбирала, с кем ей будет лучше, не становилась меньше, и лишь мысль об этом вызывала лишь отвращение. Леви никогда не думал, что Микаса может быть такой.

Оно и к лучшему, — размышлял он про себя, надеясь больше не пытаться вернуть её, несмотря на то, что он всё ещё испытал к ней чувства. Может, ей и впрямь будет лучше с отцом её ребёнка. А Леви не нужны дополнительные проблемы. Он достаточно намучился к своим годам, и если что-то не выходило теперь в отношениях — так тому и быть. Ему не хотелось снова впутываться в истории, и теперь уж он точно был уверен в том, что женщины лишь создают проблемы в его жизни. У него была его работа, друзья в Марлии, этого было уже достаточно.

Чем дольше он размышлял о случившемся, тем тяжелее становилась мысль о том, как ему придётся сталкиваться с этими двумя на прогулках. Микаса-то уж точно не забудет его так быстро, ведь даже после того, что он сделал в Марлии, она всё равно любила его.

Он сожалел о том, что снова оттолкнул её любовь, но повернуть время вспять было невозможно.

Однажды утром он решил, что на острове ему больше нечего делать. Наигрался в предпринимателя. Он продаст свой магазин за хорошие деньги, купит билет на корабль и испарится. Даже если Микаса и хватится его — он уже будет далеко за морем, и ей будет его уже не достать. Наверное, так будет лучше.

Его злило то, что даже после такого удара, он всё ещё пытался мысленно заботиться о ней. Подумать только — уже встречаясь с ним она продолжала спать с Жаном, будто бы ничего и не случилось. Леви не знал, как ей следовало поступить в такой ситуации, но был уверен в том, что забеременеть по неосторожности было просто невозможно. По крайней мере, такого не случилось за всё то время, что они были вместе. Значит, с Жаном у неё было не всё так плохо и натянуто, как ему хотелось верить. И всё же, бороться с чувствами другого человека не было сил.

Признаться себе в этом было трудно, но он тосковал по Микасе. По томным вечерам вместе, по редким встречам в перерывах, по старым воспоминаниям о проведённых вместе ночам в разведке. Леви понимал, что больше не будет ощущать аромат сена в сарае, где они прятались от дождя, не услышит её глупых рассказов ни о чём, не дотронется до бархатистой, нежной кожи и не ощутит на себе её тёплых, неловких и пугливых поцелуев.

Подписав кипу бумаг о будущей передаче магазина, когда найдётся покупатель, Леви всё же приобрёл билет на ближайший корабль. До него оставалась всего неделя, и он, занятый делами, не заметил, как она пролетела.

Чувства к Микасе не желали покидать его. Вина всё сильнее глодала его, и чем больше времени проходило, тем сильнее он хотел попробовать исправить то, что он наговорил. Понимал, что уже не представляет себе жизни без неё, и хотел, чтобы она была рядом.

За день до отправления на континент, Леви вернул свой билет. Понял, что не хочет, как последний трус, бежать от чувств и ответственности, которая могла лечь на его плечи. Было откровенно глупо оскорблять её и надеяться на то, что Микаса сможет его простить, но до тех пор, пока она не откажет ему словами, вместо того, чтобы в расстроенных чувствах хлопнуть дверью, он не станет исчезать. Леви знал, что она не вещь, которую можно было вечно передавать из рук в руки, но и не дать себе шанса хоть раз исправить свою ошибку он не мог. Если же Микаса окончательно решила быть с Жаном — он не станет мешать им и покинет город. Если же она хочет быть с ним, то чужой ребёнок станет не такой большой проблемой. Главным было то, что он уже не мог отказаться от неё.

Твёрдо решив попробовать всё наладить, Леви отправился прямиком к её дому. Он ни разу в нём не был, но провожал Микасу до дверей порой, когда они встречались. Ему было плевать на то, что в доме мог оказаться Жан. Ему нужно было поговорить с ней, расставить все точки над «и» и понять, действительно ли это конец.

Леви настойчиво постучал в дверь, ожидая ответа, но никто не спешил открывать. Он постучал ещё, затем нажал на звонок — ничего. За дверью не было слышно ни звука. Никакого намёка на движение, и Леви понял, что дома никого не было. Странно, ведь он знал, что Микаса почти никуда не выходила. Решил немного подождать, прогуляться немного — может та вышла на рынок или по каким другим делам, но, вернувшись обратно спустя каких-то полчаса, не застал никого в доме.

Он приходил снова, ещё пару раз. И каждый раз натыкался на закрытую дверь. Однажды даже позволил себе наглость заявиться вечером, когда, по словам Микасы, Жан уже возвращался домой. Но и вечером его ждал пустой дом с погашенным светом и открытыми шторами. Было очевидно, что здесь их больше нет.

Леви гадал, уехала ли Микаса навсегда, как и он полагал, потому что больше не сможет делить с ним улицы, или же исчезла лишь на пару дней? Узнать наверняка было нельзя, и Леви ничего не оставалось, кроме как дождаться хоть каких-то знаков. Она вернётся, или же дом выставят на продажу. В последнем Леви сомневался. Помнил, что Жан работал в правительстве, и вряд ли отказался бы от такой работы ради банальной прихоти. Только если Микаса и в самом деле не рассказала об их с Леви отношениях и не попросила его уехать.

Оставшись ни с чем, Леви снова с головой погрузился в работу.