— Простите, господин Шестой, Сакура-сан сейчас в операционной.
— Всё в порядке, Мезуки-сан. Не могли бы вы передать ей это, когда она освободится?
С усталым вздохом Какаши передал увесистый конверт и пакет старшей медсестре дневной смены. Общаться с Сакурой становилось всё труднее: она так много работала, что у неё ни на что не оставалось времени.
Активное стремление его избегать тоже не очень-то спасало положение.
Не то чтобы Сакура не ходила к нему, она ходила. Заглядывала в его кабинет, как всегда, со всей своей красотой и изяществом. Улыбалась, будто ничего не произошло. Пару раз она даже задерживалась, чтобы пообедать вместе. Однако теперь всё было иначе. Её улыбка изменилась. Когда Сакура видела его, она улыбалась «улыбкой Какаши» — лишь одними глазами, но не совсем: эта улыбка заставляла её слегка прищуриться, чтобы казаться настоящей.
Какаши не верил в это ни на секунду.
Пару раз он даже сам тянулся к ней. Но когда он приходил в больницу, ему редко удавалось увидеть Сакуру, потому что она была или на осмотре, или на операции, или на совещании с персоналом больницы. А Харуно была таким человеком, который закроет дверь даже перед Хокаге, если сочтёт нужным.
Сегодня он испытал неконтролируемую потребность увидеться с ней. Сакура не приходила в течение недели, и он начал терять терпение, не в силах сосредоточиться на собственной работе. Поэтому Какаши сделал невероятное: купил еды и пошел искать её в больнице. Но всё закончилось тем, что он вернулся домой один с коробкой рамена, который есть уже совсем не хотелось.
Войдя в свою квартиру, он огляделся, чувствуя себя немного потерянным. Какаши оставил упаковку с едой на кухонном столе, и вместо этого выбрал бутылку. Он предпочёл ужину сакэ и стакан. Первый глоток на голодный желудок заставил его внутренности гореть, но он полагал, что заслужил это. Он сел на кровать, прислонившись спиной к изголовью, и посмотрел на тумбочку. Там были обычные вещи: два тома «Ича-ича», лампа для чтения и несколько рамок, одна из них — с изображением его отца, крепко прижимающего к себе свою жену. Какаши не помнил её. Однако его мать представляла собой великолепную яркую брюнетку, которая нежно держала на руках малыша Какаши и при этом широко улыбалась. Сакумо обнимал её за талию, а его подбородок лежал на её груди. Фотография излучала любовь, и от этого чувства тепло разливалось по всему телу.
На другой фотографии был запечатлён Минато. Его светлый, улыбающийся сенсей нависал над катастрофической троицей: его руки крепко лежали на головах Обито и Какаши, как будто для того, чтобы взъерошить им волосы или удержать их на месте. В то время как Рин сияла перед всеми, уравновешивая грозные взгляды мальчиков. Какаши всегда находил эту картину совершенно комичной: это было напоминанием о том, что жизнь часто проходит один замкнутый цикл за другим. Он регулярно думал об этом, глядя на третий кадр, на котором была изображена Седьмая команда. Та же позиция, те же чувства: он держал Наруто и Саске, чтобы они не набросились друг на друга. Два хмурых, сердитых лица, а между ними — яркая молодая улыбка. Солнце, вокруг которого они все вращались.
Когда все они успели отвернуться от этого солнца?
Какаши, очевидно, должен был многое искупить в отношении Сакуры. Он должен был искупить вину за то, что не уделял ей должного внимания, когда она была генином; за то, что прогнал её, когда чувство вины перед Саске поглотило всё его естество; за то, что до сих пор не был рядом с ней, когда вернулся Наруто. В свою защиту он считал, что, когда увидел, как далеко его ученица продвинулась под руководством Цунаде, Какаши действительно подумал, что его внимание перестало иметь какое-либо значение для Сакуры. В конечном счёте, это было плохим решением. Последнее, за что он должен был искупить свою вину, было достойно отдельного наказания: он причинил ей боль и оттолкнул её, когда всё, чего хотелось на самом деле, — это потерять себя в ней, и ему было жаль. Чертовски жаль.
Какаши вскоре осознал, что принимал её общение как должное. Он так привык к тому, что она находится в непосредственной близости от него: либо работает, либо ест, либо неудачно шутит (её каламбуры были так же плохи, как и его, если не хуже), либо просто разделяет с ним его молчание, которое говорит о многом. Теперь у него этого не осталось. У него не было ни её платонических чувств, ни какой-либо её формы.
Размышляя над своим поведением, он не мог не задуматься о своём парике Сукеа, висевшем рядом с пальто и шарфом. Приближалось Рождество, и он помнил, что сказал Сакуре, что он (вернее, Сукеа) вернется к праздникам, но, может быть, ему стоит убить эту личность раз и навсегда?
Или нет?
Он действительно должен. Но, кроме того, у него был план обойти деревню в образе Сукеа, повеселиться и, может быть, сделать что-то важное — например, раздать подарки детям в психиатрической клинике? Если бы он увидел и её, это было бы просто (в буквальном смысле) вишенкой на торте. А он нуждался в её присутствии больше, чем в воздухе, которым дышал в последнее время.
Был ли он слишком эгоистичен? Определённо да.
Имело ли для него хоть что-то значение, кроме неё? Отнюдь.
[Несколько дней спустя]
— Уже почти Рождество! Ты знаешь, что это значит?
Если бы Сакура была достаточно сосредоточена, она бы почувствовала чакру Ино ещё до того, как та без предупреждения ворвалась в её кабинет. Но, видимо, розововолосая совсем забыла, когда нужно прекращать работу, и поэтому задремала на своём столе. Проснулась она только тогда, когда Ино бросила ей в голову завёрнутое печенье.
— Сакура! Мы знаем, что ты умная, но мы не можем позволить этому твоему большому лбу стать еще больше, ясно? Поэтому ты и получила десятидневный отпуск на работе. Цунаде уже говорила, что если увидит тебя в этих стенах в течение следующих десяти дней, и это не будет экстренным случаем, ты окажешься здесь в качестве ее пациента?!
— Но…
— Ни слова. А теперь забирай свои вещи и вали домой, чтобы немного отдохнуть, пока не пришёл охранник… хотя он милашка, не возражаешь, если я просто?..
Карандаш по большой траектории вылетел из руки Сакуры прямо в голову Ино:
— Не смущай меня, Свинина.
Голос Цунаде прозвучал совсем близко к кабинету Сакуры, заставив её подпрыгнуть от неожиданности.
— Ино чертовски права, Сакура! — затем, чуть приоткрыв дверь, она добавила: — Тебе действительно нужен отдых, не упускай возможность. Увидимся на детском празднике, хорошо?
Хотя Цунаде наконец заслужила отставку и сбросила шляпу на голову Какаши, чтобы снова посвятить себя путешествиям с Шизуне, в деревню она возвращалась чаще, чем раньше. Быть Хокаге означало создать прочные связи: иметь товарищей по команде, коллег по работе, учеников — это тоже означало наличие отношений, которые она не могла отрицать. Поэтому, особенно в такие дни, она возвращалась, чтобы проверить, как идут дела в Конохе, и предоставить Сакуре дополнительную возможность отдыха, пока та не переутомилась до предела. Цунаде никогда бы не призналась, но для неё Сакура стала дочерью, которой у неё никогда не было. Иногда несносной и крикливой девочкой, которая беспечно носила своё сердце прямо в руках, обнажая перед всеми, но всё же.
Теперь, когда Цунаде подумала об этом, с таким характером Сакура действительно могла бы быть её дочерью…
В любом случае, девушка нуждалась в отдыхе, и Цунаде с радостью согласилась подменить её. Однако она позволила ей заняться праздником в психиатрической клинике, потому что, будем честны, Сакура любила детей и говорила об этом несколько месяцев кряду. Она назначила день, когда весь персонал и дети будут в сборе, чтобы закатить такой праздник, какого ещё не было прежде — любимая еда, множество подарков и всё в таком духе.
Вернувшись в кабинет, Сакура, под строгим взглядом Ино, сворачивала дела на ближайшие дни, а потом пошла поприветствовать всех на смене, и обе девушки удалились.
— И что теперь, Свинина? — спросила Сакура.
— Ты действительно забыла, что такое свободное время, да? — Ино вздохнула. — Ладно. Дело вот в чём: я приглашаю тебя на данго, чтобы отпраздновать твой выходной. Потом ты идешь прямо домой и будешь спать не менее 10 часов, а завтра пойдёшь со мной за покупками. И это не обсуждается, — добавила она, как только Сакура попыталась запротестовать.
Никто хотя бы частично вменяемый не стал бы возражать Яманаке, поэтому Сакура подчинилась подруге. После короткой прогулки они разбежались, и Сакура потащилась в душ, а потом сразу же в постель, где в кои-то веки спала без перерыва.
Освежившись после крепкого сна, она направилась в цветочный магазин семьи Яманака, где обнаружила необычное зрелище: Ино, стоявшая за прилавком, гордо улыбалась мужчине, который покупал цветы.
Знакомый мужчина.
— Сукеа-сан?!
Мужчина повернулся лицом к Сакуре и робко улыбнулся ей:
— Доброе утро, Сакура-сан!
Он быстро взял её маленькую руку в свою и поднёс к губам. Боковым зрением Сакура увидела Ино, тихонько хихикающую за спиной Сукеа. Она сделала мысленную пометку убить её позже, а затем повернулась обратно, чтобы взглянуть на Сукеа. Ощущение его губ на руке было, признаться, слишком приятным.
— С возвращением! Рада тебя видеть!
— Мне приятно это слышать, и я тоже рад тебя видеть. Что ты здесь делаешь?
— А… я просто пришла выбрать…
— … новый суккулент для её квартиры! Да, Сакура? — вмешалась Ино, не позволяя подруге сказать, что она пришла за ней. — Я сегодня немного занята, так что пришлю тебе его позже! Ваш заказ тоже, Сукеа-сан! — она подмигнула Сакуре и махнула рукой.
Озадаченная Сакура вышла из цветочного магазина с Сукеа за спиной. Он первым нарушил молчание:
— Я так понимаю, у тебя никаких планов на сегодня нет, Сакура-сан?
— Я… как ты…
Сукеа улыбнулся её выражению лица:
— Просто моя интуиция. Так что, может, присоединишься ко мне сегодня?
Сакура задумалась на пару секунд. Она была рядом с ним совсем недолго, но ей было приятно вспоминать их прошлые встречи.
— Было бы здорово, но только при одном условии.
— И каком же?
— Пожалуйста, зови меня Сакурой.
Для Сакуры первый день каникул сложился не так уж плохо. Она провела утро в уютной кофейне, поедая угощения и разговаривая о предстоящем празднике с детьми. Сукеа просто молча слушал, без конца улыбаясь, и потягивал свой кофе. Он не был таким сладкоежкой, как Сакура, но ему нравилось смотреть, как она с удовольствием кушает — он даже успел сделать несколько кадров, пока она не видела. Конечно, он показал их, и Сакура была в полном восторге, что послужило поводом для еще одного импровизированного урока фотографии.
«Если хочешь сделать хороший портретный кадр, то не нужно сообщать об этом модели. Люди склонны показывать своё истинное лицо, когда они думают, что за ними никто не наблюдает. Поэтому, если нужно передать искренние чувства человека — не позволяй ему позировать, иначе он станет скованным, — сказал ей Сукеа. — Нужно ловить улыбки людей, потому что им хочется улыбаться, а не потому, что ты попросила их это сделать…»
Сказать, что Сакура была очарована этим — не сказать ничего. Она очень хотела применить на практике всю полученную теорию, и он согласился. Сукеа пообещал, что скоро они так и сделают: прогуляются по рынку и сфотографируют проходящих мимо людей.
День прошёл в полной беззаботности: они неторопливо прогулялись по рынку, а затем вернулись за Ино. Пообедав с ней в Ичираку (они также пытались позвать Наруто, но, видимо, он был занят Хинатой), Сукеа проводил Сакуру до дома. Поскольку дни стали значительно короче, когда они добрались до Сакуры, уже стемнело, время было раннее. Впервые за долгие годы Сакура пожалела, что ей придётся остаться в одиночестве днём, поэтому она без колебаний пригласила его на чашку чая, которую он с благодарностью принял.
Дом Сакуры был таким, каким Сукеа его себе и представлял: безупречный и с ароматом лаванды. Интерьер казался скромным, но при этом обладал яркой индивидуальностью. В гостиной находилась огромная библиотека, в которой хранились как медицинские книги, так и несколько романов (он с гордостью заметил знакомый оранжевый переплёт), на стене висело множество фотографий — её, её родителей, её товарищей по команде, коллег и друзей. Самой большой из всех оказалась знакомая фотография Седьмой команды. Но у неё также было несколько рамок с пейзажами.
— Ты занималась фотографией? — спросил Сукеа, не скрывая похвалы в своем голосе.
— Да, практиковалась! Я покажу тебе, что у меня получилось, но сначала приготовлю чай!
Сакура прошла на кухню, и Сукеа последовал её примеру, прислонившись к дверной раме и наблюдая за тем, как она готовит то одно, то другое, двигаясь, словно в танце. Она казалась ему чем-то сказочным. Какаши так не хватало её грациозного присутствия все это время.
Когда она заполнила поднос чашками, он бездумно подошел к ней.
— Позволь помочь.
Его пальцы слегка коснулись её пальцев, и он вдруг почувствовал себя робким, словно школьник. Он взял чашку и аккуратно поставил её на кофейный столик, позволив Сакуре подать чай. Отпив глоток тёплого напитка, она подняла на него взгляд, не говоря ни слова.
— Сакура, знаешь чего бы я хотел?
Она ничего не ответила, просто продолжила смотреть на него, тем самым призывая продолжать. Что он и сделал.
— Я бы хотел лучше узнать тебя. Ты такая интригующая, и я не могу не задаться вопросом, какая ты на самом деле. Поэтому мне хотелось бы пригласить тебя на свидание, если, конечно, ты согласишься.
Вихрь эмоций, бушевавший в голове Сакуры, не мог остаться незамеченным. Но, прежде чем она успела открыть рот для ответа, он продолжил:
— Я знаю, ты можешь быть не заинтересована, и если нет, то это не проблема. Однако я решил рискнуть. Просто, пожалуйста, будь со мной откровенна.
— Что ж, ты засуживаешь правды. Хорошо. Я тоже заинтересована в тебе, и очень давно не чувствовала себя так уютно ни с кем другим. Но я всё ещё пытаюсь забыть кое-кого. Того, с кем у меня никогда ничего не было. Я действительно хочу согласиться на свидание, потому что мне хорошо с тобой, но ты обязан это знать, потому что иначе было бы просто бесчестно.
На мгновение Какаши показалось, что он должен избавиться от парика и рассказать всё. Но он не стал этого делать. Он не смог бы передать свои чувства как её бывший наставник, в то время как в роли Сукеа он чувствовал себя абсолютно раскрепощённо.
Может, отсутствие маски помогало больше, чем её наличие?
В тот момент это не имело значения. Он протянул руку вперёд, взял её чашку и поставил на стол вместе со своей. Его голос был довольно неуверенным, но взгляд неотрывно следил за движениями.
— Я всего лишь хотел бы как можно дольше наслаждаться твоим светом. У меня нет желания привязать тебя к себе. — Он был уверен, что услышал небольшой вздох, прежде чем она ответила.
— Думаю… такое меня устраивает…
Была ли Сакура первой, кто наклонился вперёд? Или это сделал он? Какаши не мог сказать наверняка. Но важно было то, что расстояние между ними становилось всё меньше, и меньше, и меньше. Он протянул руку, чтобы убрать прядь волос за ухо, и Сакура прильнула к его руке, идеально вписалась мягкой щекой в его теплую ладонь. Он прижался к ней ещё ближе, и его губы коснулись её виска.
— Завтра, — прошептал он.
— Подожди… — всё рациональное мышление уже покинуло Сакуру. — Завтра у нас детский праздник в клинике. Придёшь?
Сукеа улыбнулся ей, и Сакура почувствовала, как по её коже пробежали мурашки (в очень хорошем смысле).
— Возможно. Однако я всё ещё хочу именно свидания… — он провел губами по её щеке, и её глаза закрылись.
— Ммм… Отлично.
— Правда? — его губы остановились на уголке её губ, словно ожидая встречных действий. Совершенно любых.
Вместо ответа она слегка наклонила голову, позволяя их губам встретиться. Губы Сакуры были такими мягкими и тёплыми; его же казались более твёрдыми, чем на первый взгляд. Их поцелуй был совершенно невинным, но он пробудил бабочек внутри Сакуры. Сукеа немного задержался, касаясь губами её рта, потом откинулся назад, немного задыхаясь.
— Наверное, мне пора идти… Но мы увидимся завтра. Обещаю.
Сакура почувствовала желание попросить его остаться, но её разум снова начал работать, поэтому она без слов кивнула и приняла его руку, чтобы он помог ей подняться на ноги. Как только она встала, Сукеа притянул её к себе. Обхватив руками её стройную фигуру, он прильнул к ней и зарылся лицом в волосы девушки, вдыхая исходящий от них аромат лаванды и ванили. Пробормотав слова благодарности в её волосы, он неохотно отстранился и пошел к двери.
Только когда он покинул её, Сакура заметила, что рядом с дверью стоят два предмета: первый — горшок с суккулентом и записка: «Позвони мне как можно скорее, Лобастая», а второй — красивый букет в коробке, с маленькой открыткой, на которой были только инициалы: «S.» и маленький рисунок, похожий на фотоаппарат.
Сакура вспомнила уроки композиции букетов, которые проходили все куноичи в академии, изучая различные значения цветов. Ей это не нравилось, но тем не менее она хорошо справлялась. Она взяла букет и с опаской посмотрела на него: розы лавандового цвета, усеянные тут и там незабудками, что означало: «Я очарован тобой. Пожалуйста, не забывайте обо мне».
Она облегчённо вздохнула, чувствуя себя более расслабленной. Взяла в руки суккулент и закрыла за собой дверь. Наверное, она позвонит Ино, и та ворвется в дом одним махом, чтобы узнать все сочные подробности. Но сначала Сакуре хотелось принять тёплый душ и как следует обдумать этот день.