Последние штрихи. Лёгкими, словно крылья мотылька, касаниями, визажист вбивал в кожу пигмент - тени на веки, помаду на губы, румяна на щёки. Сокджин отстранённо слушал, как юноша щебечет о красоте его лица и о ровности кожи, о дивном разрезе глаз и выразительном разлёте бровей.

— Добавите красного?

— Красного?

— Подчеркните мне веки красным цветом, — кивнул Джин.

— Я боюсь, так ваши глаза будут выглядеть более опухшими, как если бы вы плакали. Вы уверены, что хотите такого эффекта?

— Сделайте, можно потемнее, чтобы было заметно, — Сокджин усмехнулся и подмигнул. — Сможете?

— Да, конечно...

Визажист хоть и не понял причины просьбы, но всё равно повиновался. На кисточке появилась паста тёмно-красного цвета, и уверенными движениями юноша добавил цвета в образ.

— Готово.

Джин проверил, повернувшись к зеркалу и оценив вишнёвый цвет, дымкой опустившийся на его веки и заставивший его глаза пылать. На светлой коже, едва тронутой ягодным румянцем, они сияли. Изящный изгиб пухлых губ, с луком купидона, чуть тронутым блеском, скулы и лоб, обрамлённый тщательно уложенными волосами, сверкающие в ушах камни, венец, что ему опустили на голову, и свадебный костюм, простой и неброский, но подчёркивающий фигуру и сидящий, как влитой. Не было в эти минуты на земле омеги прекраснее. И пусть этот вид не совсем соответствовал образу жениха, чистого и невинного, каким он должен быть, Джин остался более чем удовлетворён.

За окном темнело, свадьба приближалась к своей праздничной части, а потому Джин должен выглядеть потрясающе, чтобы журналисты, присутствующие на мероприятии, донесли его фотографии до издательств и новостных сайтов, чтобы потом каждый восторгался юным женихом невероятной красоты, чтобы потом понеслось по свету имя компании, за наследника которой он вышел замуж.

— Пора идти, малыш, гости уже ждут, — поторопил его папа, касаясь запястья Джина. — Ты такой красивый у меня…

— Я знаю. Пойдём.

Хотя все документы уже были подписаны, а Джин на самом деле был атеистом, всё равно родители арендовали огромный зал и нашли священника, чтобы показательно обвенчать их. А затем должны были начаться светские встречи — вся их семья будет принимать поздравления со свадьбой, все будут желать им счастья, задавать вопросы, интересоваться, где будут жить молодожёны и когда планируют первенца. Джин чуть не закусил губу в предвкушении грядущего, радуясь, но потом вспомнил, что его губы накрашены. А затем, распахнув двери, нос к носу столкнулся с Намджуном. Они оба ойкнули и сделали шаг назад.

— Нельзя же на жениха до свадьбы смотреть! — пожурил его Сокджин.

— Но я не твой жених, — спокойно ответил Намджун, чуть улыбнувшись.

— И верно. Но однажды ты тоже увидишь подобную картину, — Джин склонил голову перед ним, а затем покрутился. — Как тебе? Красиво?

— Очень красиво, — нежно ответил Намджун. — Ты очень красивый.

— Джини, нам пора, — отец занервничал и принялся осторожно подталкивать омегу в плечо. — Намджун...

— Да, господин О?

Старший омега закусил губу, а затем выдавил:

— Постарайся, чтобы мой муж тебя не увидел.

— Я его пригласил, — спокойно отозвался Джин. — В комнате ожидания любой может зайти и поздравить меня.

— Но ты ещё не там!

— Какая разница? — отмахнулся Джин, быстро шагая по направлению к своему закутку, в котором он должен будет провести следующие минут сорок, прежде, чем пойти к алтарю. Это было красиво убранное помещение за полупрозрачной ширмой — там Джин должен был ждать, а в это время к нему должны будут заходить друзья, родственники и знакомые, чтобы пожелать счастья и сфотографироваться на память с прекрасным женихом. Звучало мило, но на самом деле ужасно утомило Джина, пока в последние десять минут не зашёл Намджун, просто заперев за собой полупрозрачную дверь.

— Что ты делаешь? — спросил омега. — Что люди подумают, увидев, что ты заперся тут с женихом?

— Я подумал, что ты, наверное, устал, — заметил Намджун, медленно приближаясь и садясь рядом с Джином.

— Я уже думал, что не увижу тебя больше сегодня, — омега сложил руки, обтянутые белым кружевом, на своих коленях. — Я действительно ужасно устал.

— Как тебе первый день замужем?

— Намджун, - насупился Джин. — Конечно, я счастлив. Этот день наконец-то настал, и всё закончилось. Думаю, пути обратно уже нет, хотя меня до сих пор немного потряхивает, смотри на мои руки, — он продемонстрировал мелко дрожащие пальцы. — Мы промотались по всем инстанциям с самого утра, как только подписали бумаги о браке. А теперь ещё и светский приём со священником, чтобы всё было как в кино. Думаю, мне нужно выпить для смелости…

— Не нужно. Всё будет хорошо, я рядом, и твои друзья тоже, — утешил его Намджун. — Ты будешь счастлив, Джини.

— Я знаю, Намджун. Который час?..

— У нас есть ещё около получаса, — альфа показал на гарнитуру в своём ухе. — Не беспокойся об этом, просто плыви по течению.

— Это не совсем то, просто... Я знаю, я не запутаюсь в собственном языке, я ведь будущий адвокат, по идее, — Джин нервно хихикнул. — Я боюсь того, что будет совсем потом.

— Что я могу для тебя сделать?

— Я не знаю. Я думаю, мне остаётся только смириться с этим чувством. Ох, нам пора. Если папа опять застукает нас вместе, он может и разозлиться, он, видишь ли, думает, что ты сорвёшь мне свадьбу и украдёшь меня на край света, — Джин широко улыбнулся. — Ускользни незаметно.

— Джин, — Намджун взял его за руку и коснулся губами кольца на безымянном пальце. — До скорой встречи.

— До скорой встречи.

Намджун оставил его, выйдя за дверь и так и исчезнув, словно его здесь и не было никогда, а через минуту отец Джина появился и сказал:

— Пора, родной...

Его глаза были на мокром месте, и он постоянно всхлипывал, но, когда Джин вышел, чтобы пойти в зал к алтарю, он уже привёл себя в порядок, промокнув глаза.

— Что-то я совсем расклеился, — пожаловался старший омега.

— А по чему ты плачешь? — спросил Джин. — По младшему сыну?

— ... Надеюсь, гости тебя не слишком утомили? — сипло поинтересовался отец, и на мгновение Джин пожалел, что был груб.

— Нет, папа.

— Мой сынок, сыночек, — омега перехватил его запястья нежно. — Мне так жаль… Прости меня. Прости. Прости…

— Почему ты извиняешься? — Джин немного опешил. Его отец-омега склонил голову вниз, снова всхлипнув.

— Я всё же твой отец, малыш. Я подарил тебе жизнь… И когда я двадцать лет назад гладил себя по круглому животику, и когда держал тебя после родов на руках, я думал, что буду защищать тебя во что бы то ни стало. Что же с нами случилось… я своими руками отдал тебя этому уродцу… и ничего уже не сделать.

— Пап.

Джин осторожно высвободил одну руку, ласково коснулся папиной щеки и глубоко вздохнул.

— Не надо плакать, пап. Отец может подумать, что ты не радуешься. Прости, что накричал на тебя. Не надо плакать.

— Джинни…

Отец вздохнул и прижал ладонь сына к своей щеке, закрыв глаза. Ещё секунду.

— Джинни, пожалуйста, если что-то пойдёт не так…

На мгновение Джина кольнула иголочка стыда за этот обман. За слёзы отца, за его волнения и переживания. Но он отмёл эти чувства - в ближайшее время решится всё. И будь что будет — потом всё зависит только от того, как его папа это воспримет. Джин знал, что родители любили его — это-то и было страшно.

— Папа, пора, — напомнил он.

Старший омега взял его за руку и ободряюще сжал.

— Держись, дитя, — сказал он напоследок. — Отец уже наверняка ждёт.

Уже через минуту через распахнувшиеся врата залы Джин вплыл, ведомый под руку своим отцом-альфой к алтарю. Это не было похоже на церковь, не было похоже на поляну, не было похоже на банкетный зал - скорее на огромный королевский дворец, в котором состоялся пышный приём, и каждый из гостей был как минимум бароном — все разряженные, горделивые, сплошь достойные люди и их не менее достойные отпрыски. Между ними терялись официанты, разносившие напитки, фотографы, которых нанял отец, и журналисты, прибывшие осветить событие. Джина подташнивало и потряхивало — он не мог не думать о том, сколько глаз на него смотрит, и о том, что за каждым из их обладателей скрываются неприятные тайны.

Но затем вдруг его взгляд упал на знакомое лицо. Чимин сидел на стуле, неотрывно провожая его взглядом, и так резво тряс коленом, что находящемуся рядом Юнги пришлось прижать ладонью его ногу, чтобы тот не загромыхал по столу и не опрокинул его — а омега даже не замечал порыва своего спутника уберечь его от травм. Эта картина вдруг так рассмешила Джина, что он широко улыбнулся Чимину, и тот замер, переставая трясти ногой и словно бы придя в себя, и его уши покраснели, как только он понял, что Юнги крепко сжал его колено. Альфа тоже растерялся и, извиняясь, неловко погладил его. Чимин снова обернулся на Джина и робко улыбнулся, сцепив руки в замок, словно молился, чтобы всё прошло хорошо.

Джин вспомнил, что он тут не один. Что бы ни произошло, тут множество его друзей. И Намджун, хотя и не здесь, тоже рядом, и даже если что-то пойдёт не так, Джин всегда может просто убежать.

Убежать, запрыгнуть в машину, и уехать, а потом купить билеты на самолёт и - привет, фьорды…

Джин шёл неспешно, торжественно, но внутри него бушевала буря: волнение сменялось радостью, радость сменялась воинственным гневом, гнев сменялся страхом, а страх — надеждой. Взгляд его приковался к жениху, ждущему у алтаря: Чольсу под сотнями взглядов и направленными на него объективами был само очарование, сама галантность, нежная улыбка царила на его лице, но глаза его, настороженные и сухие, были так же неподвижны, как он сам.

Наконец, омега дошёл до алтаря, и щелчки камер зазвучали чаще. Священник у алтаря соединил их руки - Джин даже не был уверен, настоящий ли этот священник или просто ряженый. А ведь он даже не католик и не протестант!

Священник начал приветствие:

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать бракосочетание молодых…

Джин, если честно, не слушал, что он говорил. Речь священника была ровной, громкой и речитативной, и смысл её ускользал. Благословляю, будьте счастливы в браке, храните верность — хаха, берегите друг друга и всё такое. Джин повернул голову к Чольсу. Альфа тоже смотрел на него, пока их руки были соединены, и губы его изогнулись в лёгкой улыбке, почти ухмылке, и брови чуть сдвинулись к переносице, выражая надменность. Сокджин зеркально повторил его усмешку, с чувством собственного превосходства стиснув руки своего жениха. Время тянулось, и хотелось сказать: «Ну можно уже побыстрее?!»

— И если кто-то против этого брака, то пусть сообщит об этом сейчас или же умолкнет навеки.

— Я против этого брака, — проговорил Сокджин, отпуская руки Чольсу.

— Согласен ли ты… что?

— Я против этого брака, — громче повторил омега, делая несколько шагов назад.

Повисла тишина, прерываемая только щёлканьев камер и несколькими удивлёнными вздохами.

— Сокджин, что ты творишь, вернись на место, — прошипел его отец, пытаясь схватить его за руку, но Джин легко увернулся и, подвинув священника, занял его место у микрофона.

— Подожди, папа, твоё время тоже впереди, — холодно произнёс он, наклоняясь чуть ближе к микрофону. Глубокий вдох и… слова вырвались из него грубо.

— Можно уже закончить этот фарс? К сожалению, мы уже расписались. Ноль из десяти, не советую, скучно, уныло, жених — полный мудак.

Он покрутил микрофон, пытаясь поднять его чуть-чуть повыше.

— Сначала я, конечно, был рад выйти за Пак Чольсу. А потом застукал его с другим за месяц до свадьбы. Вон с ним, Чимин, махни рукой, — Сокджин цыкнул, делая пальцем пистолетик, и Чимин повторил его жест, вытянув губы трубочкой. — И я узнал, что мой дражайший женишок любит засовывать свой стручок во всё подряд. Ох, как я был зол. Знаете, он даже не извинился, сказал, я сую нос не в своё дело. Я потребовал отменить свадьбу, но оказывается, у моих родителей и родителей Чольсу большие планы на меня.

Сокджин щёлкнул кнопкой, и из колонок послышался давний разговор. Самый первый. Ведь у кабинете родителей всегда стоят камеры, и ничего не стоило прийти и просто изъять запись.

— А какое мне дело до других людей? У них свои мечты, а у меня свои! Что ты мне сделаешь? Заставишь меня выйти замуж — убегу! Лишишь меня денег - к брату пойду! Привяжешь меня к Чольсу — я ни за что не лягу под него и не рожу от него детей! Убьёшь меня — убивай! Мне плевать! Хоть из семейного реестра выписывай - мне не нужна такая семья, я вас ненавижу, обоих, и не смирюсь ни за что!

— Убить не убью… просто выловлю, напою тебя чем покрепче, так что сам ноги раздвинешь перед кем угодно, а когда понесешь, запру дома, а затем, когда ты родишь, тебя признают невменяемым и запрут до конца твоих дней, и никогда не дадут увидеться с твоим ребёнком. Как тебе такая перспектива, Сокджин?..

Послышался коллективный вздох и шепотки. Вырезки из их диалогов продолжались, слышались голоса Сокджина, его родителей, Чольсу, господина Пака… Гул нарастал, из удивлённого превращаясь в возмущённый. Отец Сокджина бледнел и багровел, и снова бледнел, Чольсу замер, словно восковая статуя, затравленно бегая взглядом вокруг.

— А потом, как оказалось, - продолжил Сокджин чуть хрипловатым голосом. — Что мой возлюбленный будущий муж ещё и насильник, а мой дорогой отец своими руками отмазывали его от тюрьмы, да ещё и не один раз. Господа пострадавшие от этого выродка, попрошу вас встать. Всех этих людей угрозами заставили замолчать.

Несколько людей поднялись, затем ещё несколько, а потом ещё — этого было достаточно, чтобы сформировать небольшую, но группу. Они были бледными, нервничали, но стояли, глядя прямо перед собой и сжимая кулаки. Джин боялся, что кто-то позаботится о том, чтобы не пустить этих людей, но, видимо, отец не ожидал от него такого.

— Это не все. Несовершеннолетних здесь нет, — Сокджин выдохнул. — А один юноша после сексуального насилия наложил на себя руки. Старшеклассник, которого Чольсу заснял на видео в процессе и разослал по чатам. Его родители здесь также присутствуют.

— Замолчи! — Чольсу, наконец, пришёл в себя и, отправившись от шока, бросился на него, замахиваясь ладонью. Но Сокджин не спускал с него глаз и легко перехватил его руку, крепко стиснул его запястье своими пальцами. Люди повскакивали со своих мест, охрана в замешательстве встала в ступоре, не зная, что им делать, но, как только омега с силой отпихнул от себя своего мужа, они всё же решили его скрутить.

— Закрой свой рот! Сокджин! Если ты сейчас же не заткнёшься, грязная су…

— Как видите, — немного сбившись, продолжил Сокджин. — Чольсу любит применять силу. Это уже не в первый раз, когда он поднимает на меня руку, как и мой отец.

Чольсу, которого отвели в сторонку, ругался и брыкался, но Сокджин говорил в микрофон, поэтому не было никаких шансов его перекричать. Его тут же принялись снимать репортёры, а его родители, видя, что дело приняло дурной оборот, подбежали к нему, бледные, закрывая собой и пытаясь угомонить.

— Отец, что ты стоишь? Почему не затыкаешь меня затрещиной, как раньше? — спросил Сокджин, опершись руками на алтарь. Господин Ким стоял с окаменевшим лицом — определённо он не был уверен, что его сын пойдёт на подобное.

— Мой отец, владелец юридической фирмы, заявил мне, что изнасилования не существует, и это всего лишь термин, — проговорил Сокджин. — И Чольсу имеет полное право иметь меня, а так же кого бы то ни было, сколько ему будет угодно. Видимо, схема отмазывания преступника уже отработана. Но будет ли её удобно применять оттуда же, куда я собираюсь отправить моего дражайшего мужа? Собирайся, господин Ким.

Полиция появилась как по часам. Сокджин не был бы удивлён, если бы за дверью стоял Намджун, который сказал людям «фас».

— Ким Сокджин, ответьте на пару вопросов!

— Отец! Где ты?

— Моё платье! Смотрите, куда идёте!

— Пак Чольсу виновен в самоубийстве несовершеннолетнего?

— Господин Ким, как вы объясните выходку вашего сына?

— Это заговор, заговор!

— Свадьба состоится? Или будет развод?

— Что это значит для компании S.Park?

— Помогите!

— Ерунда какая-то, что за бред! У семьи Пак безупречная репутация!

— Кто вызвал полицию? Это уголовное дело?

— Кто эти так называемые изнасилованные? Почему об этом в первый раз слышно?

В зале воцарились крики и гул — кто-то задавал Сокджину вопросы, кто-то ругался и кричал, кто-то улюлюкал, кто-то плакал и смеялся, но Сокджин смотрел лишь на своего отца, что стоял, не двигаясь с места, пока к нему шли люди в форме.

— Что ты натворил, глупый мальчишка, — прошептал господин Ким. — Что ты наделал? Ты разрушил свою жизнь! Ты разрушил свою семью!

— О, — сказал Сокджин. Внутри что-то болезненно и восторженно кололо. — Так мои чувства всё-таки дорого обходятся, отец? Сколько же они всё-таки стоили?..

— Минсок, — в растерянности отец повернулся к мужу. — Минсок, скажи ему! Пусть он отзовёт обвинения!

— Это не только мои обвинения, — сквозь зубы проговорил Сокджин. — Это обвинения множества людей, которым вы причинили боль!

— Минсок, скажи ему! Одумайся, Сокджин!

— Ничего я не буду ему говорить! — закричал старший омега, резко отшатнувшись от мужа. — Да, может, это катастрофа! Может, всё уничтожено! Мне плевать, это мой ребёнок! Это мой ребёнок! — Минсок прильнул к Сокджину, трепетно прижимая его к своей груди. — А мы продали его, как сутенёры! Всё, что происходит, мы сами навлекли на свою голову! Это мой сын, я его не отдам, не отдам! Уходи, я знать тебя не знаю, Ким Ёнбом! Я видеть тебя не хочу! Мы опозорились, как родители, провалиться мне на этом месте! 

Он обхватил сына руками, осыпая его лицо поцелуями.

— Прости меня, Сокджини… будь счастлив! Я тебя люблю. Я тебя так сильно люблю, малыш. Ты прав. Может, и не во всём, может, я не знаю, но я виноват перед тобой. Моё дитя… С самого начала это всё было ошибкой!

Сокджин несколько оторопел. В суматохе вокруг, когда стулья попадали, снесённые суетящимися вокруг людьми, когда охранники смешались с полицейскими, выкрикивавшими обвинения, когда гости стали задержанными, а журналисты превратились в репортёров, он и сам словно сходил с ума и сначала не поверил, что это произошло. Но папино «это мой ребёнок!», отчаянное и тоскливое, рефреном стояло в ушах. Поставить семью на кон и потерять её — очень больно.

Сокджин обернул руки вокруг своего отца-омеги, стиснул, зарывшись носом к его плечо. Как хорошо, что хоть что-то удаётся спасти.

Банкетный зал теперь напоминал сцену из апокалипсиса, ураган, центром которого являлся Сокджин. Каждый стремился дотянуться до него, крикнуть, спросить, коснуться — но почему-то ни у кого не получалось, словно вокруг него было недосягаемое поле, пока он обнимался с папой.

— Сокджини, — Минсок заключил его лицо в свои ладони. — Не плачь.

Джин вдруг понял, что всё его спокойствие, которое он с таким трудом сохранял, давно превратилось в ничто — всё его лицо было мокрое от слёз.

— Всё будет хорошо, — пообещал папа. — Иди, он ведь ждёт тебя. Правда же?

— Пап, пойдём вместе, — взмолился омега. — Ты ведь не состоишь в компании, давай просто уедем. Я увезу тебя…

— Там мой муж, — старший омега кивнул на уводимого в компании сотрудников полиции альфу. — И я должен с ним разобраться. Дать показания в суде, если потребуется. И принять своё наказание, если таковое будет.

— Папа…

— Джини, я никогда тебя не брошу. Где бы я ни был, я всегда твой папа, и я обещаю, — Минсок провёл большим пальцем по его щеке, стирая слезы. — Я обещаю, что впредь я всегда буду на твоей стороне, Сокджини.

— Хотя бы проводи меня, — попросил омега.

— Хорошо, — отец приподнялся на цыпочки и коснулся губами лба сына. — Моя звёздочка. Ну что же ты за ребёнок.

Он покачал головой, сетуя, и повёл его прочь из помещения. Следом за ними потянулись и всё остальные — сначала друзья, потом журналисты, затем и следующие гости, не знающие, что им делать — идти или оставаться на месте. Брань и проклятия стали тише, как только задержанных посадили в машины, и Сокджин сказал только несколько пояснений на камеру, а потом они все вышли на улицу, под лучи заходящего солнца, и сразу груз словно рухнул с его плеч, ведь теперь он почувствовал, что всё закончилось. И он свободен.

— Что ты теперь хочешь делать? — спросил отец.

— Начну своё дело. Начну встречаться с парнем, которого люблю. Буду гулять с друзьями. Поменяю специальность в университете, — пожал плечами Сокджин. — Буду жить своей жизнью. А… и, конечно, разведусь.

— Ты молодец, — покачал головой омега. — Ох и оттаскал бы я тебя за уши, Сокджин. Как ты всё это будешь разгребать?..

— У меня есть тот, кто мне поможет, — Сокджин улыбнулся, смахивая слёзы с лица.

— Детка, Намджун простой секретарь, — покачал головой Минсок. — К тому же…

Неудобный вопрос отразился на его лице, но он так и не задал его.

— Папа, Намджун не простой секретарь. Он удивительный, он очень умный, он достойный и любящий человек, — вздохнул Сокджин. — И если ты беспокоишься о том, как я буду с ним расплачиваться, не думай об этом. Мы уже в рассчёте.

Он обернулся. Намджун подошёл к нему, и отгородил от журналистов, одним мощным движением руки словно создав барьер между ними и всеми остальными.

— Я хочу сказать ему пару слов, — попросил Минсок.

Они все двинулись к припаркованной машине, Намджун, сосредоточенный на том, чтобы не давать никому приблизиться к ним, и Сокджин, всё ещё нарядный и накрашенный, пусть и с поплывшим от слёз макияжем, улыбнулся альфе:

— Вот, я пришёл украдываться. Кради меня, пожалуйста.

Намджун легонько вздохнул, достал носовой платок и осторожно промокнул им лицо омеги.

— Как ты?..

— Чувствую себя не так, как в кино, — признался Джин. — Меня трясёт, и я не чувствую себя счастливым, но мне стало гораздо легче. Просто до странного грустно, но в то же время легко. Словно чего-то не хватает, но я избавился от тяжкого груза. Чего же мне не хватает, Намджун? Я так устал…

— Позаботься о нём, прошу, — тихо попросил Минсок и повернулся к сыну: — Джини, тебе нужно как следует поспать. Впереди ещё много дел. И когда всё закончится, ты станешь полностью свободен.

— Господин О, я буду честен, — сказал Намджун. — Я сделаю всё, что Сокджин мне скажет сделать. Это всё.

— Ты не должен быть таким старомодным, — смущённо пробормотал Джин, шлёпая его по плечу. — Я за равноправие…

— Мои чувства никак не противоречат принципам равноправия, — подумав, резюмировал Намджун, а затем добавил: — Я заказал такси для твоих друзей. Эти машины для них. Попрощайся с приглашёнными на свадьбу, и мы уедем.

Джин кивнул, кидаясь обратно к папе и обнимая его, а затем устремляясь к своим друзьям, которых он неожиданно обрёл. Все они не могли не плакать — кто от радости, кто от страха, кто от волнения, кто просто потому что все остальные тоже плакали. Чимин бросился к нему на шею, затем все остальные тоже полезли обниматься, и вместе они сплелись в один большой тискающийся клубок.

— Я и не думал, что однажды его кто-то так отчихвостит!

— Он теперь правда попадёт за решётку?

— Теперь-то он почувствует на себе, что такое страх!

— Надеюсь, всё ему воздастся!

— Господин Ким, спасибо тебе за всё…

Сокджин, расчувствовавшись, снова заплакал, шмыгая носом, а затем повстречался взглядом с пожилой четой.

— Господин Ким, - робко проговорили они, держа друг друга за руки так крепко, словно их кто-то собирался разлучить.

— Мне очень жаль, — шмыгнув носом, пробормотал Джин. — Этого всё равно… недостаточно. Я знаю… что недостаточно.

Ему отчаянно хотелось сказать что-то ещё, выразить всю боль, что появлялась на сердце при одном только взгляде на них, но слова умирали прямо на губах, потому что не было тех слов, чтобы описать его сожаление.

— Но это что-то, с чем уже можно жить, — измученно улыбнулся альфа. — Да, нашего сына уже не вернёшь… но жить, зная, что преступник гуляет на свободе, было невыносимо. Мы что-нибудь придумаем. У нас ещё есть время. Когда мы оправимся, мы ещё сможем найти того, кому подарить свою любовь… А вы обязательно разведитесь с этим негодяем. Это правильно, что вы не поступились ничем, чтобы справедливость восторжествовала. Это очень тяжело, идти против своей семьи. Но спасибо вам.

— Да, — на лице Сокджина промелькнула болезненная горечь. — Это правда тяжело…

Дальше они решили не говорить. Да и что говорить? Родители, потерявшие ребёнка, вряд ли когда-нибудь смогут пережить эту горечь полностью. Сокджин никогда не смог бы их понять, если бы только не пережил подобного — а он надеялся, что подобного с ним не произойдёт никогда. В груди только поднималась новая, но уже знакомая волна злости по отношению к Пак Чольсу и желание придушить его голыми руками и бить об стену… а затем пугающая слабость, заполняющая конечности.

— Я даже не надеялся на подобный исход, — Юнги напоследок пожал Джину руку. — Это отлично сработано. Что планируешь делать дальше?

— Если ты о компании, то я продам долю, которая перейдёт мне, — ответил Сокджин. — Что касается юридической конторы, я оставлю её на доверенного человека, пусть просто проведёт кадровую перестановку и почистит перышки. А с какой целью интересуешься?

— Ни с какой, - пожал плечами Юнги. — Я не журналист, не юрист и не делец, но было интересно, насколько далеко ты всё продумал.

— Юнги, — Чимин немного нервно схватил альфу за рукав, напоминая о том, что Сокджину пора. — Джинни, мы ведь ещё спишемся?

— Я не уезжаю навсегда, — обнадёжил его Джин. — Просто возьму небольшой перерыв. Мне ещё нужно разобраться со своим университетом, дел невпроворот.

— Я… — Чимин замялся. — В общем, я надеюсь, что побываю и на твоей настоящей свадьбе.

Джин опешил.

— Ну ты понял, - Чимин дёрнул бровями.

— А…

Омега не смог удержаться и обернулся на Намджуна, ощущая странное волнение в сердце. Нет, это ведь то… чего он всегда хотел? Ведь, если он будет встречаться с Намджуном, рано или поздно тот позовёт его замуж… по-настоящему.

Сокджин не чувствовал себя так с Чольсу. Он понимал, в каком он положении, он был словно куклой, которой играют более сильные люди, более могущественные люди, и всё, что он мог сделать — это попытаться быть счастливым там, где он был. Но теперь всё его существо переполняла неведомая доселе власть: власть делать то, что ему угодно. И в нужный момент сказать «да», если он того захочет. Он правда может не только быть рядом с Намджуном, он может жить с ним, встречаться с ним, заниматься любовью, растить детей, состариться вместе. Он может себе это позволить. Потому что они любят друг друга и оба желают это всем сердцем.

— Я, кажется, ещё не вполне осознал это всё, — пробормотал Сокджин, цепляясь пальцами за руки Чимина.

— Хён, послушай, что я тебе скажу, насладись им всем, — посоветовал Чимин. — И делай всё, что тебе нравится. Я тебе обещаю — это классно.

Сокджин почувствовал, как кровь прилила к щекам, ушам и шее, заставляя кожу полыхать — у него не осталось иллюзий, насчёт чего говорил Чимин.

— Хм, я полагаю… я знаю… — Джин всё больше и больше бормотал, чем говорил.

— Иди. До встречи, — Чимин в последний раз сжал его ладонь и отпустил, уже совершенно приклеиваясь к Юнги и позволяя ему приклеиваться к себе.

— До встречи, — выдохнул Джин и побежал обратно к Намджуну.

— Ты вер…

Джин не дал ему договорить и бросился на шею, обвивая его руками и утыкаясь носом в шею. Ему было жизненно необходимо, да, он хотел попрощаться с друзьями, пару слов сказать отцу, и ещё много чего, но ему казалось, что если сию же секунду его лёгкие не наполнит родной запах, его ноги подогнутся и больше не удержат его на этой земле.

— Намджун, — проскулил он, цепляясь за альфу. — Почему… почему я раньше не делал этого, почему мы были так далеко, я… у меня к тебе… я тебя так…

— И я тебя, — альфа стиснул его в объятиях, закрывая глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Неподалёку собрались журналисты — их фотографировали, но Джин знал, что если бы это чем-то им грозило, Намджун бы уже позаботился об этом. Пусть снимают, пусть разносят сплетни, ему было всё равно — он снёс всё до основания, он разрушил свою семью и чужую, отправил человека за решётку и сбежал с собственной свадьбы, это, кажется, тянет на повод…

— Я хочу уехать, — простонал омега, жадно заглядывая в лицо любимого. — Пожалуйста…

— Хочешь прокатиться с ветерком? — шепнул ему на ухо Намджун и деликатно коснулся губами мочки, украшенной серьгой — Джин тут же ослаб.

— Хочу…

— Прошу, — альфа галантно распахнул перед ним дверь, и, нажав на кнопку, продемонстрировал уезжающую назад крышу автомобиля. Джин, садясь, хихикнул:

— Крыша поехала!

И вдруг осознал, что в его руках всё ещё зажат истрёпанный порядком свадебный букет. Не оглядываясь и никого не предупреждая, Джин швырнул его назад — но, впрочем, этот букет никто и не стал ловить, только кто-то из омег, выражая свои мысли по поводу бракосочетания, пнул его ногой, разбивая его и усеивая всё вокруг розовыми цветами с холодным подтоном. Лепестки быстро вспорхнули вверх и осыпались дождём, провожая уезжающую машину благоухающим шлейфом; Джин поднялся на своём сиденье, высовываясь из кабриолета, встречая лицом поток воздуха, свежий, прохладный, сорвал с себя венец и вышвырнул его, содрал украшения и выкинул из машины, затем стащил сковывавший его костюм, оставаясь в одной лишь исподней майке и брюках и избавился от вышитого тяжёлого пиджака, выкинув его вслед за всем остальным.

А затем простёр руки вверх, к небу, и закричал что-то без слов, что-то на свободном, что-то на радостном и отчаянно грустном.

Намджун рядом, держа одной рукой руль, вторую протянул к нему, бережно и деликатно кладя ладонь на поясницу, тёплой тяжестью давая понять — он рядом. Вдруг от этого прикосновения обессилев, Сокджин рухнул на сиденье снова, растрёпанный от ветра, лицо в засохших слезах и остатках косметики. Машина остановилась на светофоре.

Растерянный, Джин оглянулся на Намджуна — тот тоже повернулся к нему, казалось бы, невозмутимый и спокойный, как всегда, но можно было увидеть, как любовь и счастье словно подсвечивают его глаза изнутри. Джин дал себе момент, чтобы как следует напоить свой взгляд этим зрелищем, запечатлевая в сердце каждую маленькую чёрточку милого образа. Подавленные долгие годы чувства вспыхнули с новой силой, и хлипкую заслонку снесло, словно цунами, от одного ласкового взгляда — как Намджун на него смотрел, как тянулся к нему рукой, как глубоко дышал, распахнув свои глаза и так же стараясь насытиться образом омеги, сидящего рядом.

Секунда, и Джин бросился к нему на шею, заставляя покачнуться, обвил руками шею и прильнул с поцелуем, не думая дважды. Намджун крепко сжал его в объятиях, склоняясь к его лицу, и закрыл глаза, отвечая на поцелуй; в груди расцвело что-то яркое, колючее, восторженное и удивлённое — так вот оно как, оказывается, бывает?.. Джин замычал, мелко подрагивая и тиская одежду на спине альфы, жадно впиваясь в мягкие, пухлые губы, до которых наконец дорвался, ему теперь можно, он теперь его…

Намджун с тихим чмоком ненадолго отстранился, нежно прижимаясь губами к уголку его рта, а затем снова поцеловал, глубже, обхватив ладонями его лицо и привлекая к себе, словно хотел получить всё, что ему причиталось за эти годы. Джин задыхался, но не от недостатка воздуха, ему хотелось ещё и ещё, чтобы альфа был ещё ближе, чтобы они стали единым целым, и только тогда он смог бы насытиться. У него внутри всё горело и плавилось от нежности и счастья, ему нравилось, как его держал Намджун, как его губы прижимались к губам омеги, как они делили дыхание на двоих, и как весь мир прекращал существовать.

Сзади донёсся автомобильный сигнал, но они всё равно ещё не сразу оторвались друг от друга. Тяжело дыша, Намджун прижался лбом к его лбу, закрыв глаза и поглаживая большими пальцами скулы Джина, словно пытался успокоить — его или себя. Джин тоже дышал, думая отстранённо о том, на что это похоже, и не находил сравнений.

— Я…

— Я люблю тебя, — шепнул ему Намджун и ещё раз поцеловал, коснулся губами щеки, виска, прижал к своей груди.

— А я — тебя люблю, — проскулил Джин, жмурясь и зарываясь носом в его плечо. Почему-то щипало глаза.

Они нашли в себе силы отстраниться друг от друга, когда их уже начали объезжать, и Намджун смущённо и взволнованно повёл машину дальше, одной рукой продолжая держать Джина, словно тот мог вдруг исчезнуть; омега, в свою очередь, вцепился в его локоть и не желал отпускать ни на секунду.

— Я соскучился, — простонал он. — Я так соскучился…

— Я тоже, — хрипло ответил альфа, стискивая руль так, что костяшки побелели.

— Ещё ничего не закончилось, — вздохнул Джин.

— Всем остальным я займусь для тебя, — пообещал Намджун. — Не волнуйся. Я в конце концов твой секретарь.

— Нет, не говори так. Никакой ты не мой секретарь, — возмутился Сокджин. — Это, конечно, очень секси, но прежде всего ты мой альфа.

— Твой альфа секси? — лукаво и мягко проговорил Намджун, ласково щипая Джина за ухо, и тот нежно рассмеялся.

— Да, очень…

На следующем перекрёстке Намджун накинул свой пиджак на его плечи и снова поцеловал.

— Мы будем целоваться на каждом светофоре? — ослабевшим голосом спросил Сокджин, заметив опасный огонёк в глазах альфы.

— А ты хочешь?

— Не уверен… это очень приятно, но мне кажется… — Джин хмыкнул и плотно сжал колени вместе. — Мне скоро этого будет недостаточно.

— Не торопись, — Намджун наградил его ещё одним поцелуем в висок.

— Куда мы едем?

— Для начала — домой.

Джин перебрал несколько вариантов «домой» и решил, что это дом Намджуна.

— Намджуни, а как же суд?.. Разве мне не обязательно там присутствовать?

— Нет, не обязательно, — ответил Намджун. — Я связался с кое-какими людьми, поэтому вне зависимости от того, насколько сильной будет их защита, тюрьмы и гигантских штрафов им не миновать.

— Намджун.

— М?

— Использовать свою власть так… это очень плохо, — омега, вздохнув, сложил руки на коленях. — И я надеюсь, что больше никогда, никогда этого не повторится.

— Другого я от тебя и не ожидал, любимый, — альфа поймал его руку и коснулся её губами. — Я обещаю, что больше не воспользуюсь этим.

— Что дальше?

— Дальше?.. Фьорды. Учёба, работа. Жизнь. Всё, как обычно, — Намджун усмехнулся и переплёл с ним пальцы. Джин улыбнулся.

— Звучит отлично.

Идиллия прервалась звонком телефона. Джин удивлённо посмотрел на экран — звонил Чольсу.

— Возьмёшь трубку? — от Намджуна не укрылось выражение лица Сокджина. Омега пожал плечами и всё-таки нажал на приём и поставил на громкую связь.

— Послушай сюда, ты, маленькая дрянь, — вместо приветствия прошипел Чольсу. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты чего добиваешься? Ты думаешь, меня так просто посадить? Да таких, как ты, у меня был миллион, строящих из себя хер знает что, думаешь, ты какой-то особенный? А, Ким Сокджин? Помяни моё слово, когда я доберусь до тебя, ты, нищий, грязный и оборванный, будешь ползать у меня в ногах, чтобы я тебя простил, а я до тебя доберусь, и твоего хахаля я тоже прихвачу, сожру с потрохами, ни косточки не оставлю! Спелся за моей спиной с ним, как же, я тебя насквозь вижу, и знаешь, кто ты? Продажная, лживая шлюха! Ты…

— Обидно, наверное, — перебил его Джин, улыбаясь. Чольсу, сбившийся с мысли, замолчал. Намджун протянул руку к телефону и поднёс его к себе:

— Привет от хахаля. Счастливого заключения.