Сколько времени уже прошло с момента, когда Меттатон перестал получать хоть какое-то удовольствие от своей же работы? Он не помнил. Казалось, дни, месяцы, часы, минуты и секунды слились в одно огромное число. Длинное такое и не имеющее конца.

Меттатон не заходил к себе в гримерную, чтобы забрать свои вещи, он просто пришел на порог к лаборатории Альфис. Она была удивлена, когда увидела его, — можно сказать, что поражена до глубины души — ведь он чуть ли не валился с ног, ничего не говорил и почти не заряжался. Альфис пыталась подбодрить его, разговаривать с ним, черт возьми, даже смотреть с ним аниме или его прошлые выпуски, которые крутили по телеку, но без толку. Меттатон лишь грустно улыбался и благодарил Альфис, после чего просил его не трогать, слишком многое навалилось на него. Альфис лишь поджимала губы и не трогала его, пока он сам не захочет с ней поговорить.

Меттатон все время думал о том разговоре на балконе. В голове вертелось столько вопросов, на которые не было ответов. Казалось, что-то теплое иногда грело грудь, когда Меттатон вспоминал время, проведенное с Сансом. Только это было не на долго, после становилось больно и пусто. Одиночество пожирало изнутри. Меттатону так хотелось снова выпить с Сансом или прогуляться по Сноудину, слушая его новые шутки, но осознание и тяжесть реальности тянула вниз. Его словно взяли и разбили. Вместе с ним разбили и надежды, что заставляли жить каждый божий день, чтобы дождаться новой встречи. Но надежды стали разбитой бутылкой с ядом, и жгучая зеленая жидкость разъедала все на своем пути, не оставляя место ничему новому.

Легче не становилось. Чувства не забывались, только обиды накапливались, словно снежный ком. Почему Санс не сказал раньше? Он же видел, как Меттатон заигрывал с ним, как смотрел на него и как вздыхал, так почему он не сказал раньше, что любит другую? Ведь тогда бы было все по-другому. Меттатон не успел бы по уши погрязнуть в болоте из влюбленности, что так колко обжигало.

Снежный ком становился больше, казалось, ему не было конца ровно до того момента, пока он не растаял. Эта была ночь, глубокая и темная, наверное, уже начиналось утро, а Меттатон так и не спал. Заряд батареи почти кончился. Его хватало на какие-то жалкие пол часа. Полчаса и он отключится, ровно до того момента, пока Альфис не зарядит его. Только Меттатону хотелось лежать без питания пару недель, а может и больше, лишь бы не чувствовать пустоту внутри, ведь она не собиралась останавливаться.

Меттатон лежал на кровати в одной из комнат. Он перевернулся на бок, не переставая думать. Рой глупых мыслей не оставлял в покое ни на минуту. Время в мрачной и холодной темноте текло медленно. Никогда еще полчаса не казались Меттатону такими долгими. Но когда он в очередной раз подумал о том, сколько времени уже прошло, то почувствовал, как энергии батареи осталось на считанные минуты. Легкая улыбка растянулась на лице Меттатона. Наконец-то он сможет полежать в тишине, подальше от своих чувств и мыслей, что толком поднадоели. Время пошло на считанные секунды, только вот резкий прилив энергии заставил Меттатона вздрогнуть, подорваться с кровати и сесть на кроват в удивлении. Альфис стояла рядом с кроватью. Она успела вставить шнур питания до отключения, будто поджидала момента.

— Не з-з-забывай себя ставить ночью на з-зарядку, Меттатон, — руки Альфис дрожали, правда она пыталась спрятать их; взгляд бегал по комнате и не задерживался долго на Меттатоне.

— А если я не хочу больше заряжаться?

— Ч-ч-что? — твердый и тихий голос Меттатона напугал Альфис еще больше. Он был сам не себя не похож.

— Ты не расслышала? Может быть мне громче повторить? — Меттатон чуть повысил голос, пока пальцы сжимали одеяло в кулаках.

— Н-но так н-нельзя, Меттатон, — Альфис нервно потирала руки, — Вместо т-того чтобы лежать в от-тключке лучше пог-говори со мной о т-том, что тебя т-тревожит.

— Да не хочу я разговаривать! — Меттатон выглядел, как бомба замедленного действия, время шло на секунды и до взрыва осталось не долго. — О чем мне разговаривать с тобой?! Да ты меня и не поймешь! Никогда не поймешь, ведь не тебе разбили сердце и не тебя тыкали носом в грязь, заставляя испытывать стыд за все, что ты сделал и сказал! Не ты винишь во всем себя! Ведь твоя драгоценная Андайн умеет сочувствовать и хоть немного думать о других!

Громкий голос Меттатона прозвучал, как выстрел в мирный день,

неожиданно и больно. Альфис смотрела и не знала, что делать, ведь Меттатон не

останавливался, он продолжал кричать, иногда замолкал, чтобы сделать глубокий вздох, ком из слез где-то в горле мешал. Голос снизился до шепота, а после вообще пропал. Голова Меттатона задралась вверх, слезы бриллиантами стекали по щекам.

— Меттатон, я…

— Уйди, — оборвал Меттатон на пол фразе Альфис, — Я не хочу тебя сейчас видеть.

— Как скажешь, — почти скрепя зубами, произнесла Альфис. Она молча развернулась, открыла дверь и застыла в проеме. — Но я все еще готова тебя выслушать.

Меттатон не видел, как Альфис обернулась на него, пока говорила все это, не видел слез и сопереживания в ее глазах, но он чувствовал, как его отпустило. Все-таки он сглупил, когда не доверился Альфис одной из самых своих близких подруг, что успела стать для него второй семьей.

Меттатон на следующее утро винил себя, что так ужасно сорвался на Альфис, он не хотел и не думал, что наговорит ей такого. Он боялся выходить из комнаты, ведь тогда ему пришлось бы встретиться с тяжелым взглядом Альфис, который он так не любил. Но Меттатон пересилил себя и стал выходить из комнаты.

В одну из бессонных ночей Меттатон нашел в себе силы прибраться в лаборатории. Альфис, как всегда, оставила за собой кучу мусора и хлама, который поленилась выбросить. Правда, на утро Меттатон не высунулся из своей комнаты.

И так продолжалось неделю, ровно до очередной бессонной ночи. Меттатон и глаза сомкнуть не мог и, чтобы хоть как-то себя занять, решил пойти и что-нибудь посмотреть в телевизоре, но каково было его удивление, когда он поднялся на второй этаж и обнаружил не спящую Альфис. Они молча посмотрели друг на друга.

— Тоже не спится? — Меттатон присел на диван рядом с Альфис.

— Да, — Альфис вернула взгляд на экран телевизора, — я выпила сегодня слишком много кофе.

Она щелкала каналы в поисках чего-нибудь интересного. Выбор Альфис остановился на бесконечном испанском сериале. Сейчас это было самое то, ведь испанского Альфис не понимала, а отвлечься на какую-то драму надо было. Испанская речь заполонила весь второй этаж, герои что-то кричали, казалось, они спорили или наоборот кричали о своей любви друг к другу, если честно, то было не важно. Внимание переключилось на что-то непонятное, но интересное.

— Спасибо, — прервала Альфис очередные испанские крики.

— За что?

— За то, что ты прибрался.

Меттатон повернул голову на Альфис. Она не смотрела на него, только на быстро мелькающие картинки в телевизоре. Яркий свет отражался в ее очках, и Меттатону показалось, что слезы застыли в ее глазах. Душа болезненно сжалось за нее. Меттатона накрыло необъяснимое желание обнять ее и просить прощение за все слова, которые он ей наговорил. Он еще долго молча смотрел на нее и не знал, что сделать.

Альфис забыла, что сидела с Меттатоном, и смотрела телевизор. Никогда ее друг не был таким тихим. Альфис вникла в сюжет испанской драмы настолько, что подпрыгнула от страха, когда почувствовала приятную тяжесть головы Меттатона на своих коленях. Тепло его тела переходило в самый настоящий жар.

— Прости меня, Альфи, — от тихого и хриплого голоса Меттатона, сердце Альфис облилось кровью.

— Ничего страшного, — Альфис аккуратно прикоснулась к угольным волосам, — я вс-с-се понимаю.

— Но я наговорил такого, чего ты не заслуживаешь слышать...

— Главное, что ты это понял. Ты же знаешь, что я приму тебя любым.

Пальцы Альфис аккуратно, нежно и ненавязчиво распутывали волосы Меттатона

— Конечно, знаю, — голос Меттатона надломился, и пара слезинок скатились по щекам вниз.

Они сидели на диване и долго молчали. Слова тогда были не нужны, но Меттатон все равно рассказал все то, что мучало эти недели. Он все говорил, говорил, говорил, а потом мог резко замолчать на минуту, что превращалась в вечность; слезы уже не жгли глаза, ведь все уже выплакано давным-давно. Пока Меттатон молчал и говорил, Альфис не проронила ни слова. Она молча гладила его по голове.

Так они и заснули на том диване перед телевизором. Приятная усталость после долгих ночей переживаний и сомнений пришла, как спасение, стирая все то, что сожгло надежды и мечты.